Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 29

– Вот это похвально, – с удовольствием отметил Стебницкий, легонько коснулся пальцами правой руки своих пышных усов и, усмехнувшись, в упор, как бы только заметив, взглянул на не менее пышные усы унтер-офицера, так красиво оттеняющие молодое румяное лицо, и продолжал: – Но когда сами увидите Кавказ во всей его красоте, тогда считайте, что будете настоящим «пленником» его.

– По своей воле пленение даже заманчиво, ваше превосходительство, – поддавшись тону генерала, улыбнувшись, сказал Андрей.

– В таком случае мы с вами, молодой человек, простите старика за фамильярность, душами родственны и взаимопониманием обеспечены. А теперь расскажите, и подробнее, о себе.

Андрей сухо поведал Иерониму Ивановичу о своей жизни, все более проникаясь доверием к человеку, которого только что встретил. Генерал слушал, не перебивая, и только изредка покачивал головой, отмечая про себя те или иные события, о которых рассказывал Пастухов.

– Рад вашей выдержке и терпению, и последовательности в достижении цели, – начал генерал, выслушав Андрея. – А что касается дальнейших действий, то мы с вами объединим усилия и, надеюсь, доведем их до нужного результата, порукой тому ваше желание. В нашем отделе более половины съемщиков – классные топографы, и это не менее прекрасные исполнители, чем офицеры, пришедшие из училища, так что не унывайте, Кавказ ждет вас. Сейчас зайдите к моему помощнику, полковнику Кульбергу, который поможет вам установить отношения с Тифлисским юнкерским училищем, – вставая из-за стола и протягивая Андрею руку, закончил генерал беседу.

Когда Андрей зашел в чертежную, то она почти пустовала, топографы еще не возвратились с полевых работ, и только за одним столом сидел, склонившись над планшетом, молодой топограф с высоким, как говорят, умным лбом, подпираемым четкими линиями густых бровей, под которыми глубоко сидели глаза с прищуром. Усы и небольшая бородка окаймляли снизу немного вытянутое лицо, придавая ему оттенок солидности.

– Проходи, унтер! – сказал сидящий. – Видать, новенький?

– Угадали. Новенький, – в тон ответил Андрей и представился: – Пастухов Андрей.

– Поздравляю с прибытием! Меня зовут Михаилом. Михаил Голомбиевский, – повторил собеседник, вставая из-за стола и пожимая протянутую руку Пастухова.

– Прибыл на помощь. Не откажете в приюте? – улыбаясь, спросил Андрей.

– Не переживай, коллега, – переходя на «ты», приняв сразу вновь прибывшего в товарищи, ответил Михаил, – на Кавказе работы всем хватит. А что касается приюта, так если не устроен, то и это мигом организуем.

Андрею с первого дня понравилась та обстановка, в которой он оказался, ее размеренный и спокойный ритм и доброжелательность людей. Даже маленькая комнатушка в низком домике с плоской крышей удивила неожиданным уютом, созданным заботливостью старой хозяйки-грузинки.

Через несколько дней Пастухова вызвал к себе полковник Кульберг и, разъяснив порядок сдачи экзаменов, приказал получить в канцелярии предписание. Встретились они как старые знакомые.

11 ноября положенные экзамены были Андреем успешно сданы, и аттестат в запечатанном сургучными печатями пакете был им же доставлен в канцелярию отдела.

– Чему, Пастухов, радуешься? – шутливо спросил Михаил, встретив Андрея в канцелярии.

– Так я же только что юнкерское училище окончил.

– Это я по твоему лицу вижу, – не унимался Голомбиевский, – но хочу сказать, что это еще не главное.

– Не понимаю, что ты еще мне уготовить думаешь?

– Не я, а уважаемый Иероним Иванович тебе еще один экзамен готовит, не хуже юнкерского.

В соответствии с «Положением о прохождении службы» Андрею предстояло сдать экзамены по специальным предметам, для чего генерал Стебницкий назначил комиссию, в которую вошли полковник Кульберг, капитан Гладышев и штабс-капитан Чаплинский.

Пришлось снова, который раз, сдавать геодезию, топографию, черчение и все остальное, что составляет основу теоретических познаний топографов.

– Ух! – вздохнул всей грудью Андрей, прибежав в чертежную, где застал Голомбиевского. – Кажется, пронесло и на этот раз.





– Поздравляю! А теперь набирайся терпения и жди, жди, пока Санкт-Петербург «разродится» вакансией.

– Меня уже трудно чем-либо удивить, и ждать научился, подождем еще, наверное, меньше осталось ждать, чем миновало ожиданий, – махнув рукой с досадой, ответил Андрей, шлепнувшись на стул.

– Не досадуй! Кто из нас, классных, не выжидал? Такая участь.

– Одно утешает, что я уже на Кавказе и ждать веселее. Уже у дел.

Возвратились с полевых работ все топографы, в чертежных стало шумно, бесконечные разговоры о разных происшествиях, похождениях. С чем только не приходится топографам встречаться в столь разнообразных условиях, как на Кавказе и в Закавказье?! Для Андрея все это было новым и интересным и хотелось скорее самому в дебри этого края.

Скоро снова все опустело, топографы ушли в отпуска. Только после Рождества вновь забила ключом жизнь в съемочных отделениях, личный состав возвращался в чертежные.

Андрей знакомился все с новыми и новыми коллегами, его принимали как равного и делились с ним охотно своими впечатлениями и опытом жизни среди условий, еще не знакомых ему и подчас чреватых всякими неожиданностями.

А сколько было впечатлений от знакомства со старым Тифлисом, с его историей и жителями, добродушными, непосредственными в отношениях!

Весной 1882 года из Санкт-Петербурга пришло уведомление, что, «…согласно статье 14-й „Положения о прохождении службы“, унтер-офицер Пастухов Андрей, выполнивший все условия на производство в классные топографы, но из-за неимения вакансии, переименовывается в кандидаты в классный чин и оставляется до производства военным топографом унтер-офицерского звания».

– Нэ горюй, кацо, – хлопает Андрея по плечу Кебадзе, – скоро тэпэрь будешь чиновником по Табели о рангах.

– Послушай, кацо, а сколько ты ждал такой милости? – вмешался в разговор поручик Первас.

– Э, сказал, то я, а то он. Он молодой, способный, ему и карты в руки, мы в свое время такими не были.

Теперь Андрей не томился ожиданием, он увлекся порученной ему работой по подготовке планшетов для предстоящих съемок. В отделениях было много молодежи, недавно вышедшей из училища, и таких же, как и он, классных топографов, прошедших те же тернии, через которые сейчас пробирался и он, чтобы выйти в военные топографы. Женатых было совсем мало, и даже при желании трудно было бы оставаться вне бесшабашных, веселых компаний в таком городе, как Тифлис, с его многочисленными соблазнами больших, ярких проспектов и тихих, глухих закоулков. Молодость не терпит застоя, ей подавай простор, а все остальное – в ней самой.

В летний период 1882 года кавказским топографам предстояло выполнить большой объем геодезических и съемочных работ на Главном Кавказском хребте, по Военно-Грузинской дороге, в Терской области и Дагестане в масштабе одна верста в дюйме (1:42 000).

Пастухов был определен в отделение подполковника Близнецова, и ему предстояло вести съемку по Военно-Грузинской дороге, севернее селения Душети. В начале мая отделение выехало к месту работ.

– Ты, Пастухов, сидишь на лошади как заправский казак, – без тени улыбки уверяет его прапорщик Векилов, выровняв своего гнедого с его мерином.

– Так он же ведь на конном заводе вырос, – заметил поручик Наслебянц.

– А скажи нам, Наслебянц, где ты вот так, как сейчас сидишь, научился на коня взгромождаться?! – решил съязвить слышавший разговор подпоручик Джалалянц. – Как мне известно, в ваших местах, сиречь Карабахе, на чем-то другом ездят?

– Ты, умник, давай без ехидства, – оборвал Векилов товарища, – нам еще долго до Душети вместе ехать, и желательно всем прибыть к месту расквартирования, а то, упаси Аллах, недолго и в пропасть сорваться.

Неловкость в разговоре скоро была забыта, и топографы, мирно беседуя, отпустив поводья, обсуждали уже красоты, открывающиеся перед ними и сменяющиеся за каждым поворотом вьющейся как змейка дороги.