Страница 65 из 78
Бывший председатель Совета министров Витте, по свидетельству французского посла Палеолога, заявил: «Это война – безумие!» Затем предложил, в частности, поговорить «о выгодах и преимуществах, которые нам может принести война. Чего можно от нее ожидать? Расширения территории? Боже милостивый! Разве империя Его Величества недостаточно велика? Разве у нас нет в Сибири, Туркестане, на Кавказе и в самой России огромных пространств, которые еще предстоит открыть?» Заключил Витте словами: «Лучше помолчу о том, что нас ждет в случае нашего поражения… Мой практический вывод таков: нам следует как можно быстрее покончить с этой дурацкой авантюрой».
Когда 28 февраля 1915 Витте умер от менингита, Николай II записал по этому поводу в дневнике: «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением». Царь назвал «знаком Божьим» смерть того, кто призывал его прекратить войну, предупреждая, к чему она приведёт.
Григорий Распутин, узнав в родном сибирском селе о подготовке к войне, послал царю телеграмму: «С войной придет конец России и тебя самого, и ты потеряешь всех до последнего человека».
У кого слёзы, у кого восторг
В Высочайшем указе о мобилизации сказано: «поставить в войска лошадей, повозки и упряжь от населения в количестве, потребном для укомплектования частей». Об исполнении пишет участник Первой мировой войны Иосиф Ильин в дневнике «Скитания русского офицера»:
«Слезы навертываются на глаза при виде, как крестьяне некоторые отдают последнюю лошадь». Действительно, весёлого мало:
«Выходит баба. Муж мобилизован, теперь отдает лошадь. Неумело нукает, дергает лошаденку и тупо смотрит.
– Взята!
Баба передает лошадь солдату, мнется, смотрит на комиссию и говорит:
– Васькой зовут, Васькой, барин, не забудьте!»
Кто-то расстроен, растроган, а кто-то в подъёме бодрого чувства. Историк российской журналистики Михаил Константинович Лемке, который во время войны будет служить в царской ставке, оставил записи о военном психозе в Петербурге, который вскоре будет переименован в Петроград. Нимало не смущённый своим немецким происхождением, своей немецкой фамилией, Лемке пишет, что народ «рад свести счеты с немцем, которого давно ненавидит; именно народ знал его всегда с самой неприглядной стороны как управляющих имениями или помещичьих приказчиков, мастеров и администраторов на фабриках и т.п. Еще со времен крепостного права, когда немцы-управляющие угнетали крестьян, ненависть эта таится, а временами и обстоятельствами то росла, то проявлялась».
Обратим внимание: крестьян, оказывается, угнетали управляющие, а не господа владельцы. Но это частность. Главное – сказано о давней ненависти к «внутренним» немцам.
Немцы в Российской империи
О месте немцев в Российской империи я пишу в моём романе «Донесённое от обиженных» http://www.belousenko.com/books/Hergenroether/hergenroether_donese
и в статье «Антинормандская Великорось» http://samlib.ru/editors/g/gergenreder_igorx_alekseewich/antinorm.shtml
Привожу высказанное А.И.Герценом в статье «Русские немцы и немецкие русские»:
«Не знаю, каковы были шведские немцы, приходившие за тысячу лет тому назад в Новгород. Но новые немцы, особенно идущие царить и владеть нами из остзейских провинций, после того как Шереметев «изрядно повоевал Лифлянды», похожи друг на друга, как родные братья».
Раздражение Герцена, чья мать, между прочим, была немкой из Германии, усиливается, по мере того как он углубляется в задевающую русское самолюбие тему:
«Собственно немецкая часть правительствующей у нас Германии имеет чрезвычайное единство во всех семнадцати или восьмнадцати степенях немецкой табели о рангах. Скромно начинаясь подмастерьями, мастерами, гезелями, аптекарями, немцами при детях, она быстро всползает по отлогой для ней лестнице – до немцев при России, до ручных Нессельродов, цепных Клейнмихелей, до одноипостасных Бенкендорфов и двуипостасных Адлербергов (filiusque – и сына – лат.). Выше этих гор и орлов ничего нет, то есть ничего земного... над ними олимпийский венок немецких великих княжон с их братцами, дядюшками, дедушками».
Это высказывание дополняет представитель другого идеологического направления Ф.М.Достоевский. В романе «Бесы» он говорит:
«Андрей Антонович фон Лембке принадлежал к тому фаворизированному (природой) племени, которого в России числится по календарю несколько сот тысяч и которое, может, и само не знает, что составляет в ней всею своею массой один строго организованный союз. И, уж разумеется, союз не предумышленный и не выдуманный, а существующий в целом племени сам по себе, без слов и без договору, как нечто нравственно обязательное, и состоящий во взаимной поддержке всех членов этого племени одного другим всегда, везде и при каких бы то ни было обстоятельствах».
Обратимся к фактам более позднего времени. В канун войны с Японией русским посланником в Токио был барон фон Розен. В ближайшем к Порт-Артуру китайском городе Чифу находилось консульство России. Кто консул здесь? Тидеман. Во главе министерства иностранных дел стоял граф Ламздорф, морским министерством управлял Авелан (этот швед). Должность начальника Морского походного штаба Наместника Алексеева занимал Эбергард. Комендантом Порт-Артура был генерал-лейтенант барон Стессель, командиром порта крепости Порт-Артур – контр-адмирал Греве. На самой важной позиции под названием Высокая Гора обороной руководил генерал Ирман. Когда гарнизон был всё-таки вынужден капитулировать, хлопоты по сдаче возложили на генерала Фока. Через несколько лет отношения с Японией потеплели, японцы воздвигли памятник защитникам Порт-Артура – на открытие прибыл русский генерал Гернгрос.
Тихоокеанской эскадрой в начале войны командовал адмирал Старк (этот из шведов). Сменивший его русский Макаров пробыл в должности пять недель, погиб, и всё вернулось на круги своя. Во главе эскадры встал адмирал Витгефт. Когда Витгефта убил японский снаряд, командование кораблями в Порт-Артуре перешло к Вирену. Тралением, очисткой от мин рейдов Порт-Артура руководил Рейценштейн, в начале войны командовавший отрядом крейсеров во Владивостоке. После того как японцы сокрушили флот, в его восстановлении отличился адмирал фон Эссен.
Обращаюсь опять к книге «Цусима». Новиков-Прибой пишет в ней: «Остзейский край насыщал царский флот немалым количеством разных баронов. Были среди них хорошие и плохие, умные и глупые. Но все они, как правило, зарекомендовали себя во флоте большими формалистами. Когда-то их предки участвовали в крестовых походах. Они гордились этим и ко всем русским офицерам, а тем более к матросам относились с нескрываемым презрением. Царское правительство, однако, дорожило ими. Ведь никто так не подавлял всякое стремление к свободе, к критике морских порядков, как эти буквоеды законов и циркуляров».
Последним фразам противоречит описание Новиковым-Прибоем одной фигуры, на которую мой отец любил ссылаться. Это командир контрминоносца «Быстрый» лейтенант Отто Оттович Рихтер. Он ходил по кораблю босиком, хромая на правую ногу: ступня была беспалой. Рихтер носил матросскую фланелевую рубаху, на груди болталась боцманская дудка, при этом он был в золотом пенсне. Общался с командой запанибрата, вместе с матросами стирал своё бельё. Бывая на берегу в матросской форме, отдавал честь офицерам. Такое поведение вряд ли оказалось бы допустимо, но отец Отто Рихтера, генерал-адъютант, принадлежал к свите Николая II, и когда тот был наследником, Отто воспитывался с ним и играл.
Броненосцем «Орёл», где служил Новиков-Прибой, командовал капитан 1-го ранга Николай Викторович Юнг. Старшим офицером был капитан 2-го ранга Константин Леопольдович Шведе, выведенный под фамилией Сидоров, о чём сообщается в сноске. И Юнг, и Шведе признаны героями Цусимского сражения, Новиков-Прибой рассказывает о них, особенно о Юнге, не без симпатии.