Страница 50 из 60
— Сейчас… Сейчас.
Медведь сел на лавку и опустил Ведану на себя верхом. Она прижалась до боли к его паху, наслаждаясь налитой твёрдостью его желания. Он желал её, именно её — теперь она в том и не сомневалась. Медведь поймал губами губы Веданы, заполнил, кажется, всю до горла языком. Она оттолкнула его руки, что бестолково, слишком торопливо возились с застёжкой ворота верхней рубахи. Справилась сама, и быстро избавилась от шерстяной верхницы, бросив её незнамо куда. И тут же большие, словно две чары, ладони накрыли ноющую, тяжёлую грудь.
— Какая ты красивая, — шепнул Медведь, то мягко вбирая в рот и прикусывая нижнюю губу Веданы, то отпуская. — Тонкая. Сломать боюсь.
— Не бойся, — она улыбнулась, шаря пальцами по его поясу, злясь тихонько, что он будто бы на слишком хитрый узел завязан. — Меня многое поломать не сумело. А уж ты и подавно не сможешь.
Он проурчал что-то неразборчиво. Ведана ахнула, как смял ягодицы её через ткань, загрёб горстями почти всю целиком — почудилось. Тонкая полоска пояса отлетела вслед за верхницей, а там и рубахи обе. И всё это время они с Медведем только ненадолго разрывали поцелуй. И в голове вначале плыло пьяно, хоть ни капли медовухи или пива Ведана и не выпила сегодня. А теперь вот колотилось что-то в висках, словно молоточки горячие. Раскаляли её, точно на наковальне, заставляя ёрзать по налитому силой естеству Медведя. И хохотать хотелось от какого-то безумного восхищения и предвкушения, что переполняло её, словно реку в паводок.
Она никогда не думала, что мужчина может быть таким, словно выбитым из валуна, а после обкатанным ярыми божественными потоками до гладкости и округлости каждой мышцы. Грудь, покрытая завитками тёмных волосков, плечи словно опора теремного свода — до того надёжные, срубленные на века, живот твёрдый, чуть дрогнувший под пальцами, которыми Ведана ощупывала всего его, впитывая каждое горячее прикосновение.
— Балуешься, — улыбнулся Медведь ей в губы. — Щекотно.
Вот уж, верно, ему щекотно, словно букашка какая по его могучему телу ползает. Ведана рассмеялась тихо, откидывая голову. Медведь тут же прижался рагорячённым ртом к её шее, слегка вбирая кожу. Задрал исподку и одним рывком сдёрнул прочь. Огладил спину чуть шершавыми ладонями.
— Моя очередь, — и накрыл губами остро торчащую, требующую его ласк грудь.
Наверное, стон Веданы был слишком громким в тишине уединённой избы. В ушах зашумело, погасли ещё доносящиеся с улицы звуки бушующих повсюду Колядных гуляний. Она упёрлась ладонями в колени старосты, позволяя делать с ней всё, что пожелается. И он скользил языком по твёрдым вершинкам, вбирая их в рот, перекатывая, осторожно сминал ладонью то одну округлость, то другую. И между ног пекло уж, мелко билось вожделение, не давая забыться.
Тихо стукнул о пол накосник, когда Медведь удивительно ловко распустил косу Веданы, растрепал волосы её по плечам, жадно зарываясь в них пальцами. Поднялся тягучими поцелуями по шее и вернулся к груди, словно никак насытиться не мог неспешным изучением её тела.
— Не могу больше, — честно призналась Ведана, ловя в ладони его лицо, перебирая короткую бороду на щеках. Заглянула в глаза — почти чёрные, заполненные бездной раскалённого желания. Медведь улыбнулся шало и, чуть приподнявшись вместе с ней, сдёрнул порты. Провёл пальцами между её напряжённых бёдер, словно сомневался ещё, что она готова. Смешной.
— Я осторожно, — почти прохрипел, медленно направляя себя вовнутрь.
Ведана выдохнула с громким стоном. Перед глазами словно вспыхнуло что-то и закружилось, качая над полом, как в колыбели, когда она почувствовала, как Медведь заполняет её. Неспешно, тесно. Он и вправду везде большой — даже больно слегка — но только на миг, пока не соединились их тела полностью, став так необратимо, так правильно, единым целым. Ведана только дух перевела — пару вдохов и выдохов — и начала двигаться сама, лишь позволяя чуть направлять себя, поддерживать под спину.
Они свыкались с друг другом — всё больше с каждым скользящим толчком. Медведь выдыхал отрывисто сквозь зубы и глушил каждый невольный рык, вжимаясь губами в шею Веданы. Становилось всё легче и легче, становилось жадно — вобрать его ещё полнее! И ещё — да, так…
— Ведана, — то и дело касался ушка его хриплый стон.
Сильные руки сжимали горячим кольцом. Ладони блуждали по плечам, по бёдрам, приподнимая и опуская так, как нравилось ему. Как нравилось ей тоже. Кожа скользила по коже, блестящая от пота, солёная, пряная под губами и языком. Зубы его оставляли следы — влажные и чуть болезненные, когда не мог он уже сдерживаться и только лишь ласкать — брать хотел всю. А после прохладные ресницы неожиданно касались шеи. Тугие соски тёрлись о мягкую поросль на груди Медведя — и всё тело содрогалось мелко, сладко, от этого восхитительного чувства объятости им — с головы до ног. И он — весь внутри, растягивает, владеет, как под себя затачивает — чтобы не смогла забыть, не смогла больше желать кого-то другого. Она не сможет. Точно не сможет никогда.