Страница 61 из 78
Александр Михайлович обвиняет Бисмарка, взявшего на себя роль посредника, в том, что он не помешал премьер-министру Великобритании Бенджамину Дизраэли навязать русской делегации в Берлине «условия мира, позорные для России». Вел. князь при этом добавляет весьма и весьма важное: «Однако, нет оправдания и русской дипломатии, которая, вместо того, чтобы нейтрализовать шаг Дизраэли русско-германским союзом, стала способствовать бессмысленному, даже фатальному сближению России с Францией и Великобританией».
Далее Александр Михайлович размышляет о Первой мировой войне:
«Те из нас, которым пришлось быть свидетелями событий 1914 года, склонны упрекать Александра III в том, что в нем личные чувства антипатии к Вильгельму II взяли перевес над трезвостью практического политика. Как могло случиться, что русский монарх, бывший воплощением здравого смысла, отклонил предложения Бисмарка о русско-германском союзе и согласился на рискованный союз с Францией? Этому можно найти очень простое объяснение. Не будучи провидцем ошибок, допущенных в иностранной политике в царствование Николая II, и последствий неудачной русско-японской войны и революции 1905 г., Александр III кроме того переоценивал наше военное могущество.
Он был уверен, что в Европе воцарится продолжительный мир, если Россия морально поддержит Французскую республику, предостерегая таким образом Германию от агрессивности 1870 г. Возможность вмешательства Франции в решительную борьбу между Англией и Германией за мировое владычество на морях — просто не приходила Царю в голову.
Если бы он остался долее у власти, он с негодованием отверг бы роль франко-английского парового катка, сглаживающего малейшую неровность на их пути, каковая роль была навязана России в 1914 году».
Франция, разбитая Пруссией, мечтала о реванше, нуждаясь в гарантии, что войну с Германией она не проиграет. Вел. князь употребляет выражение «морально поддержит Французскую республику», в то время как России был предоставлен крупный заём, и между нею и Францией были подписаны соглашение и секретная военная конвенция, которую в 1894 году ратифицировали русский император Александр III и французский президент. Россия, в случае войны Франции с Германией, должна была выставить от 700 до 800 тысяч солдат для действий против Германии с востока.
Мой отец полушутливо говорил, что заём займом, но Александром III владела «страстишка переруситься», свойственная многим российским немцам. Придуманное отцом слово «переруситься» означало – стать русским более самих русских. Хорошо устроившиеся в России немцы истово желали, ради сохранения благ и дальнейших перспектив, чтобы об их происхождении было забыто, и неизменно кляли Германию. Александр III – пример.
Немцев бить!
Герцен в «Былом и думах» с возмущением пишет, как в Москве на обеде в честь приезжего панслависта один славянофил воскликнул: «Упьюся я кровью мадьяров и немцев». То было в конце тридцатых годов XIX века. Можно сказать, что полвека спустя возглас отражал душевное движение не одного и не двух русских.
Явление в его развитии изящно подал Чехов. В 1883 году был опубликован его рассказ «Патриот своего отечества». В нём написано о маленьком немецком городке: «Хорошее пиво, хорошеньких служанок и чудный вид вы можете найти в отеле, стоящем на краю (левом) города, на высокой горе, в тени прелестнейшего садика». Мы узнаём, что «на террасе этого отеля, за белым мраморным столиком, сидело двое русских». Оба приехали сюда на воды «лечиться от большого живота и ожирения печени». А у подножия холма играла музыка, немцы что-то праздновали. Кругом было так уютно, так мило, что русские «подперли свои русские головы кулаками и задумались».
Многозначительное указание «задумались»! О чём они задумались в немецком городке, где всё так хорошо? Не содержится ли ответ в строке Высоцкого: «Но мне очень больно и обидно…»?
Праздничная процессия приблизилась к отелю, и русским захотелось в ней участвовать. «Они взяли свои бутылки и смешались с толпой. Процессия остановилась на полянке за отелем. Вышел на средину какой-то старичок и сказал что-то. Ему аплодировали». Один из русских, Петр Фомич, пишет Чехов: «умилился. В груди его стало светло, тепло, уютно. При виде говорящей толпы самому хочется говорить. Речь заразительна. Петр Фомич протиснулся сквозь толпу и остановился около стола. Помахав руками, он взобрался на стол. Еще раз помахал руками. Лицо его побагровело. Он покачнулся и закричал коснеющим, пьяным языком: «Ребята! Не… немцев бить!»
Рассказ оканчивается фразой: «Счастье его, что немцы не понимают по-русски!»
Александр III подыгрывал настроению и хотел быть впереди. Он написал в письме Победоносцеву: «Есть господа, которые думают, что они одни Русские, и никто более. Уже не воображают ли они, что я Немец или Чухонец?» Александр III заявлял: «Россия – для русских и по-русски!», проводил русификацию Прибалтики, произносил «моя русская душа», в России – «исконно русская власть», а окружающие посмеивались за его спиной. Они-то знали, что он немец фон Гольштейн-Готторп.
Мой отец повторял фразу об Александре III, не помня, кому она принадлежит: «Дабы доказать свою «русскость», он отказался от братской дружбы с Германией и стал слугой республиканской Франции». Когда в 1891 в Кронштадт прибыла с визитом французская эскадра, монарх-самодержец лично её приветствовал и в Петергофе во время обеда стоя выслушал исполнение французского революционного гимна «Марсельеза». Сына Николая он хотел женить на французской принцессе Елене, дочери Луи-Филиппа Альбера Орлеанского, наследника французской короны в 1842-1848 годах, внучке короля Луи-Филиппа. Однако, Николай категорически воспротивился.
Кто друг России и кто — не очень
Германия надеялась на дружбу с Россией при Николае II. Обращусь к книге А.Б.Широкорада «Россия — Англия: неизвестная война, 1857–1907». В ней приведено, что на другой день после нападения японцев на Порт-Артур рейхсканцлер граф Бернгард Брюллов передал русскому послу в Берлине: «Российский Император может видеть в Германии честного и лояльного соседа» (43. С. 527). В феврале 1904 посол сообщил царю: «Не могло быть никаких сомнений в чувствах императора Вильгельма, благодаря его расположению к нам Германия осталась для нас благожелательным соседом, поведение которого явилось ценным залогом для нашей безопасности по всему протяжению европейской границы» (43. С. 527).
А что делает Франция? В книге «Цусима», описано, как французские власти запрещали в портах своих колоний загружать углём с германских угольщиков корабли 2-й эскадры.
Дакар. «Из столицы союзной нам Франции пришел наконец ответ, категорически запрещающий производить какую бы то ни было погрузку в пределах территориальных вод». Намечалась стоянка в порту Диего-Суарец (Мадагаскар), туда же должны были прийти угольщики. «Но под давлением японцев и англичан французы отказали нам в гостеприимстве». Камранг (Индокитай). «8 апреля контр-адмирал Жонкиер заявил Рожественскому, чтобы мы в течение двадцати четырех часов покинули территориальные воды французской колонии. После разгрома русской армии под Мукденом Франция еще меньше стала считаться с нами и, поддаваясь требованиям Японии, вышибала нас даже из самых глухих своих владений бесцеремонным образом».
Николай II, тем не менее, подчинялся требованию Франции держать войска у германской границы и не снял ни одной части из западных округов для отправки в Маньчжурию.
Об Англии. Она открыто поддерживала Японию, предоставляла ей займы, отправляла ей нужные грузы.
В книге А.Б.Широкорада приведено: 27 октября Вильгельм II телеграфировал Николаю II, что Англия намерена помешать Германии снабжать углём русский военный флот. Кайзер предлагал совместно положить конец этим поползновениям, образовать «мощную комбинацию» против Англии и сообща принудить Францию присоединиться к России и Германии для солидарного отпора ей. 16 октября Николай II ответил: «Германия, Россия и Франция должны объединиться. Не набросаешь ли ты проект такого договора? Как только мы его примем, Франция должна присоединиться к своей союзнице. Эта комбинация часто приходила мне в голову» (21. Т. И. С. 563).