Львиное Сердце

Проснулись они от шума и негромкого ругательства. Первым вскочил Том, почувствовав, как на него навалилось какое-то тяжелое тело и кубарем ввалилось в келью. На полу сидел толстый монах и почёсывал ушибленную руку, при этом он издавал стонущие звуки. Габриэлла села на край кровати, протёрла глаза и, непонимающе, смотрела то на монаха, то на Тома.

– Ах ты, Господи, – причитал монах, – как же я буду держать сегодня книгу перед архиепископом, совсем не чувствую руки. Ах ты, Господи!

– Не надо было тебе, брат, красться, как лиса в чужой курятник, – огрызнулся Том, – нужно было постучать в дверь, как порядочный человек и достопочтенный монах. Недаром я лёг на полу возле дверей, когда заметил, что эта дверь ничем не закрывается. А ну, отвечай, что тебе здесь нужно? – набросился он на монаха.

Тот еще больше заголосил и закрыл голову руками, боясь, что получит хорошую трёпку от гостей архиепископа. Но Габриэлла поспешила заступиться за несчастного монаха.

– Оставь его, Том, так ты ничего от него не узнаешь. Посмотри в окно, уже давно наступил день, а мы всё спим. Спасибо тебе, монах, что своим появлением ты разбудил нас.

– Меня зовут брат Уилком, и послал меня к вам сам архиепископ. Он просил проводить вас в комнату рядом с аббатской кухней, а затем провести, чтобы вас никто не видел, на верхнюю галерею. А так, как я знаю, что вы еще спите, то и решил тихонько приоткрыть дверь и посмотреть, проснулись вы или нет.

– Что-то не очень убедительно ты, брат Уилком, рассказываешь нам свою сказку. А ну живо отвечай, кто тебя подослал подглядывать и подслушивать, – и Том накинулся на монаха с кулаками.

Но Габриэлла приказала прекратить эту перебранку и успокоиться.

– Мне надо переодеться и умыться, – и посмотрев на Тома, добавила, – принеси быстро воды, а вы, брат Уилком, подождите за дверью.

Монаху ничего не оставалось делать, как подняться с пола, и всё ещё потирая ушибленную руку, выйти за дверь. Том быстро принес чан с теплой водой, из торбы достал полотенце. Габриэлла поспешно умылась, причесала волосы и убрала их под головной убор из мягкого бархата, обшитого по краям беличьими хвостиками. На плечи накинула теплую меховую накидку, прикрыла ею примятое после сна платье. Теперь она была готова следовать за братом Уилкомом. Монах проводил её и Тома длинными, запутанными коридорами до аббатской столовой комнаты. На широком дубовом столе их ожидало горячее молоко, жаркое, пышные лепешки, немного зелени и несколько сортов сыра. В комнате пахло перцем и корицей.

При виде дымящейся похлебки с пряностями, у брата Уилкома рука сразу перестала болеть, и он осторожно проглотил набежавшую слюну, дабы не подавиться ею.

Габриэлла почувствовала, что очень проголодалась, и села за стол, приглашая к себе слугу. Она быстро разложила по глиняным плошкам дымящиеся кусочки зайчатины, налила в кружки молока. Том, тоже недолго раздумывая, присел на скамью и принялся за похлёбку. Только монах уныло стоял возле стены и, перебирая четки, усердно читал молитву.

– Брат Уилком, а вы, почему не хотите присоединиться? – спросила Габриэлла.

– Что вы, что вы! Мне нельзя, миледи. Идёт пост, и я должен соблюдать заповеди. Это только для вас сегодня приготовлена такая еда. Мы ели утром чечевичный суп и вчерашний черный хлеб, а обеда сегодня и вовсе не будет. Только на ночь можно будет выпить немного воды и съесть сухарь. Скоро наступит день Святого Мартина, уж тогда монахи вволю наедятся.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, брат Уилком, – весело добавил Том.

Габриэлла укоризненно посмотрела на своего слугу и покачала головой. Что-то сегодня Том особенно весел, а ведь ему нужно вести себя осторожнее, вдруг его кто признает и тогда всё пропало. Но без бороды и усов, в новой одежде его, действительно, трудно было узнать, и Габриэлла успокоилась. Они доели, встали из-за стола, и монах повел их опять теми же коридорами, но уже в верхнюю часть аббатства. Сначала Габриэлла хотела запомнить расположение всех переходов, но вскоре поняла, что это ей не удастся, и она просто шла за братом Уилкомом. Том поспевал следом, ему совершенно не хотелось отстать от своей хозяйки, ведь он знал о многих потайных комнатах и подвалах в этих стенах, в которые очень просто можно было попасть, лишь случайно наступив на неприметный камень в полу. Они прошли ещё один темный коридор, который освещался чадящим факелом, и остановились возле двери. Монах дотронулся пальцем до своих губ и показал, чтобы гости молчали, затем тихо отворил дверь. Они вошли на узкую галерею почти у самого потолка. Здесь тоже было сумрачно, но через небольшие оконца на противоположной стене поступал дневной свет. Внизу большого зала слышались голоса, которые эхом отдавались здесь, вверху на галерее.

Монах очень тихо подвел Габриэллу к краю перехода и рукой указал место, где она должна стать, чтобы лучше все услышать. Девушку заслоняла полукруглая арка, и заметить её снизу было совершенно невозможно. Том остался стоять возле двери, а монах поспешно удалился.

Габриэлла прислушалась. Один голос она сразу узнала: тихий уставший голос архиепископа, другой немного грубее и с большим акцентом. По-видимому, они разговаривали уже давно и о чём-то спокойно спорили. Она стала слушать.

– Вы не можете мне приказывать, уважаемый Антонио, – мэтр Доне сидел в кресле у камина, кутаясь в свой плащ, подбитый горностаем, пытаясь согреться. – Сегодня ужасно похолодало, не правда ли, скоро выпадет первый снег.

– После солнечного Рима я вообще не могу долго находиться в Англии, – согласился посланник папы Целестина, дон Антонио Базема. Он приехал рано утром и попросил немедленной встречи с архиепископом, размахивая перед носом встретившего его монаха срочным посланием от папы.

Мэтра Доне разбудили, хотя его лекарь очень упорно возражал и просил, чтобы архиепископа оставили в покое хотя бы до вечерней молитвы. Но все его возражения были напрасны. И теперь архиепископ и посол грелись у большого камина, пили теплое французское вино.

– Всё равно вы не можете приказывать мне, дон Антонио, а на все ваши просьбы я отвечу одним словом: «Нет». И могу вам объяснить своё несогласие с Римом.

– Да уж будьте так любезны, ваше высокопреосвященство. Объясните мне, почему я мчусь через три страны, переплываю пролив, привожу вам послание от папы Целестина, а вы мне спокойно говорите: «Нет», – раздраженно ответил дон Антонио.

– Дело в том, что в Англии не так-то просто выбрать нового короля, любезный Антонио, и не так быстро, как этого хочет его святейшество.

– А зачем его выбирать? Он уже есть! Разве герцог Джон Уэльский не имеет тех преимуществ, которые его могут сделать королем перед другими претендентами?

– Конечно, имеет, – ласково проговорил мэтр Доне. – Более того, он прямой наследник английского престола. Но я хорошо изучил герцога и могу смело сказать, что если Рим отдаст власть Джону Уэльскому, то ничего он от этого не выиграет, а даже потеряет своё влияние на северные государства. Англии нужен порядок и спокойствие. А чтобы его установить, нужно собрать хоть какую-нибудь армию. Но казна? Она пуста, мой друг. И уже очень давно. Я это очень хорошо знаю. Ничего из этой затеи у вас не получится. – Мэтр Доне облокотился на спинку кресла, широко зевнул и прикрыл глаза.

Габриэлла затаила дыхание. Она слушала, боясь пропустить хоть одно слово.

– Но сколько ещё понадобится времени, чтобы выбрать нового короля? Папа Целестин не может ждать долго, он требует, чтобы через месяц был провозглашен новый король. – Дон Базема стал раздражаться от спокойного сонного вида архиепископа.

Папа с него шкуру спустит, когда узнает, что Донециас Барлиозе не хочет беспрекословно подчиняться ему. Уж он-то отыграется на своем посланнике, когда тот вернётся в Рим.

– Я думаю больше, чем шесть месяцев, мне не потребуется, – спокойно ответил, не открывая глаза, мэтр Доне.

– Полгода! Вы издеваетесь надо мной и над Римом! – гневно вскричал посланник.