Энигма

Не успела я отойти от шока, как Макколэй оказался рядом со мной, и резко схватив за шею, приподнял над полом, опалив испепеляющим взглядом. Я была так напугана, что мне казалось, мое сердце просто не выдержит стресса, и разорвется через секунду…

«Хочешь стать одной из них? Если не хочешь, убирайся и навсегда забудь о том, что ты видела.» – Сквозь зубы процедил Мак, расслабив хватку на моей шее.

Но я не забыла.

«Я мечтаю о дне, когда избавлюсь от тебя, Бесправная.» – Он фактически швырнул меня на пол, но именно удар о каменную плитку вернул мне возможность двигаться вновь.

Так быстро, как из этой лаборатории, я не бежала ни-ко-гда.

Мне было пятнадцать, а Маку двадцать и все это случилось ровно за неделю до того, как Руфус впал в кому, и наша жизнь с мамой разрушилась.

А сейчас, я точно так же цепенею под прицелом его магнетических глаз. Я всегда ненавидела их за то, что глядя в них, я впадала в безвольный транс, заставляющий меня смотреть в глаза этого гипнотизера вечность.

Может ли столь холодный человек обладать таким воспламеняющим взглядом? Будь я влюблена в Мака, я бы сравнила его глаза с зеленым пламенем, спрятанным за прозрачной наледью, и мечтала бы ее растопить.

Чтобы узнать его настоящего.

– Кэндис, – до этого момента, он никогда не называл меня по имени. Только однажды. Чувствую, как сердце внутри замирает, а потом до боли сжимается, как и его мощная ладонь на моем плече.

– Вы меня с кем-то перепутали, – неуверенно отвечаю я, первое, что пришло в голову. Ничего глупее не придумаешь, но надежда умирает последней. Надменный смешок Мака, отдается неприятным колющим чувством в желудке. Я рада, что длинное черное одеяние полностью скрывает меня и дрожь в кончиках пальцев, но я не сомневаюсь в том, что он, как и прежде, слишком дальновиден, и считывает мой страх, мое неимоверное желание сбежать отсюда немедля. Не успеваю сделать спасательный глубокий выдох, и побороть приступ удушливой тошноты и паники, прежде чем Макколэй одним быстрым движением срывает с моего лица капюшон, и ткань, что прикрывала нижнюю часть лица.

Я смотрю на мужчину, от которого поклялась когда-то держаться подальше, и возвращаюсь на много лет назад, в ту тесную лабораторию, где была напугана до смерти. Маленькая девочка, которая оказалась не в нужном месте и не в то время.

Его взгляд заковывает в лед, несмотря на то, что остается отстраненным, почти нейтральным, и в то же время таким, словно я стою перед ним не обмотанная в черное с головы до ног, а абсолютно нагая.

Карлайл смотрит на меня так, словно я для него материал для исследования, лягушка, которую он вот-вот препарирует. Долбанный гений, как и Руфус. Но Карлайл старший хотя бы трудился на благо всего человечества, а чем занимался Мак, убивая девушек в своих лабораториях? Явно не соперничал с отцом в научных открытиях…

Мне страшно представить, что пережила та девушка, прежде чем оказалась в лаборатории. Конечно, я не исключаю маленького процента того, что она все-таки была жива, и Макколэй проводил операцию на ее без ума влюбленном в него сердце, но это маловероятно…

– Мы, конечно, давно не виделись, но я в состоянии узнать ту, что пять лет мозолила мне глаза, – его голосу звучит мягко, почти по-доброму. Обманчиво бархатные нотки, заставляющие сердце биться чаще. Шипение ядовитого змея, медленно обворачивающего кольцами беззащитную жертву.

Усмехнувшись, он проводит кончиком пальца по пульсирующей вене на моей шее. Медленно… едва касаясь… но у меня такое чувство, что к моей коже приставлено то самое тонкое и острое лезвие, светящееся неоном в полумраке комнаты.

– Ты изменилась, Кэн, – я совершенно обездвижена, возможно, я даже не дышу, наблюдая за его действиями и не верю, в то, что он называет меня «Кэн» и «Кэндис». – Но глаза… все-такие же пугливые. И большие. Ты боишься меня, – звучит не как вопрос, а как констатация факта. Мой взгляд непроизвольно скользит по нижней части его лица – по квадратной челюсти и острому подбородку. Этот чувственный рот, с ярко-выраженной ямкой над верхней губой выглядел бы как живое воплощение всего грешного и порочного, что может быть в жизни, если бы не его холод.

Холод, от которого мне почему-то так жарко.

Я не должна отводить взгляд, не должна выдавать своего страха.

– Почему? Я не сделал тебе ничего плохого, сестренка. Пока, – на последнем слове я вздрагиваю слишком сильно, почти дергаюсь, как от удара током.

– Убери руки от моего лица, Карлайл. И дай мне уйти спокойно. Теперь мы друг другу никто. Ты сам нас выгнал! – с вызовом отвечаю я, стараясь не отводить взгляд, сражаясь в гляделки с хищником в этом неравном бою.

– А мой отец всю жизнь внушал мне, что мы с тобой родственники. Иначе, почему ты здесь? Я тронут, Кэндис. Ты ни разу за эти пять лет не вернулась. Не попросилась домой, не приползла ко мне на коленях, хотя наверняка нуждалась в деньгах. Поразительная гордость для такой Бесправной пешки. Тебе удалось меня впечатлить.

– Я просто хотела попрощаться… я любила твоего отца, – прошептала я, ощущая колкий ком, вставший поперек горла при воспоминании о Руфусе. – Моего отца, – имею смелость сказать я.

– Он не был твоим отцом, – сквозь зубы, произнес Мак. Желваки напряглись под его высокими скулами, выдавая единственные нескрываемые по отношению ко мне эмоции – неприязнь, ярость, раздражение. Я хотела ответить хоть что-нибудь, защититься, но не успела: мои легкие резко опустели, и только через мгновение я поняла, что Мак сжал мою шею, до рези в горле, и тут же отпустил, не убирая свою ладонь. – Но он определенно любил тебя. У моего отца была дочь, Кэндис. Сына для него не существовало.

– Не правда! Что ты такое говоришь?! И не нужно винить меня в том, что твой отец тепло относился ко мне, заботился о нас с мамой. Я не выбирала где мне родиться, как мне жить, и благодарна ему…

– Да. Не выбирала, – снисходительно напоминает Маккколэй. – Как и не выбирала то, что тебя купили. Я преподал тебе хороший урок, отпустив пять лет назад. Отпустил на словах, разумеется.

– На словах…?! – Я, конечно, понимаю, к чему он клонит, но даже не предполагала, что наш разговор примет такой оборот. Зачем. Я. Ему?

– Конечно, Кэндис. Или тебе напомнить, кто ты и чьей семье принадлежишь? – Мак слегка напрягает брови, делая вид, что ему нужна секунда для размышлений. – Кажется, со вчерашнего дня в ней остался один представитель. Мой отец всегда тянул с тем, чтобы официально удочерить тебя. Вопреки его безграничной любви, на бумагах ты и твоя мама, были лишь товаром.

– Макколэй, пожалуйста, – опешив от его заявления, охрипшим голосом молю я. – Просто дай мне уйти. Нам больше нечего делить, да и зачем я нужна тебе? И я никогда не настраивала Руфуса против тебя и… – я вдруг осекаюсь, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. Мгновенно и так странно. Ни капли надменности и презрения. Он смотрит на меня, как Великий Гэтсби смотрел на свой проклятый зеленый огонек.

– Кэндис, как твои дела? – низким голосом перебивает Макколэй, продолжая сканировать каждый миллиметр моего лица, не отрывая от меня изучающего взгляда. Меня снова подташнивает от такой странной перемены в его голосе. Я уже ничего не понимаю, что ему нужно и какую игру он затеял.

Он никогда не спрашивал у меня, как мои дела.

Он не интересовался моей жизнью.

Его брови едва заметно сдвигаются к переносице, когда подушечки его пальцев останавливаются максимально близко к сонной артерии. Черт, он может передавить мне ее в любую секунду.

Только зачем, Мак? Зачем при свидетелях? Если можно утащить меня в свою лабораторию, и изрезать на операционном столе.

– Мои дела, ты серьезно? Замечательно, только отвали от меня, – уголки его губ слегка дергаются, и он удовлетворительно кивает, словно только что подтвердил какую-то только одному ему известную догадку.

– Ты расскажешь мне, где ты была все это время? – почему-то мне кажется, что он спрашивает это таким тоном, словно заранее знает ответ.