Господин адвокат

Я в бессилии раскинул руки и упал на спину, и тут она сказала такое, от чего мне снова пришлось подскочить на месте, так как все мое существо пришло в трепет и полное негодование.

– Не хотела тебе говорить, но мы с Серафимом Ивановичем сегодня утром на тебя поспорили, – сказала жена.

– Что? – озверел я.

– Да, – без тени смущения подтвердила Татьяна свои слова. – Поспорили на сто рублей. Я загадала, что ты обязательно станешь адвокатом и выиграешь это дело, а Серафим Иванович поспорил об обратном.

– Ну знаете ли! – уже просто задохнулся я от возмущения.

– Чего это ты так нервничаешь? – спросила Татьяна. – Я не поняла. Тебе сумма, что ли, не нравится? Так мы чисто же символически. Ведь не на скачках же, чтобы на тебе деньги делать.

Следующие несколько минут я, как рыба на песке, судорожно глотал воздух.

– Ой, да не бери в голову, – махнула на меня рукой жена. – Мы же в шутку.

– Это ж надо до такого додуматься – ставки делать на живого человека, – полился из меня фонтан красноречия. – Это ж надо так! В сто рублей оценили все, к чему я шел пять долгих лет обучения в университете! Мою карьеру! Мои мечты! Мои тревоги и надежды!

Татьяна все внимательно выслушала и сказала:

– Зря ты так. Между прочим, я всегда в тебя верила.

– Однако возможность своего проигрыша все-таки допускала, если вообще решилась спорить, – сказал я.

– Между прочим, я тебе только добра желаю, – сказала жена.

– Это еще как посмотреть! – назидательно ткнул я указательным пальцем в потолок. – Может быть, мне вовсе не хочется ехать от всех благ цивилизации в эту Тьмутаракань.

– Я же как лучше хотела, – вскрикнула Татьяна и отвернулась к окну – явный признак, что она на меня обиделась.

Я сделал вид, что не заметил обиды, и продолжил бухтение:

– Да и дядька тоже хорош гусь, ничего не скажешь. Как он вообще мог допустить, что я не выиграю дело и не стану адвокатом. Вот уж не ожидал такого от родственника, хоть и от дальнего.

– Я же говорю, все было в шутку, – ледяным голосом и даже не обернувшись ко мне, сказала Татьяна. – Серафим Иванович поспорил так только для того, чтобы не сглазить весь этот проект. Он даже три раза через плечо поплевал и по столу постучал.

– Все равно так нельзя, – сказал я.

Татьяна ничего на это не ответила, и в комнате повисло тягостное молчание.

Нет, ну вы видели это? Она обиделась и не хочет со мной разговаривать. Значит, им на меня спорить можно, а мне теперь даже и слова в свою защиту не скажи. Они все это начали, а в итоге я еще и виноват остался.

– Хорошо, я поеду в Лебеданск, – сказал я.

– Вот только одолжений мне делать не надо. Ладно?! – наконец-то повернулась ко мне супруга и стала буравить меня тяжелым взглядом.

– Я же сказал, что поеду. Что еще от меня нужно? – с тихим негодованием спросил я. – Что ты на меня дуешься?

– С чего ты взял, что я дуюсь? – спросила она и собралась было выйти из комнаты.

– А как же моя работа? – вдогонку спросил я.

– Ничего страшного, – устало сказала она, остановившись у двери. – Позвонишь руководителю своей стажировки и скажешь, что уехал на несколько дней навестить родственников. Мы с Серафимом Ивановичем уже все за тебя продумали.

После этого она вышла.

Нет, ну вы видели это?!

Продумали они! Умные какие! Впрочем, если они так сильно этого хотят, я спорить не буду. Еще неизвестно, на чьей стороне будет правда. Конечно, потребуется некоторое время, чтобы доказать правоту, но уж когда придет мой черед, я выйду вперед и скажу: «Ага! Я же говорил вам, а вы не слушали!»

В общем, несмотря на мое ужасное нежелание, поехать с дядькой в Лебеданск мне все-таки пришлось.

Обо всем, что происходило со мной в этом славном поселке городского типа, я буду давать подробный письменный отчет, и делать это буду не только в связи с тем, что имею страсть к записыванию разного рода историй, но еще и потому, что это мое первое настоящее адвокатское дело.

Итак, я начинаю.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В первый день моего пребывания в Лебеданске ничего интересного не произошло, может быть, именно по этой самой причине, что приехали мы довольно-таки поздно – в самом конце рабочего дня.

Ехали на перекладных. Сначала на поезде до какой-то тихой станции, потом на автомобиле Серафима Ивановича, который оставлял его на этой самой станции у каких-то своих знакомых.

Надо сказать, всю первую часть пути, которая прошла в плацкартном вагоне, я ехал с камнем на душе. Ожидал увидеть в Лебеданске что-то очень убогое, вроде тех покинутых деревень, которые иногда приходилось наблюдать из окна поезда, и, в общем, был приятно удивлен. Поселок произвел на меня вполне благоприятное впечатление, которое нисколько не портили холодная, туманная погода и мое прескверное настроение.

Все дело в том, что всю вторую часть пути – по гравийной дороге в стареньком автомобиле – у меня с Серафимом Ивановичем случился в общем-то никому не нужный спор: жива Россия или нет, и к концу путешествия я вовсю скрипел зубами и сильно жалел, что согласился поехать с дядькой, поскольку выяснил, что он ужасно твердолоб и к тому же зануда.

– Нешто это Россия? – нудил Серафим Иванович, показывая на выставленные у автозаправок вывески с ценами на бензин. – Или, может, это? – тыкал он в сторону рекламных щитов. – Чупа-чупсы одни только и сникерсы кругом. Вот тебе и вся Россия!

– Разве можно делать выводы только по этим вещам? – спрашивал я.

– А по каким? – с готовностью поспорить спрашивал Серафим Иванович. – Может, по государственному строю или по президенту?

– А президент-то вам чем не угодил? – спрашивал я.

– Как к человеку к нему я никаких претензий не имею. Вполне возможно, что он хороший семьянин и замечательный руководитель, но, насколько я понимаю, разговор у нас идет в основном о понятиях. Вот скажи, разве может исконно русским государством управлять человек с заграничным наименованием должности? Ведь, прости господи, не в Америке живем, чтоб под президентом ходить.

– А кто тогда должен стоять во главе нашего государства? Может быть, император всея Руси? – спрашивал я и тут же выстраивал теорию. – Я вообще считаю, что все, что попадает в нашу страну, автоматически русифицируется.

– Понимаешь, чего городишь? – покрутив пальцем у виска, перебил меня дядька. – Может, и монголо-татары в свое время автоматически русифицировались? А что ж мы тогда Наполеона прогнали? Пусть бы оставался и тоже русифицировался. Это ж надо такое выдумать? – довольно-таки грубо высказался он. – Еще и слова-то какие подбирает!

– Я только хотел сказать, что нашему человеку со времен Петра Первого вбивали в голову, что во всем нужно равняться на Европу, и теперь у россиянина выработался стойкий к этому рефлекс. Теперь ему стоит только показать что-нибудь заграничное, и он тут же примет это как свое, родное. Может быть, именно потому французские и немецкие коммунистические идеи в свое время так и прижились в нашей стране.

– Сам себе же и противоречишь, – возрадовался Серафим Иванович. – Что это за Россия, если она, по-твоему, вся сплошь из заграничной материи скроена?

– А что же мы, по-вашему, должны только по-старославянски разговаривать, чтобы считаться настоящими россиянами? Это же естественно, что мы развиваемся, что-то приобретаем, что-то теряем…

– Вот сами себя то мы и потеряли, – заявил дядька.

– Да никого мы не потеряли, – сказал я. – А скорее, приобрели еще одну отличительную черту характера – особую любовь ко всему иностранному.

– Значит, во всем нужно винить Петра Первого? – язвительно спросил дядька.

– Почему винить? – возмутился я. – И, надо сказать, не он один Россию с Западом равнял.

– А кто еще? Генеральный секретарь коммунистической партии или, может, президент СССР, будь он неладен? – язвительно спросил дядька.

– А хоть бы ту же Софью Палеолог возьмите, – сказал я.