Похищенная пришельцем (ЛП)

— Практически в безопасности? — разозлился я. Я старался не обращать внимания на то, как Энджи с оттенком нежности сокращала имя Дохрэйна. Едва заметной нежностью. Он проводил с ней часы. Я заставил себя не представлять, как Дохрэйн утешал Энджи. Позже я всегда мог его убить. А сейчас мне нужно было подумать. Я наклонил голову.

— И откуда он знал, что мне каким-то образом удастся избежать казни и добраться до тебя прежде, чем тебе причинят вред…? Ведь я еле избавился от железных оков, удерживающих меня у каменного столба, — бушевал я. — Дохрэйн слишком сильно рисковал.

Энджи слабо улыбнулась.

— Я не говорила, что он приложил руку к освобождению других парней, но также не утверждала обратного…

Уже не в первый раз я почувствовал маленький, совсем крохотный всплеск благодарности к этому хмурому хобсу.

Я отнес Энджи на пол арены, который выглядел спокойным и тихим по сравнению с войной, разгорающейся на трибунах.

Сбежать в гладиаторскую яму ради безопасности? Именно к таким решениям я привык.

Вскоре к нам присоединились другие мужчины, пытающиеся уберечь своих людей от опасности. Я заметил, что у многих до сих пор с запястий свисали наручники, от которых тянулись маленькие цепочки, такие же, как и у меня. Взглянув на Задеона, я отметил, что у него не было таких наручников.

Дохрэйн сделал правильный выбор, рискуя многим, чтобы освободить одного из нас. Мой брат — сила, с которой нужно считаться.

Его женщина сейчас была в безопасности, но он все еще находился в ярости. Он ломал сиденья, разрывал трупы и орал, как психопат. Было бы лучше, если бы человеческая женщина поговорила с ним, но она не могла произнести ни слова. Вместо этого самка кричала и билась в истерике, когда Задеон впервые добрался до нее, и это очень сильно ухудшило ситуацию. Сейчас она свернулась в клубок, закрыв уши ладонями и уткнувшись лицом в колени. Женщина странно раскачивалась и издавала звуки, которые волновали всех нас. Тела стражников, которые напугали ее, были разорваны возле нее, из-за чего женщину покрывала кровь.

Мы могли лишь наблюдать. Ни один мужчина не позволял своей женщине приблизиться к Задеону, чтобы утешить его травмированную самку. Время от времени я разговаривал с братом, и постепенно он начал приходить в себя.

Но даже я не решался подойти к нему, чтобы помочь вернуть здравомыслие. Некоторые вещи лучше всего делать издалека.

В этот момент я заметил Дохрэйна. Скрестив руки на груди, он стоял, прислонившись к колонне, на краю арены. Дохрэйн тоже наблюдал за нами.

Без каких-либо прикрас я признался себе, что Дохрэйн — хороший хобс. Не знаю, почему он помогал нам, но я был в долгу перед ним. Как и все мы.

Когда женщина моего брата начала задыхаться от собственных слез, то это, наконец, вырвало Задеона из лап ярости. Он сразу стал делать все возможное, чтобы утешить самку, на этот раз присев рядом и не пытаясь прикоснуться к ней до тех пор, пока она не позволит ему приблизиться.

А когда женщина все же разрешила ему обнять себя? Задеон поднял ее на ноги.

Он с облегчением раскачивался, склонив голову и прижимая самку к себе.

Краем глаза я заметил, как Дохрэйн начал двигаться.

И на арену вышел легион хобсов, защищающих свою груфалу.

Она, как казалось, была реальной груфалой, как я ее и представлял. Разница между этой женщиной и моей Энджи была настолько очевидна, что рассмешила меня.

Вот только это не был повод для смеха.

Полные губы груфалы были плотно сжаты, пока она окидывала взглядом развернувшееся зрелище.

— Какая бессмысленная разрушительная резня, — произнесла она голосом, полным такого презрения, такого холода, что даже наши кости замерзли.

Глава 36

ЭНДЖИ

Все поклонились.

В случае хобсов и ракхии, конечно, это имело смысл… но именно толпа остальных разновидностей инопланетян, проявляющих уважение, заставила меня действительно почувствовать весомость власти этой женщины. Люди же… мы просто смотрели друг на друга. А что еще нам делать?

Вдруг, если мы поклонимся, то что-нибудь пропустим? Либо, если не поклонимся, то оскорбим груфалу или даже совершим преступление?

Арох не толкал меня вниз ладонью, прижатой между моими лопатками, или чем-то еще, но какие здесь были правила?

Я решила обойтись официальным кивком. Краем глаза я заметила, что остальные женщины поступили также.

Потрясающее создание слегка кивнуло, а затем развернулось, чтобы окинуть взглядом месиво на трибунах. Кошмар. Груфала обозначила это одним словом:

— Резня.

Так и было, — действительно так — но, похоже, я слишком долго наблюдала за всем происходящим… Я посмотрела на часы: два сражающихся животных, похожих на жирафа и тигра, и еще какие-то символы, которые я не смогла понять. Да уж, и это было то время, в течение которого я была свидетелем бойни.

Я оттолкнула непрошенные мысли и сосредоточила внимание на том, что видела перед собой.

Я имею в виду хобсов, а не тела и кровь.

Более безопасное и чистое дело, с которым нужно было разобраться.

Дохрэйн разговаривал с этой женщиной.

Как я поняла, это была его мать.

И если это его мать, то…

У Девятого не было микрочипа на плече, потому что он занимал всего лишь девятое место в ее жизни.

Девятый всегда был брюзгой, потому что ему приходилось делить груфалу с тринадцатью другими хобсами.

Мои бедра рефлекторно сжались. Как она вообще может ходить? Она принимает по одному в день? А может по двое в день, чтобы убедиться, что все получат толику внимания в течение недели? О, черт… здесь вообще семь дней считаются неделей? Или вот еще вопрос: почему я зациклилась на сексуальной жизни матери Дохрэйна?

Арох пробежался ладонью по моей спине, не имея понятия, о чем я думаю. Он был просто потрясающим. Мой гладиатор ракхии.

Говоря о… у матери Дохрэйна тоже был один неповоротливый ракхии, но — какой неожиданный сюрприз — он стоял ооооочень далеко в стороне, а его и груфалу разделяла толпа хобсов. Парень явно испытывал неловкость, избегая взглядов стоящих рядом ракхий и всех остальных. Возможно, он ощущал чувство вины перед своими товарищами.

Мне казалось, что подобная жизнь была очень одинокой, ведь женщина, во имя которой ты готов рискнуть своей жизнью, обращалась с тобой, как с кем-то из низшего класса, ведь ее больше-дюжины-хобсы постоянно отталкивали тебя и тоже относились, как к низшему классу, ведь у тебя не было надежды продвинуться к положению, которое означало для груфалы нечто большее, чем… второстепенные мускулы? Парню приходится мирно сосуществовать с Девятым? Жизнь. Дерьмо.

И у него, и у его соотечественников, и у всех остальных, тем более сейчас большинство нажили себе дофига неприятностей.

Груфала повернулась и посмотрела на нас. Она медленно скрестила руки на груди.

Я вздрогнула.

Мы все ошибались. Здесь точно не было пустоголовой безмозглой Барби. Эта женщина казалась умной, проницательной, расчетливой. Пугающей.

Не говоря уже о том, что она была невероятной красоткой.

Это кое-что прояснило: хобсам понравились люди только потому, что они находились в отчаянии. По сравнению с этой супермоделью, мы были лишь оборванными маленькими изгоями, потерпевшими кораблекрушение.

Девятый, наверное, превосходно управлялся с расческой, потому что волосы груфалы были фантастическими.

Невероятно красивые, великолепные локоны.

А я даже не приняла сегодня душ.

Я сразу почувствовала себя в невыгодном положении.

Во всех отношениях.

Девятый направился к груфале, полностью игнорируя присутствие сына, будто его и вовсе не существовало. Остальные хобсы расступились перед ним, даже не получив предварительное предупреждение. В руках Девятый держал экран ССГ. Он показал ей что-то и зашептал, а она ответила… даже не взглянув на экран. Когда груфала закончила, то Девятый передал всем ее слова.