Страница 28 из 45
После того как 11 ноября Верховный совет РСФСР отменил чрезвычайное положение и ввод войск, было достигнуто соглашение (чеченцы изображали его как капитуляцию на их условиях), согласно которому российских солдат посадили в автобусы и вывезли за пределы Чечни в сопровождении местной Национальной гвардии13. Вслед за этим Ельцин отозвал свой указ и, пребывая в состоянии, ухода от ответственности и моральной трусости в отношении Чечни, которое станет тоскливым образцом его непоследовательности, попытался заявить, что вообще никак не был склонен к такому решению. Как сказал его пресс-секретарь, «[президент] согласен с решением Верховного Совета и предпримет необходимые меры по его реализации. Он никогда не был сторонником разрешения конфликта любой ценой – только при помощи политических мер, только путем переговоров, вне зависимости от того, насколько сложными они могут оказаться»14.
Как и позднее, в декабре 1994 года, успех чеченских сепаратистов был не просто результатом чеченской храбрости и стойкости. Российские войска и их командиры пребывали в крайнем недоумении относительно приказов, которые им отдавались, и цели операции. Отмеченные выше действия Ельцина были предприняты в наихудший момент с точки зрения воинского духа, когда Советский Союз рушился, а солдаты были совершенно не уверены в том, кто ими командовал и кому они должны быть лояльны[43].
Темную роль в этих событиях играл Руслан Хасбулатов. Его российские недруги предполагают, что всё это время он тайно поддерживал чеченских националистов, хотя многие чеченцы утверждают, что, напротив, он выдерживал жесткую линию, чтобы утвердить свою репутацию среди русских националистов. В атмосфере почти всеобщей лжи, которая теперь преобладает в российской политике, настоящую правду мы можем не узнать никогда. Сам Хасбулатов утверждал, что он еще в сентябре осознавал угрозы, исходящие от Дудаева, и просил Ельцина «добавить еще одну звезду на погоны Дудаева и отправить его обратно в армию» – но было уже слишком поздно.
За несколько месяцев между провалом попытки российского вмешательства в чеченские дела и июнем 1992 года, когда последние российские военные окончательно покинули Чечню после ультиматума Дудаева, чеченскому правительству и Национальной гвардии, а также различным обособленным политическим и криминальным группам удалось выдавить из Чечни советские, а затем российские вооруженные силы. Некоторые военные базы были разграблены (например, 566-й полк внутренних войск в Грозном в период между 6 и 9 февраля 1992 года), а другие сложили оружие в обмен на возможность мирно уйти. Наконец, само Министерство обороны под руководством Павла Грачева пошло на сделку, передав чеченцам значительное количество оружия в обмен на обещание беспрепятственного вывода войск с территории Чечни. Именно это оружие спустя два с половиной года станет основой чеченской обороны.
В отчете комиссии Госдумы по расследованию причин Чеченской войны во главе со Станиславом Говорухиным было сделано предположение, что в указанный период чеченцы захватили (или им были переданы) 42 танка, 56 БТРов, 139 артиллерийских систем и 24 737 единиц автоматического оружия15. Ни я, ни другие корреспонденты никогда не видели сколько-нибудь сопоставимого количества танков на чеченской стороне, но количество автоматов выглядит довольно точным. (В то же время следует отметить, что отчет комиссии Говорухина, хотя и содержит полезную и крайне интересную, но сомнительную информацию, глубоко тенденциозен и наполнен истерической риторикой и совершенно необоснованными заявлениями, особенно относительно судьбы этнических русских в Чечне при Дудаеве.)
Удивительным образом чеченцам удалось достать значительное количество пистолетов и даже автоматов еще в 1960-х годах, в самый разгар советского государственного контроля. В 1968–1970 годах советская милиция конфисковала у населения на Северном Кавказе, в Казахстане и Киргизии в общей сложности 20 530 единиц стрелкового оружия, и основная его масса находилась в руках чеченцев16.
Генерал Джохар Дудаев
Впервые я встретился с Дудаевым в 1992 году и должен сказать, что, за исключением его физической храбрости, в которой не было сомнений, мое впечатление о нём не улучшилось со временем. В тот момент его резиденция всё еще располагалась в здании бывшего городского совета Грозного по соседству с моей гостиницей. Вполне понятно, что всё происходило очень хаотично. Я ожидал встречи в приемной Дудаева в течение примерно трех часов в окружении нескольких персонажей, напоминавших Лабазанова, – все они были при тяжелом вооружении, небриты и имели добродушно-грозный вид. Один из них всё время поигрывал с выкидным ножом.
Перемещение из их комнаты в кабинет Дудаева напоминало переход из компании крупных, косматых и потенциально опасных собак в общество хорошо ухоженного, но раздражительного сиамского кота. Дудаев оказался невысоким человеком с добротно сложенным орлиным лицом, аккуратными тонкими усиками и темными прикрытыми глазами. Его одежда, как и его манеры и речь, были элегантны, почти педантичны. Когда он был одет в военную форму, та всегда была чистой, очень хорошо отутюженной, а если на нём был гражданский костюм, то рубашка всегда была белой, а галстук – темным и аккуратно повязанным у шеи: совершенно непривычная вещь для постсоветского Кавказа. Так было и в мою последнюю встречу с Дудаевым незадолго до его смерти, в крестьянском доме где-то у подножья Кавказских гор. В той же самой одежде он сидел в небольшой убогой гостиной с чеченским флагом на стене и с двумя столами, поставленными один на другой, чтобы изображать президентскую трибуну, а сверху лежала кучка президентских папок. В этом вызове обстоятельствам было нечто подлинно героическое, но опять же это был осознанный позерский героизм, в отличие от инстинктивного героизма и лидерства Басаева.
У Дудаева были кошачья чистоплотность и физическая уравновешенность, самообладание и самоудовлетворенность – он настолько походил на кота, что мне вспоминается, будто у него заостренные уши, хотя и не факт, что они были такими на самом деле. Можно даже было представить, как он вылизывает свой костюм, чтобы тот был чист, и разглаживает усы своими лапами. Из мимики у него была безрадостная, искусственная улыбка, которую он подчеркнуто включал и выключал, время от времени сопровождая ее театральным металлическим смехом. Но в нём не было кошачьего спокойствия. В душе он был дерганым и свирепым.
Во время первого интервью меня поразили три вещи. Во-первых, тот очевидный страх, которым был охвачен мой чеченский переводчик. В то время я плохо говорил по-русски, но и этого было достаточно, чтобы понять: переводчик снижал остроту некоторых моих вопросов, а остальные предварял угодливыми извинениями. Едва ли этому стоило удивляться, но это было не вполне характерно для чеченцев, которые в целом – как будет показано в третьей части книги – по своим традициям и нравам являются примечательно демократичным народом.
Второе, что поразило меня с самого начала, было лицедейство Дудаева. Его речь была избыточно отрывистой, экспрессивной, воинственной и авторитарной. Когда он выступал на публике, то к этому добавлялись резкие ударения на последние слоги слов. Мне показалось явным, что это именно напускная манерность, во время его пресс-конференции в подвалах президентского дворца в Грозном 15 декабря 1994 года, после ввода российских войск в Чечню. Дудаев тогда выглядел изможденно, и, предположительно, из-за этого, а также из-за общей напряженности обстановки он говорил нормально, и большинство его привычных акцентов и повторов исчезли.
Я никогда не мог вполне понять, какую именно роль, по его замыслу, он играл, но, возможно, это была довольно тривиальная роль национального героя / мудрого правителя / пророка-визионера. В остальном же элемент лицедейства, возможно, вообще всегда был присущ его позиции. В конечном итоге он был советским генералом, человеком, который провел подавляющую часть своей жизни в советских вооруженных силах, и вполне могли возникать моменты, когда он думал: какого черта я вообще полез в эту чеченскую революцию17?
43
Крайне важное наблюдение Ливена в контексте одновременно развернувшихся войн в бывшей Югославии, где многие части ЮНА (Народной армии Югославии), главным образом находившиеся под командованием сербских офицеров, давали отпор хорватским парамилитарным соединениям, окружавшим гарнизоны с требованием сдать оружие в обмен на беспрепятственный выход. Можно вспомнить и события весны 2014 года, когда в процессе присоединения Крыма к России практически все части украинской армии в Крыму сдали оружие без боя, а затем то же самое сделали некоторые украинские соединения в Донецкой и Луганской областях.