Перчатка Соломона

– На протяжении всей жизни Соломона перчатка была на его руке. Когда же он почувствовал, что час его скоро настанет, он спрятал ее в таком месте, где ни один человек, с добрыми или же с дурными намерениями, не сумел бы найти ее… Легенда передавалась из уст в уста, пока не превратилась в сказку, и после была благополучно забыта, погребена под гнетом новых, куда как более реалистичных историй, – мужчина вновь замолчал, затем продолжил уже гораздо тише, – Вот только Перчатка существует, Кевин. И найти ее возможно, место ее пребывания известно… Не общедоступно, конечно, но если задаться целью, если проштудировать множество старинных манускриптов и рукописей, как это сделал я, то узнать, где она находится, можно. Если, конечно, она еще не исчезла…

– Стоп! – Хилхэнд, и без того несколько растерянный после рассказа Галейна, резко поднялся на ноги. Последние слова собеседника напоминали откровенный бред и молодой человек, как врач, не мог не забеспокоиться о состоянии его здоровья.

Когда узкая ладонь осторожно коснулась его лба, проверяя, нет ли жара, Пол негодующе нахмурился и, оттолкнув руку нового приятеля, сам вскочил на ноги. Далось ему это на удивление легко, что определенно свидетельствовало о довольно неплохом самочувствии, но Кевин все же заволновался.

– С ума сошел? Сядь…

– Сам сядь! – Галейн, скорость потери терпения которого возрастала прямо пропорционально возвращению здоровья, раздраженно упер одну руку в бок, – Я рассказал тебе все это, как другу, как единственному человеку, которому я могу доверять! А ты считаешь, что я спятил, что у меня жар, не так ли?

– Я не понимаю, зачем ты рассказал мне это, не могу понять, зачем ты искал это и куда оно могло пропасть! – фельдшер, видя, что состояние здоровья его личного пациента определенно не должно вызывать опасений, осторожно опустился обратно на стул, подавая тем самым позитивный пример ему, – Если бы ты объяснил…

– Это сделать я и пытаюсь! – рыкнул его собеседник и, выдохнув, присел на край собственной кровати, – По легенде, Перчатка исполняла все желания Соломона, но у любого другого она сработает только раз. И, исполнив его желание, исчезнет, возникая затем в другом месте, дабы принести пользу кому-то еще… Да и желание должно быть чистым, искренним и идти от самого сердца, что, в общем-то, тоже не всегда просто.

– Полезная штука, – Кевин, сам вздохнув, немного опустил плечи и, слабо усмехнувшись, чуть покачал головой, – Если бы она существовала…

– Она существует, – оборвал его собеседник. Хилхэнд медленно поднял взгляд. Если предыдущие слова Пола он еще мог как-то списать на горячечный бред, мог подумать, что больной, увлекшись рассказом, просто повторяет то, что прочитал в манускриптах, которые, как признался, штудировал, то сейчас в его голосе звучала непогрешимая уверенность. В глазах, будто подсвеченных изнутри, ярким огнем полыхала она же, смешавшись с отчаянной, почти безрассудной решимостью. Спорить с ним казалось напрасным занятием и Кевин кивнул.

– Хорошо. Если она существует… Зачем ее искал ты? – он чуть склонил голову набок, пристально вглядываясь в собеседника, – Я понимаю, это очень заманчиво – исполнить свое самое заветное желание, но ведь ты рассказал мне это не просто так? Какое желание хочешь исполнить ты, Пол? И как это вообще все связано с тем, что ты говорил мне вчера?

Галейн, не отвечая, медленно закинул ноги на кровать и, придвинувшись ближе к подушке, неспешно лег. Воцарилась тишина. Мужчина молчал, то ли собираясь с мыслями, то ли не зная, рассказывать ли благоприобретенному другу то, что его беспокоит; Кевин ждал.

Молчание затягивалось, и молодой фельдшер уже хотел, было, махнуть рукой, гордо заявляя, что коли уж человек, провозгласивший себя его другом, не хочет рассказывать все до конца, то и не надо, и вообще он постарается забыть всю эту глупую историю, когда Пол неожиданно решился.

– Я болен, Кевин, – слова эти прозвучали, как гром среди ясного неба, – И я говорю не о том, что уложило меня на больничную койку сейчас, нет, это мучает меня гораздо дольше, – он снова примолк, собираясь с мыслями, а затем, сложив руки на животе и переведя взгляд на стену напротив, неспешно, монотонно заговорил, – Становление «Гало», поднятие ее на нужный уровень далось мне нелегко. Пришлось затратить много сил, как душевных, так и физических, пришлось… потерять здоровье. Правда, понял я это не сразу. Молодой был, глупый, к здоровью относился как к чему-то само собой разумеющемуся, даже не приходило в голову заботиться о нем. У меня дрожали пальцы, а я не обращал на это внимания, немела кожа то на руках, то на ногах, а я не замечал, кружилась голова, а я только раздражался… Потом случилось так, что, поднявшись из-за стола, я едва не упал, удержался только схватившись за столешницу. Пришлось признать необходимость обращаться к врачам. Тогда я и узнал, что, работая на износ, заработал себе нервное расстройство, уже успевшее перетечь в хроническое заболевание, – Пол устало потер переносицу, – Тогда меня пролечили, но велели повторять курсы через определенный промежуток времени. Так и живем, – он чуть улыбнулся, затем неожиданно очень внимательно глянул на внимающего ему, совершенно ошарашенного собеседника, – Об этом никто не знает, и никто не должен знать, Кевин. Я скрываю это всеми возможными силами, ни в одной больнице, ни в одном документе не отражено состояние моего здоровья, и я не хочу, чтобы это изменилось. Об этом знают только три человека на всем белом свете – я, ты и…

– Он, – Хилхэнд, перебив рассказчика, со вздохом сжал губы, – Шон Рэдзеро, верно? Ты рассказал ему, потому что считал его другом… – дождавшись согласного и совершенно безрадостного кивка со стороны больного, он покачал головой, – И он бил тебя… Знал, что ты болен, но избивал, вколол этот чертов транквилизатор! У меня в голове это не укладывается, как можно?..

Пол поднял руку, останавливая поток его возмущения. Обсуждать поведение Рэдзеро ему сейчас не хотелось, да он и в принципе никогда не испытывал такого желания.

– Узнав о том, что болен, я начал искать способ исцеления. Но болезнь изучена мало, ее считают неизлечимой… Я не верил. Под крышей «Гало» заработала лаборатория, все силы умов и технологий которой был брошены на одно – на мое исцеление. Причины возникновения этой дряни не ясны, существует огромное количество теорий, по одной из них причина кроется в генетике, в определенном наборе генов… Стали проводить и генетические эксперименты. Результатов это не давало, я сам ездил по разным врачам, спрашивал то одного, то другого, то третьего… Потом отчаялся. И, наверное, от отчаяния, решил прибегнуть к нетрадиционной медицине – ходил по колдунам, гадалкам, народным целителям… И, знаешь, что? – он сел повыше и, кривовато ухмыльнувшись, развел руки в стороны, – Ничего. Только одна гадалка сказала мне, что я вновь попаду на больничную койку, но через то обрету спасение. И что будет человек, который спасет меня от гибели… – Пол сжал губы, а затем неожиданно очень по-доброму, спокойно и искренне улыбнулся, – Как видишь, я вновь в больнице, как тогда, когда меня пытались вылечить. И человек, спасший меня, сейчас сидит рядом и думает, верить ли в тот бред, что я несу или же нет…

– Он верит, можешь не сомневаться, – Кевин сглотнул и, облизав губы, тихо добавил, – Я знаю эту болезнь, знаю ее коварство. Хотя я не ожидал, что… чтобы ты…

– И тем не менее, это так, – Галейн, искренне желающий завершить рассказ, вновь не дал собеседнику закончить, – Поскольку все эти шарлатаны не могли мне помочь, я полез в книги. Много шарил по архивам, по библиотекам, искал… Тогда и наткнулся на историю о Перчатке. Подумал, что, если бы это было правдой, это бы было моим шансом и бросился расспрашивать тех же шарлатанов, в надежде что-то узнать. И вот что я скажу тебе – они все о ней знали. Все! Но никто не сказал мне тогда, а сейчас, услышав от меня, они начинали дрожать и смущаться, будто бы опасались, что если скажут мне что-нибудь, сам царь Соломон выпрыгнет из шкафа и покарает их! И все-таки я убедился в истинности этой странной легенды и занялся поисками более серьезно.