Страница 17 из 24
– Как я уже сказал, мне очень жаль, но ведь ты и сама как-нибудь справишься? Просто следуй за другими иностранцами.
По-моему, впоследствии ему пришлось крепко пожалеть о том, что он не пошел тогда вместе со мной.
На следующее утро, когда я спустилась в холл гостиницы, на часах еще не было шести. Не успев похвалить себя за пунктуальность и дисциплину, я услышала окрик шофера, который уже давно нетерпеливо меня дожидался:
– Почему так поздно? Еще пару часов назад город был полон людей и автобусов, а теперь все уже давно разъехались!
– А мы что, сами не сможем туда отправиться?
– Да вы с ума сошли! Повсюду полиция и контрольно-пропускные пункты. Пропускают только тех, у кого есть разрешение.
К великому счастью, нам все-таки удалось остановить один из последних автобусов, битком набитый празднично одетыми людьми и телеоператорами, и мы отправились в путь. Через полчаса автобус остановился у ипподрома, который сегодня выглядел более внушительным и праздничным, чем вчера. На этот раз все было поставлено на широкую ногу. Автобусная стоянка так и кишела охранниками, а в проходах толпились девушки с цветами. Я попыталась сосчитать количество автобусов, но спустя время отказалась от своей затеи.
В отличие от вчерашнего ипподрома, этот был без крыши. Утреннее солнце успело прогреть пластиковые стулья. Меня усадили рядом с мужчинами в дорогих костюмах и группкой оживленно щебетавших француженок. Вероятно, это были жены инженеров французской строительной компании Bouygues, на счету которой числится немало престижных проектов Ашхабада.
Стайка женщин разносила программки с расписанием времени забегов. Здесь придерживались планов! Временных границ! Первый забег стартовал в 8:30, а все остальные семь гонок – после 11:00. На программках была изображена каждая лошадь в отдельности и с наездником и перечислены имена тренеров и владельцев. В большинстве случаев владельцем был сам президент Туркмении или какое-нибудь общественное лицо.
Умудренная опытом вчерашнего дня, я прихватила с собой побольше одежды, дабы защитить организм от переохлаждения. Если слои свитеров еще можно было с себя снять, то с шерстяными легинсами дело обстояло гораздо хуже. До восьми было еще далеко, а по моей спине уже градом катился пот. Прошел целый час, пока на поле не начало происходить какое-то движение. Ни лошади, ни выстроившиеся перед стартовой линией жокеи внешне не имели ничего общего с теми, кто был изображен на программке. Как и полагается, наездники были одеты в традиционные туркменские одежды, с овечьими шапками на головах. Каждого из них обстоятельно представили на туркменском языке. При появлении последнего из них публика мгновенно вскочила со своих мест, разразившись шквалом таких неистовых и продолжительных аплодисментов, что нетрудно было догадаться, что этот самый наездник – президент собственной персоной. В красном пиджаке и белой шляпе, он в ожидании восседал на своей лошади под третьим номером.
– Для владельцев лошадей эти скачки – престижное мероприятие, – видимо, заметив на моем лице некоторое замешательство, прошептал мне на ухо сидевший со мной по соседству русский. – Первый приз составляет 11 млн долларов.
Несмотря на крупный выигрыш, волнение не особо ощущалось даже после того, как дали сигнал и лошади стартовали с места. Уже на первом кругу одна из них вырвалась вперед, оставив других позади. Приближаясь к финишной прямой, остальные наездники тайком придерживали своих лошадей. Приблизительно в ста метрах от заветной цели лошадь президента вдруг вырвалась вперед, обогнав остальных на дистанцию приблизительно в полторы длины лошадиного туловища. Раздался взрыв ликования, однако, пересекая финишную черту, всадник слегка соскользнул с седла, и это вынудило несущуюся на полном скаку лошадь потерять равновесие, споткнуться и упасть. Президента выбросило из седла. Лошадь поднялась и пошла дальше, но президент продолжал безжизненно лежать, прижавшись спиной к земле. Аплодисменты утихли, а появившихся сзади лошадей едва успели придержать, чтобы те не затоптали упавшего наездника. После того как лошади пронеслись мимо и пыль улеглась, на поле ринулась целая армия широкоплечих мужчин в темных костюмах. Они окружили президента, но никто из них толком не знал, что нужно делать. Так они и стояли, окружив кольцом главу государства.
Зрители вскочили со своих мест. Весь ипподром затаил дыхание. Воцарилось молчание.
Через несколько минут, длившихся, похоже, целую вечность, на поле появилась маленькая машина «скорой помощи» с голубыми мигалками. Охранники подняли безжизненное тело президента и довольно бесцеремонно бросили его в машину. «Скорая» медленно покидала поле, словно в распоряжении у них была целая вечность. Когда она скрылась из виду, люди в нерешительности вновь расселись по своим местам. Все молчали. По их гладким, закрытым лицам невозможно было прочитать никакой мысли. О чем они думали? Может, они были напуганы? Или обрадованы своим неожиданным посвящением в тайну?
Плечистые охранники остались стоять на площадке. Некоторые беспокойно шагали взад-вперед, другие ходили по кругу, третьи стояли прямо, опустив руки. Было ясно, что у них не было ни малейшего представления о том, что нужно делать. А что, если шеф умер? Тогда страна осталась без президента? Большие экраны показывали движущиеся по кругу колонны танцоров. В динамиках что-то трещало, но никто ничего не говорил.
Я не знаю, как долго мы так сидели. Надо полагать, минут десять. Или полчаса. Было такое ощущение, словно мы попали в вакуум, ни один не улыбнулся, ни один не заплакал. А вдруг я только что стала свидетельницей смерти диктатора? А может, в этот самый момент разгоралась интенсивная борьба за право на кресло преемника стоматолога?
В динамиках затрещало, оттуда раздался голос и произнес что-то по-туркменски. Танцоры исчезли с экранов, по которым стали показывать последние секунды скачки, демонстрирующие президента, который галопом несся навстречу своей славной победе. Видеозапись с его триумфальным пересечением финишной прямой крутили снова и снова, но теперь уже в замедленном темпе. С трибун раздались рассеянные аплодисменты.
А между тем охрана решила заняться делом. Кое-кто уже подправлял часть упавших поручней, остальные сгребали ногами песок, пытаясь засыпать выемку, оставленную президентским телом. Атмосфера на трибунах разряжалась. Люди ели сладости и беседовали.
Я еще ничего не успела сообразить, как все, как один, вскочили со своих мест. На часах была почти половина одиннадцатого, и глаза всех присутствующих в едином порыве устремились в сторону почетной ложи. Нам удалось разглядеть за стеклом почти невидимую фигуру, одетую в белое. Он замахал рукой. Приветствия и аплодисменты перешли в овации, но выражения лиц по-прежнему ни о чем не говорили. Почувствовали ли они радость? Разочарование?
Фигура исчезла из окна, а затем и он сам зашагал по ипподрому. Его походка была такой же твердой, как и улыбка. Подняв руку в величественном приветствии, он снова исчез.
Словно по мановению волшебной палочки аппарат снова заработал. Вскоре всем стало ясно, что того, что только что произошло, на самом деле не было. А тем временем все пошло своим чередом, мужчины в черных костюмах закружили вокруг со списками, снимая на ходу с трибун некоторых туристов. Тем, кого они выбирали, было приказано, захватив с собой камеры, пройти в главное здание, где их заставили удалить все снимки, запечатлевшие падение президента.
Когда скачки подходили к концу и солнце стояло высоко в зените, мои шерстяные колготки оказались насквозь пропитаны потом. Президент поднялся на трибуну, чтобы получить чек на 11 млн долларов. Голосом, похрипывающим от воздействия болеутоляющих, он произнес длинную благодарственную речь. Не владея туркменским, я догадалась, что он с похвалой отзывался о поведении туркменских лошадей в экстремальных условиях. Перед тем как он ушел, предположительно для того, чтобы прилечь после приема лекарств, на поле появился жокей, ведя под уздцы злополучную лошадь-победительницу под третьим номером. Президент примирительно похлопал шею виновницы и поцеловал ее в морду. Вокруг жадно защелкали фотографы. Толпа ликовала.