Страница 9 из 16
Ну, отошли и отошли. Обычно, я с утра ухожу в машинное отделение на работу, возвращаюсь в обед, после обеда опять пропадаю в машине. Вечером смотрю какой-нибудь фильм по видику, и ложусь спать. Такой был режим работы и отдыха в течение рейса.
Но где-то дня через четыре просыпаюсь ночью от того, что кто-то кукарекает. Странно, интересно, думаю:
– Вот это да! Что у меня, крыша едет, или я дурак какой-то?
Я обошел и осмотрел всё в каюте. Кукареканье раздавалось откуда-то из туалета. Там не было видно, откуда это нечто кукарекает. Потому что уложенные ящики стопками стояли чуть ли не до подволока. Думаю – мне это кажется. Положил голову на подушку, заснул – и все. Больше не слышал кукареканья.
На следующую ночь произошло то же самое. А каждый день, приближаясь к Америке, мы переводили часы – один час через два дня. Получается, что первый раз оно закукарекало в 5 утра, потом в 6 утра, потом в 7 утра.
А из Владивостока в Сиэтл с нами решил проехаться корреспондент одной из американских газет. То ли сан-францисской газеты, то ли сиэтловской газеты. Он неплохо говорил по-русски.
По-английски я тоже тренировался, особенно сейчас, потому что в рейс с нами пошла Галина Степановна – преподаватель английского языка.
Как она нас всех дрючила, бедных и несчастных!
Она вычисляла, где только мы можем находиться, ловила нас, и минимум два часа мы проводили в ее твердых, жестких объятиях преподавателя английского языка. Из этих тисков уже невозможно было никуда вывернуться. Галина Степановна скручивала из нас верёвки и вбивала в нас этот английский язык со страшной силой «П» нулевое, невзирая на ранги и должности.
А тут еще и американец был. Так что те знания, которые вбила в нас Галина Степановна, мы понемножку применяли к этому американцу. С носителем языка велись различные разговоры на всевозможные темы. Ох, и любопытный был этот кореспонденьтик. Иногда использовались слова и выражения, которые Галина Степановна вбивала в нас кувалдой. После этого они залегали в памяти глубоко и надолго.
И вот, как-то утром, когда я проснулся от очередного кукареканья, я поднялся на мостик. На мостике, увидев американца, тупо уставившегося в лобовое стекло, я подошел к нему.
Судно было основательное, ледового класса, мощное. Моряки эти суда между собой называли «морковками». Оно имело два мощнейших дизеля. Но мы пока шли только на одном, чтобы было экономичнее. Приближались к Алеутам. Штормило, было пять-шесть баллов, но качки практически не ощущалось из-за солидных размеров нашего судна. Длиной оно было около 180 метров.
Не выдержав тишины мостика, я обратился к корреспонденту:
– Майкл, вы живете в каюте прямо надо мной. Я – старший механик, если Вы помните, – тот утвердительно кивнул головой.
Мы уже с ним неоднократно вели различные беседы на различные темы, в которых то он поправлял мой английский, то я его русский.
Поэтом, убедившись, что он меня понимает и слушает, я продолжал:
– Вас по ночам ничего не тревожит? – он с удивлением приподнял брови, – Потому что расположение вашей каюты примерно такое же, как и мое, – продолжал я, – И туалет и ванная комната у вас находятся так же, как и у меня.
– Правда? А я и не знал об этом. Значит мы по-настоящему соседи? – он изобразил искусственную улыбку на лице.
– Конечно соседи, – не обращая внимания на его эмоции, продолжал я, – Даже и вентиляция из туалета и ванной у нас с вами одна. Так я вот о чём хочу спросить тебя, – мялся я.
Как бы корректнее задать свой вопрос:
– Из вентиляции у тебя кукареканья не слышно?
Корреспондент широко открыл глаза, и они у него округлились до состояния бейсбольного мяча. Он посмотрел на меня с удивлением:
– Нет, ты знаешь, у меня в туалете ничего не кукарекает, может быть, тебе это послышалось? – вежливо предположил он.
– Да нет, – пожал я плечами, – Ночью, то ли в 4, то ли в 5 часов там что-то начинает кукарекать.
– Нет, – решительно по-русски отмел он все мои сомнения, – У меня в туалете ничего не кукарекает.
Когда я узнал, что у него ничего не кукарекает в каюте, я вернулся в каюту. Через полчаса забегает ко мне капитан:
– Дед, ты что, совсем сдурел, что ли! Ты что к этому американцу пристал? Он вообще думает, что у тебя крыша поехала, потому что у тебя там где-то ночью что-то кукарекает.
– Ты знаешь, Владимир Иванович, а оно и в самом деле кукарекает, – попытался я объяснить ситуацию возбуждённому капитану.
– Да не может быть, чтобы кукарекало, – также напирал он на меня.
– Хорошо, – я поднял перед собой ладонь, чтобы успокоить возбужденность капитана, – Тогда я приглашаю тебя на концерт этого кукареканья, – а потом уже спокойнее добавил, – Давай, приходи, посидим, послушаем. Ну, часика через полтора и приходи, – я посмотрел на часы, – Придёшь? – я вновь вопросительно глянул в его возмущенные глаза.
Капитан, немного успокоившись от моих заверений, развернулся и вышел из каюты.
Он и точно пришел в назначенное время.
Я заварил свежий чай, разлил его по фарфоровым чашкам и мы сели, чтобы расслабиться.
Сидим, пьём чай, курим и ждём. Я искоса все время поглядывал на безмятежного капитана.
Но вдруг, на самом деле, послышалось: «Кукареку!».
После первого «Кукареку», капитан подозрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Но кукареканье продолжалось с назойливой настойчивостью.
А я, поглядывая на него с ехидцей, спрашиваю:
– Ну и что? Кукарекает? Слышишь?
– Точно! Кукарекает, – озадаченно говорит он. И почесал в ухе пальцем, – Думал сначала, что показалось. А оно, и в самом деле, кукарекает. А где оно у тебя кукарекает? – он уже с любопытством просмотрел на меня. Хмыкнув, я указал ему на спальню:
– Да вон там – за спальней.
А из спальни дверь идет в ванную комнату. Сейчас дверь туда была открыта. Ванная комната была огромной. Там находились ванна, туалет, и еще там можно было бы и в футбол поиграть. Места было достаточно.
Капитан зашёл в ванную и остолбенел – а там все было забито ящиками.
– Откуда ящики?!
– Зайцев попросил.
– Ты что, дурак, что ли?! Если бы ты влетел с этими ящиками во Владивостоке, когда таможня нас проверяла, пароход был бы арестован! Ты что натворил!? – возмущению его не было предела.
– Но ничего же не случилось …, – попытался оправдаться я.
– Это тебе просто повезло. Да! Вот это ты учудил, – его возмущению не было предела.
Он сел в кресло, немного передохнул, чтобы сбросить эмоции, и продолжал:
– Ну и дурак же ты, дед! Елки-палки, вот это же надо…! Как это можно! Ты же все судно подставил бы из-за этого Зайцева!
Потом он немного успокоился и, поглядев на стопу ящиков, предположил:
– Может быть, в каком-то из этих ящиков что-то и кукарекает?
– Да я, вроде бы перебирал их – и ничего не нашёл, – оправдывался я. Но кукареканье неслось именно откуда-то с той стороны. Из ванной комнаты.
Капитан быстро поднялся с кресла и, чуть ли не бегом, проследовал в ванную комнату. А там начал простукивать и переворачивать эти злосчастные ящики.
Бац, бац, бац – ниже-ниже…. Стучал он по ящикам.
– Да! Вот он, – радостно вытащил он из кучи один из них, – Вот из этого ящика у тебя и кукарекает.
И на самом деле. Я прислушался к этому ящику. Точно! Этот ящик и кукарекал.
– Да. Там, наверное, находиться сингапурский будильник. Кто-то нажал кнопку на нем при погрузке – и он, поэтому и кукарекает, – предположил капитан.
– Да ты что!? – я был ошарашен от простоты такого решения.
Вытащили мы этот ящик, отнесли его в дальнюю кладовку и оставили там. До конца рейса я так его больше и не трогал. Не заходил в ту кладовку, но кукареканье в каюте прекратилось.
А когда Зайцев пришел в Сиэтле к нам на борт, я его с интересом спросил:
– Что это у тебя в ящике там кукарекает?
– Да, елки-палки, это моя жена, наверное, будильник положила туда, клавишу на нем нажала – вот он и кукарекает – он долго смеялся над моим рассказом и изумлением американского журналиста.