Страница 16 из 45
С другой стороны, чеченской традиции полностью соответствовал Шамиль Басаев, наиболее значительный чеченский командир после Масхадова. Его набег на российский город Буденновск в июне 1995 года сыграл значительную роль в том, что представителям Кремля (Russians) пришлось сесть за стол переговоров, и позволил выиграть критические для чеченцев несколько месяцев передышки до того момента, когда зимой война возобновилась с полной силой. Захват заложников и больницы в Буденновске вызвал в России объяснимый взрыв гнева, и даже на Западе это привело к тому, что за Басаевым закрепился ярлык «террориста»[21]. Бесспорно, его действия в Буденновске шли вразрез с законами войны, но опять же российская сторона (как британцы во время войны за независимость Ирландии в 1919–1921 годах или французы в Алжире) постоянно отказывалась признавать чеченских боевиков в качестве легитимной стороны боевых действий и относиться к ним соответствующим образом. За шесть недель до рейда на Буденновск значительная часть семьи Басаева была уничтожена российским воздушным налетом на Ведено. Сам Басаев сказал мне в декабре 1995 года следующее: «Вы говорите о терроризме, лишая нас морального превосходства перед лицом мирового общественного мнения. Кому нужна наша принципиальная позиция? Кто из-за рубежа помог нам, пока Россия жестоко игнорировала все моральные нормы? Если они могут использовать такое оружие и такие угрозы, то это можем делать и мы»7. (В этом контексте следует отметить, что, хотя Басаев постоянно угрожал подкладывать бомбы для уничтожения гражданского населения, нет никаких доказательств, что он когда-либо в самом деле этим занимался. С другой стороны, русские никогда не использовали в Чечне напалм либо его эквиваленты, хотя их обвиняли в этом. Но ни я, ни другие западные журналисты в Чечне ни разу не видели каких-либо свидетельств этого.)
Впервые я встретил Басаева в Абхазии в октябре 1993 года во временной абхазской столице Гудауте сидящим на мостовой вместе с другими предводителями добровольцев из Конфедерации горских народов Кавказа[22], которая сыграла значительную роль в абхазской победе над грузинами. Хотя Басаеву тогда было всего 28 лет, он уже командовал чеченским батальоном. Когда мы спросили его о российской помощи абхазам, он радостно усмехнулся, не потрудившись отрицать этот факт, и поздравил нас с тем, что мы не наткнулись на его людей, когда были на грузинской стороне.
В последнем он был абсолютно прав. За три месяца до этого, в июле 1993 года, я мог встретить Басаева и его людей, когда делал репортажи с грузинской стороны фронта, из Сухуми. Более чем опрометчиво я присоединился к грузинской колонне, которая поднялась на лесистые холмы вокруг горы Зеган над селом Шрома, находившимся на линии удерживаемого грузинами фронта. Предполагалось, что колонна будет искать противника и оттеснять его передовые посты. «Противником» в этом секторе, как я позже выяснил, действительно были чеченцы.
Счастье, что мы их не встретили, поскольку с точки зрения боевой подготовки грузины были немногим лучше, чем я сам. Моя фляжка с водой была наполовину пуста, у остальной части колонны воды не было вообще, и через несколько часов карабканья по горам под пылающим солнцем мы неистово хлебали воду из радиатора грузовика.
Грузинская колонна состояла примерно из двухсот человек, из которых не менее дюжины были «старшими офицерами», включая двух генералов. Большинство из них были в гражданской одежде с какими-то атрибутами военной униформы. Лишь у немногих были подходящие ботинки. Все они были выходцами из разных групп: зарождающейся грузинской национальной армии, парамилитарного соединения «Мхедриони», подчинявшегося Джабе Иоселиани (бывшему грабителю банков и криминальному боссу, который сыграл ведущую роль в свержении Звиада Гамсахурдии в декабре 1991 года), и местные добровольцы из грузинского населения Сухуми – последние составляли большинство.
Представители «Мхедриони» на вид были теми, кем они и являлись, – безработными молодыми людьми с мрачных промышленных окраин Тбилиси и Рустави, парнями с суровыми лицами, но тщедушными телами, причем во многих случаях явно зависимыми от алкоголя, а то и чего посильнее. Они уже приобрели дурную репутацию за грабеж, насилие, вандализм и всяческий беспредел (mayhem), причем не только против абхазов, но и на грузинских территориях, которые поддерживали Гамсахурдиа. По сравнению с ними местные грузинские войска из Сухуми были куда более привлекательны, их моральный дух казался более высоким, но они никак не были прирожденными бойцами. Я делился водой из своей фляжки с бойцом по имени Гия, полным стоматологом средних лет, интеллигентным, забавного вида человеком с лысеющей головой, который плохо переносил крутой подъем по удушающей лесной жаре. «Пожалуйста, не думайте, что мы хотим воевать и убивать людей, – сказал он с одышкой, прислонясь к дереву. – Меня бы не было здесь, если бы не нужно было защищать семью». Он признался, что сам был за Гамсахурдию, и в беседе с глазу на глаз, не скрывал, что презирает своих соратников из «Мхедриони».
Особенно поразительным было отсутствие большого количества добровольцев из других районов Грузии. То же самое было на азербайджанской стороне в Карабахской войне – большинство бойцов, по крайней мере до 1994 года, были азербайджанцами из самого Карабаха и прилегающих регионов, чьи дома оказались под прямой угрозой. Но весь Баку и его население ощущали себя очень далекими от войны, которая грохотала меньше чем в 150 милях. В этом смысле небольшой размер Чечни мог служить преимуществом для нее: там не было территории, которая не ощущала бы угрозу со стороны захватчика, и оставалось очень мало мест, которые не были тем или иным образом заняты российскими войсками, так что добровольцы вступали в ряды сопротивления со всей Чечни.
Еще одним очень заметным фактором были высокий моральный дух, дисциплина и стойкость абхазских сил, которые я встречал, в сравнении с их грузинским противником – то же самое можно сказать о карабахских армянах в сравнении с азербайджанцами[23]. Все они сражались, как будто прижатые к стене. Некоторые армяне в Степанакерте, раньше служившие в советской армии, цитировали мне слова советского военного приказа войскам, защищавшим Москву в декабре 1941 года: «Отступать некуда – позади Москва». Или же, как сказал мой коллега Алексис Роуэлл о карабахских армянах, и это можно повторить применительно к Абхазии и Чечне, но точно не к Грузии, Азербайджану и России: «Это совершенно военное общество. Все мужчины сражаются, а женщины готовят им еду, залечивают их раны и воспитывают их детей».
Я снова встретил Басаева в августе 1994 года, во время одного чаепития. Его друг, которого я видел вместе с Басаевым в Абхазии, теперь работавший старшим охранником в моей гостинице с нелепым названием «Французский дом»[24], пригласил меня и Басаева на чай с управляющим и его женой в их квартире на втором этаже гостиницы. Последняя была просто переделанным под постояльцев многоквартирным домом, а «номера» были собственно квартирами с обычной советской мебелью и обоями. Поэтому они были в принципе очень просторными – за тем исключением, что к осени 1994 года в каждой из комнат обитало по полдюжине журналистов. А после того как ресторан прекратил работу, и мы были вынуждены самостоятельно покупать еду и готовить себе завтрак, в этом по-прежнему было некое «домашнее» ощущение.
Это чаепитие стало для меня необычным опытом. Товарищ Басаева Ваха был одним из самых крупных и угрожающе выглядящих людей, которых я когда-либо встречал (он затем воевал на стороне сепаратистов и был убит): ростом шесть футов семь дюймов, с очень большим угловатым лицом и огромным носом, при непременном пистолете за поясом. Для чаепития он приготовил шоколадный торт с маленькими розовыми цветами и белой глазурью сверху. Этот торт он чрезвычайно церемонно, как будто салютуя на военном параде, разрезал с помощью огромного зазубренного штыка местного производства с канавками для стока крови – сцена за пределами воображения Феллини8.
21
Ливен явно тенденциозно воспринимает Басаева, с которым он неоднократно лично встречался в период первой войны в Чечне. В то же время следует отметить, что на Западе официально Басаев был признан международным террористом, внесенным в соответствующие списки ООН, Госдепартамента США и Евросоюза, лишь в 2003 году, после терактов в США 11 сентября 2001 года и захвата заложников в московском театральном центре на Дубровке. В России на момент написания книги (1998 год) к Шамилю Басаеву также фактически не было претензий: он не понес никакой уголовной ответственности за нападение на Буденновск и иные эпизоды первой Чеченской войны и в 1996–1998 годах занимал ряд административных должностей в «Чеченской республике Ичкерия».
22
Конфедерация (горских) народов Кавказа была создана в 1989 году и вскоре объявила себя правопреемницей Горской республики, существовавшей на Северном Кавказе в 1917–1919 годах. Согласно определению известного кавказоведа Артура Цуциева, конфедерация представляла собой один из «проектов статусных и национально-территориальных изменений» в регионе, нацеленный на пересмотр отношений между кавказскими автономиями и федеральным центром. Первым президентом конфедерации стал Юрий Шанибов (Муса Шаниб), бывший преподаватель Кабардино-Балкарского госуниверситета, его биография подробно представлена в книге Георгия Дерлугьяна «Адепт Бурдье на Кавказе». Наиболее значимым эпизодом с участием Конфедерации была организация ополчения для участия в вооруженном конфликте в Абхазии в 1992–1993 годах. После начала первой войны в Чечне Конфедерация фактически прекратила существование, о чем у Л ивена еще будет сказано ниже.
23
|Х В оригинале: «грузинами» – явная ошибка Ливена.
24
«Французский дом» – судя по всему, имеется в виду дом номер 36 постройки 1939 года по центральному грозненскому проспекту Победы.