Энигма

– Вы меня с кем-то перепутали… – покусывая изнутри щеку, по слогам произношу я, стараясь не смотреть Джеку в глаза, даже сквозь темные линзы очков.

И зачем я все это затеяла? Сидела бы молчала, чтобы не вляпаться в еще одну неприятную ситуацию. Я, черт подери, теперь точно такая же стюардесса, как Энн, на которую он смотрит, как на мешок с мусором. И я нисколько не утрирую, поверьте – мужчины из Элиты тщательно заботятся о своей репутации, и их невозможно уличить даже во флирте с Низшими. Это, конечно, не касается специальных закрытых клубов, где «жрицами любви» работают представительницы рабских каст.

– Сними очки.

– Не собираюсь.

– Кэн, ну хватит. Я понимаю, что ты обижена на то, что я не пытался связаться с тобой, когда ты уехала в Европу…

– В Европу? – резко снимая очки, вскидываю на него прямой и открытый взгляд. Мне даже дышать становится трудно, и вовсе не от недостатка кислорода в самолете.

Так значит, последние пять лет я в Европе развлекалась, а не выживала в трущобах за пределами центра. Отлично. Как много нового я о себе узнаю.

– Разве нет? Мак сказал, что Руфус отправил тебя в Европу незадолго до того, как… – его густые брови сдвигаются к переносице, взгляд становится колким и напряженным.

– Да, так все и было, – быстро перебиваю я, раздвигая губы в сладкой улыбке. – Какие обиды, Джек? Мы были едва знакомы и…

– Но довольно близко знакомы, – от теплого взгляда его притягательных голубых глаз «щекочет» в районе солнечного сплетения. Почти также, как раньше. И только сейчас, я прекрасно понимаю, почему не узнала Джека с самых первых секунд: он повзрослел, возмужал, стал настоящим мужчиной. Даже овал лица стал более квадратным, очерченным, волевым. Я уже не говорю о пятнадцати набранных килограммов мышечной массы. Джек Грейсон – завидный холостяк, за сердце которого любая девушка, к какой бы касте она не принадлежала, продаст душу Дьяволу.

– Джек… – он медленно обхватывает мою ладонь, проводя большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Я просто смотрю в его глаза, и перед внутренним взором вспыхивает весьма яркое и красноречивое воспоминание. Ни одна девушка не способна забыть своего первого мужчину. Тем более, когда он был у нее единственный. – Все эти пять лет, тебя не волновало, насколько близко мы были знакомы.

– Неужели ты думаешь, что наша встреча случайна? Каковы были шансы, Кэн? Я знаю, ты считаешь меня подонком, но все было не так. Черт. Я не собираюсь оправдываться, – рокочущим голосом произносит он, слегка наклоняясь к моему уху. Напряжение между нами нарастает так быстро, что кажется, что из самолета выходит весь воздух. Руки и ноги бросает в холод, и я уже не уверена, что это от перепадов давления. – У нас свидание. Завтра.

– У меня есть парень, – вспыхиваю я, намереваясь одернуть руку, но не могу… у него приятные, теплые, по-мужски грубые ладони. Боже, он все узнает, он все узнает… не хватало мне влюбиться в того, кто поставит на мне крест, как только узнает, о моем истинном месте. А где место Бесправных? На дне.

К моему счастью, пилот сообщает о том, что самолет приступил к снижению, и объявил, что совсем скоро мы приземлимся в аэропорту Джона Кеннеди.

– Парень не узнает о нашей дружеской встрече. Расскажешь, чем занималась последние пять лет, как тебе жизнь в Европе…

Ах, как я могла забыть, что была в Европе. Вернулась прямиком с курорта под названием «ад». И все-таки, наконец, я нашла ответ на вопрос, почему нас с мамой никто и никогда не искал…

Черт, я просто в полном дерьме. Кажется, мое падение в прошлую жизнь, уже началось. Но правда в том, что без опеки Руфуса, что сейчас находится примерно в том же состоянии, что и моя мать, я – никто.

Собираюсь ответить Джеку, но снова осекаюсь, как только ощущаю вибрацию его браслета, свидетельствующую о звонке с континента.

– Черт, прости. Бизнес не умеет ждать, – он слегка поджимает губы, и нажимает кнопку, принимая вызов. Его взгляд устремлен в одну точку перед собой, а губы начинают двигаться, не издавая при этом не звука – такие, как Джек разговаривают по голографосвязи в режиме конфиденциальности. В эту самую секунду Джек видит перед собой незримую для посторонних голограмму, передающую изображение собеседника, и произносит слова, которые может услышать только он.

Грейсон разговаривает до конца полета, и я лишь периодически бросаю на него взгляд, пытаясь считать эмоции по лицу Джека. Агрессия. Раздражение. Судя по всему, новости не очень приятные.

В конце концов, я отворачиваюсь, пытаясь унять бешенный сердечный ритм, норовящий пробить грудную клетку. До сих пор не верю в то, что это произошло. Какое нелепое совпадение…

Когда мы приземляемся, Джек все еще разговаривает, и я наспех улыбнувшись ему и небрежно махнув рукой, двигаюсь к выходу из самолета. Я иду слишком быстро, почти бегу по тоннелю, в конце которого написано: «Добро пожаловать в Нью-Йорк», и совсем забываю о том, что забыла свой чемодан в ручной клади.

– Ну и далеко ты собралась? – оборачиваюсь, услышав позади себя голос Джека. Вежливо киваю и благодарю его телохранителя, протягивающего мне мой крохотный красный чемоданчик.

– Джек, была рада тебя видеть, правда, – облизываю пересохшие губы, вновь теряясь под его теплым взглядом. – Но…

– Но завтра ты увидишь меня снова. Я пришлю машину в семь, хорошо? Ты живешь в особняке Карлайлов?

Боже, как это все не вовремя. Неправильно.

Это сродни концу света.

Личный апокалипсис.

– Нет-нет, – слишком быстро качаю головой я, прекрасно понимая, чем может все это кончится. – Мак не знает о том, что я вернулась. И я не хочу, чтобы знал… долгая история. Не выдавай меня. Не хочу с ним общаться, – веду плечом, возводя глаза к потолку.

Что же мне делать? Ну кому станет хуже всего от одной встречи? Моя жизнь – сплошной день сурка, состоящий из работы, походов в больницу, и редких сомнительных «вылазок». Одно свидание, всего лишь три часа в компании мужчины, в которого была влюблена, кому тайно посвящала наивные стихи и первые песни. Если я не пойду, он расскажет Маку, что видел меня – неизвестно еще, чем это может закончиться. А так, я спокойно объясню ему, что мне приятно было провести с ним время, но не более того. И он никогда не узнает правду.

Да. Так и сделаю.

– С нетерпением ее послушаю. Так куда подъехать?

– Пересечение пятой и двадцать третьей. Я живу в «Космосе», – что, конечно, ложь. Я просто назвала адрес дома, который находится в одном из самых богатых районов Нью-Йорка. Дура.

– Отлично, Кэндис. С нетерпением жду встречи, – я и подумать не успеваю, как Джек притягивает меня к себе. Плотно, так близко. Так, чтобы ощутила даже через ткань его напряженный пресс, твердую руку, слегка сжавшую талию. Я просто теряюсь, как будто снова становлюсь той пятнадцатилетней девчонкой, неумело приоткрывающей губы для своего первого поцелуя. Звук сердца отдается в ушах и щемящей болью в груди, как только мягкие губы Джека касаются моих – едва заметное, нежное касание губ, от которых немеет небо и кончик языка… пальцы на руках и ногах.

Слегка отталкиваю Грейсона, несмотря на то, что хочется сделать совсем обратное. Изголодалась ли я по отношениям? Совсем нет. Я изголодалась по вниманию, по той жизни, где была счастлива. Где не приходилось принимать сложные решения, тянуть все на себе. Я скучаю по эмоциям, без которых моя душа выгорает, и превращается в обуглившееся бесчувственное дерево, существующее только ради того, чтобы поддерживать огонь жизни других, более «ценных» людей. Вот и все.

Джек недовольно выдыхает около моих губ, как только я слышу очередной звук, сигнализирующий о том, что с ним снова хотят выйти на связь.

– Опаздываю, детка. Завтра, в семь.

– Не думай, что буду считать минуты до нашей встречи, – нервно хихикнув, отвечаю я. Мистер Грейсон подмигивает мне, и отпускает, и чтобы не мучить нас обоих, я резко разворачиваюсь и скрываюсь в спешащей на свои рейсы толпе людей, ругая себя за то, что вообще согласилась на это свидание. За то, что позволила себя поцеловать… какого черта? Ему что, не хватает его лощеных девиц из высшего общества? Экстрима захотелось? Он что, не заметил мой убогий маникюр за пять долларов?