После заката

Что я могла ей возразить? Ничего, ведь она говорила одну только правду. Но все же я отлично знала, что не имею права поддаться ей. Я всегда искренне уважала Ярослава и потому была неспособна солгать ему. Сделать вид, будто люблю, хотя на самом деле не любила. Не единожды я проклинала свое черствое ледяное сердце, заковавшее во мне всякую способность привязываться, но даже в такие гнетущие минуты я знала, что поступила правильно, отказав ему. И теперь я была в этом уверена, что, к сожалению, нисколько не облегчало моего душевного состояния при случайных встречах с ним.

– Как у тебя дела, Арин? – спросил Ярослав, встав в очередь рядом со мной.

– Да пойдет, жаловаться не на что,– насколько могла непринужденно ответила я. – Ты как?

– Неплохо. Собираюсь в Петербург переезжать.

– Да ладно? Что будешь там делать?

– Работать, что ж еще.

– Да ты ведь и тут нормально зарабатываешь.

– Да, но там размах больше.

Я усмехнулась:

– Значит, здесь тебе скучно?

– Есть немного.

В этот момент очередь значительно продвинулась вперед, и мы ненадолго замолчали. Ярослав поднял мою корзину и подтянул ближе к кассе. Затем спросил:

– А что, ты не хочешь, чтоб я уезжал?

Я быстро повернулась и испуганно уставилась на него. Он поспешно улыбнулся:

– Да ладно, забей. Это я так, к слову.

Но его взгляд выражал совсем другое. Он неспроста задал этот вопрос. Ответ был ему очень важен.

Я была в шоке. Мне вдруг вспомнилось, что Ярослав, единственный из всех моих отвергнутых женихов, за прошедшие пять лет так и не женился. Почему бы это? Неужели потому что… Нет, этого не могло быть! Это совершенно исключено! Я все придумываю!

Наконец, настала моя очередь (не прошло и века). Я быстро рассчиталась и вместе с корзиной прошла к длинному металлическому столу вдоль стены при входе. У Ярослава была только коробка чая и две упаковки рисовой крупы. Я стала торопливо распределять продукты по двум целлофановым пакетам, надеясь управиться до того, как он освободится. Естественно, мне это не удалось. Второй пакет я уже собирала вместе с Ярославом, причем за целых две минуты мы не произнесли ни слова.

Взяв по пакету в каждую руку, я толкнула ногой дверь и неуклюже вывалилась на улицу. Ярослав тут же попытался отнять у меня мой груз. Я мягко отстранила его:

– Не надо, Яр, я справлюсь. В пакетах нести не тяжело.

– Провожать, как я понимаю, тоже не надо? – со вздохом сказал он.

– Не обязательно,– я попыталась улыбнуться, но, боюсь, у меня ничего не вышло. Вместо улыбки выдавилась какая-то болезненная гримаса, я сама это ясно почувствовала.– Спасибо, что помог. Удачи тебе в Питере. Пока.

Я развернулась и быстро пошла прочь вдоль здания «Магнита». Мне было не по себе. Ведь я точно знала, что Ярослав в это время пристально смотрит мне вслед. Это ужасно меня угнетало. Но еще хуже мне стало, когда я услышала позади себя торопливые шаги и, обернувшись, увидела его напряженное, пугающе серьезное лицо.

Твердо глядя мне в глаза (что явно давалось ему с большим трудом), он тихо и спокойно произнес:

– Я люблю тебя.

У меня замерло сердце. Но не от волнения, а от нестерпимого ужаса. Я открыла было рот, чтобы что-то сказать (совершенно не представляя, что именно), но Ярослав немедленно перебил меня:

– Ничего не говори! Не надо. Я знаю все, что ты можешь мне сказать. Наверное, поэтому я тебя так и уважаю. Но я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Никогда не переставал любить. Так что, если ты вдруг когда-нибудь почувствуешь, что способна ответить мне тем же, знай, что я жду тебя.

– Ярослав, не говори глупостей! – воскликнула я, мотнув головой.– Ты не обязан ждать! Ты достоин лучшего!

– С тех пор, как ты мне отказала, прошло четыре года,– с грустной улыбкой сказал он.– За это время я так и не встретил никого достойней тебя. Иногда я думаю, что в этом мире вообще больше нет девушек, для которых любовь так важна, что даже общество не может их сломать и заставить действовать по расчету. Так что извини.

Он нежно коснулся рукой моих волос, после чего, не прибавив больше ни слова, развернулся и ушел.

А я не ушла. Я продолжала стоять на месте в полном оцепенении, не замечая ни людей, проходивших мимо, ни мучительной тяжести, отягощавшей мои руки.

Несомненно, если бы Ярослав говорил со мной злобно, яростно, с отчаянием, если бы пытался надавить на меня, ему бы не удалось причинить мне той боли, что вызвал во мне его кроткий, сердечный тон. Как бы я хотела избавить его от этого! Ну почему он такой упрямый? Да чем же я лучше других, что за вздор он себе выдумал? Как глупо, глупо!

Всю свою жизнь, с самого раннего детства, я ненавидела причинять кому-либо страдания и до сих пор мне, в общем-то, и не приходилось этого делать. Но Ярослав… он просто убил меня. Убил наповал своим признанием. Своей болью, в которой виновата была я одна.

После встречи с ним от моего хорошего настроения осталось одно лишь воспоминание. Я была так подавлена его словами, так уничтожена обрушившимся на меня чувством вины, что даже не заметила, как добралась до дома, хотя это был совсем нелегкий путь из-за беспрецедентного груза, который мне приходилось на себе тащить.

Однако в подъезде меня ожидал утешительный приз, который хотя и не помог мне забыть о моей беде, но, во всяком случае, вынудил подумать о чем-то еще, помимо нее. Этот приз был воплощен в лице моего брата Артема, стоявшего возле двери с большущим планшетом в руках. Увидев меня, он широко улыбнулся и немедленно спрятал планшет в чехол.

– Так вот оно в чем дело! – воскликнул он, заметив в моих руках пакеты.– А я уж думал, тебя похитили!

– О да,– пробормотала я, вручая ему свою ношу.– Больно я нужна кому-то… А ты почему ждешь? У тебя ведь ключ есть.

– Да я его забыл,– Артем пытался рассмотреть содержимое пакетов сквозь небольшой верхний проем.– Копченая колбаса, шоколадная паста, Твикс, коробка Барни – обожаю тебя, Ариш! Ничего не забыла из того, без чего я жить не могу!

– О да,– повторила я, открывая дверь и входя в квартиру. Артем, не переставая шумно радоваться, ловко обогнал меня.

Через несколько секунд мы уже были на кухне, причем из нас двоих продукты разбирал только мой младший брат; я же сидела на подоконнике, отрешенно наблюдая за ним.

Несмотря на то, что я была искренне рада его видеть (хотя по-другому и быть не могло), я с большой неохотой ждала неминуемых с его стороны вопросов. Артем только на первый взгляд казался легкомысленным и беспечным, в действительности же он был чрезвычайно умен и проницателен. Поэтому я даже не пыталась скрыть от него свое состояние. Он бы все равно вывел меня на чистую воду, притворство бы только оттянуло неизбежное разоблачение. Да и, что скрывать, актриса из меня была, мягко говоря, бесталанная, так что нечего было и пытаться.

Разобравшись, наконец, с продуктами, Артем устремил на меня пронизывающий взгляд. Этот взгляд смотрелся очень странно на его тоненьком мальчишеском лице, обрамленном густой копной темно-русых волос. В другое время я бы посмеялась над такой устрашающей серьезностью, но только не сейчас.

– Поговорить не хочешь? – спросил он, не отрывая от меня своих проникновенных дымчато-серых глаз, так мало походивших в эту минуту на глаза пятнадцатилетнего мальчишки.

Я уныло усмехнулась. Он еще в подъезде понял, что я чем-то сильно огорчена, понял, едва только увидев меня. Но заговорил об этом только сейчас. Должно быть, рассчитывая, что я уже настроилась на разговор. Но я не настроилась. По правде говоря, даже не пыталась настроиться.

– О чем? – спросила я устало.

– Да хотя бы о том, почему у тебя такое лицо, как будто ты вот-вот расплачешься?

– О нет, только не об этом. В другой раз как-нибудь. Не обижаешься, Тем?

Он возмущенно фыркнул:

– Да я бы перестал уважать сам себя, если бы обижался на такие вещи. Но раз ты не хочешь говорить, давай тогда посмотрим. Я накопал в интернете кучу короткометражек, которые могут просто убить своим юмором. Один мой одноклассник реально чуть не умер от смеха! У него под конец челюсть заела, так что он не мог рот закрыть. Так и просидел всю алгебру. А ты же знаешь Олега Дмитриевича, это самый бешеный препод во всей школе. Да даже во всем городе. Он не мог поверить, что у Кира действительно лицевой паралич и поэтому весь урок орал на него, а тот только мычал, еле языком передвигая. Мы там все чуть под столы не попадали. Я думал, у меня тоже вот-вот челюсть сдвинет.