Страница 61 из 77
Искренние проповеди братьев-миноритов о бедности и возрастающее богатство Римской церкви порождали вопросы: тем ли путём следуют священники? Тому ли учат свою паству? И эти разногласия неизбежно привели к выделению из орденской среды тех, кто посчитал себя «духовнее», кто стал называть себя «духовными мужами», «духовно» соблюдающими устав, а значит, призванными управлять «духовной церковью», которая непременно появится. В высказанные пророчества в те времена очень верили.
Таких называли «спиритуалами», и их выдвижение произошло на церковном соборе в Лионе [11]. Слухи о готовящемся соборе и о том, что именно на нём понтифик собирается разрешить иметь собственность, всколыхнули тогда всю братию, и многие отправились в путь. В основном оппозиция происходила с восточного побережья Италии — Анконы, Фермо, Оффиды, Асколи. Большинство братии одобрило это будущее решение, а меньшая часть на диспуте заявила, что такое решение принесет вред общему делу и тогда они откажутся от своих клятв во всем подчиняться Папе и власти Собора, за что была наказана как схизматики и еретики.
И последующие пятнадцать лет [12] лидеры этой группы пребывали в заключении, пока не были освобождены, что только усилило противостояние. Битва за идеи продолжалась долго, пока не был вынесен окончательный вердикт: «спиритуалы» — это ложные братья-минориты [13].
— Но кто же не знает имена величайших мужей? — испрашивал брат Понций всех, кто соизволил заслушаться его речью. — Анжело Кларено, Убертино да Казале и Пётр Иоанн Оливи. Брата Петра у нас в Нарбонне вообще почитают за святого. Паломники приходят к его могиле и всякие чудеса там совершаются [14]. А остальные — живы.
— Ты знал их, брат Понций? — с интересом спросил Джованни, вслушиваясь в его рассказ.
— Конечно! — с удовольствием отозвался тот, найдя во флорентийце благодарного слушателя. — Брат Анжело Кларено, урождённый Пьетро да Фоссомброне, из твоих земель [15]. Он уже очень стар, но память его ясная, и помнит он всё. Через пять лет после Лионского собора он был заключен в тюрьму, где провёл долгие десять лет, потом освобожден и послан проповедовать в Армению, откуда вернулся. И сразу же вместе с группой братьев обратился к Папе Целестину [16], который признал создание нового ордена спиритуалов — «Бедных отшельников Целестина V». Главным в ордене стал Пётр из Мачераты, который стал называть себя Либератом. И тогда Пьетро принял имя Анжело по имени Анжело Танкреди [17], одного из первых двенадцати товарищей святого Франциска. После того как Папа Целестин отрекся от Святого Престола, предварительно издав буллу о возможности самоотречения и буллу о признании нового ордена «Бедных отшельников», первым делом нового Папы Бонифация VIII стала отмена распоряжения об учреждении нового ордена. Мы все сочли это величайшей несправедливостью и поддержали кланы Конти и Колонна и короля Филиппа Французского в борьбе с этим лжепапой. Все считали, что этот понтифик не кто иной, как Антихрист, превративший Римскую церковь в Вавилонскую блудницу, — Понций тяжело вздохнул. — Но и последующие Папы — Бенедикт и Климент — не захотели признать новый орден. Теперь у нас надежда на Иоанна.
— А остальные братья почему не любят спиритуалов? — Джованни зевнул, явно намереваясь отойти ко сну. В стенах францисканского конвента в Нарбонне недовольные друг другом братья даже спали раздельно в комнатах, чтобы не смущать друг друга разговорами. Но у спиритуалов не было отдельных келий — общая комната, где все ложились в ряд, подстилая под себя лишь тончайшие плащи, чтобы не прослыть чрезмерно изнеженными.
Хотя Джованни и выделили отдельную келью, но флорентиец, памятуя о задании епископа, перетащил тюфяк к братьям, чтобы стать ближе к тем, с кем придётся делить тяготы путешествия. Да и разговоры интересные они вели…
— Как ты уже заметил, мы ведём суровую жизнь, а многие считают ее слишком тяжелой. Собственность даёт послабления: ты начинаешь задумываться, а не начать ли тебе собирать и копить зерно, а потом его распределять или продавать. Не начать ли тебе укреплять дом к зимним холодам, ведь это же теперь твой дом. Не зашить ли тебе прореху на рясе, ведь это же теперь твоя ряса.
— Понятно… — Джованни опять зевнул, подложив обе ладони под щеку, повернутую к брату Понцию. Мягких подушек тут тоже не жаловали. — А что же второй, Умбертино? Тоже мой земляк?
— Ага, а… — ответил брат Понций, вторя его зевку. — Только Пётр Оливи отсюда, из местных. В Сериньяне родился, что близ Безье…
— Как? — с изумлением воскликнул Джованни и спешно зажал рукою рот, чтобы не потревожить других братьев, находящихся в молитве или уже уснувших. Он перешел на шепот. — Я там работал одним летом… и не слыхал!
— Ну, о нём так громко не говорят, как об Умбертино, хоть тот и называет себя учеником Оливи. Генуэзец обучался сначала в Париже, потом вернулся и стал в Греччио учеником Иоанна Пармского, услышал от того предсказание, что через четыре года явится тот, за кем нужно следовать. А когда брат отправился на небеса к нашему Всевышнему, Умбертино встретил Петра Иоанна Оливи. Он много странствовал потом в ваших землях и встречался с прославленными женщинами-невестами Христовыми, записывая их откровения, наставляя… Маргарита Кортонская, Чечилия из Флоренции, Анжела из Фолиньо, Клара из Монтефалько, Маргарита из Читта де Кастелло — все они знали о том, как трепетно относится к ним брат Умбертино. А потом брат покинул Перуджу, отправившись на гору Аверна, где написал величайшую книгу для всех наших братьев [18].
— И что же было в той книге? — продолжил допытываться Джованни, поскольку рассказ брата Понция казался ему таким необычным и сказочным, ведь флорентиец никогда не увлекался идеями францисканцев: да, слышал проповеди о Франциске и о бедности, но ни разу ему не удавалось познать большего. Он читал многое об идеях еретиков, но в чём разошлись францисканцы-спиритуалы с мнением официальных церковных властей — ускользало от понимания.
— Может, ты слышал… — брат Понций понизил голос до шепота, — об Иоахиме дель Фьоре [19]? Его идеи еще были осуждены? Но часть из них была правильной! Он говорил о скором пришествии Антихриста. И тот приходил, как правильно определил его всеми уважаемый Конрад из Оффиды [20]. Папа Бонифаций и был предсказанным «зверем из моря» [21], а зверем из земли — Папа Бенедикт [22]. Они — основные враги францисканской бедности.
— А доказательства? — невольно вырвалось из уст Джованни. Обвинить понтифика может каждый, но чтобы так неприкрыто, голословно… Знакомый холодок пополз по спине, будто послышался сейчас голос брата Мая, предрекающего скорый конец и яростно клеймящего служителей католической церкви. «Опять я среди еретиков! — с тоской подумал Джованни. — Мне давно пора нарастить толстую кожу. Как сказал Антуан? Я их не слушаю, я им только дорогу к святым местам указываю».
— Евангелие и история! Умбертино делит церковную историю на семь периодов и три эры, следуя приёму Иоахима Флорского. Не сомневайся! Даже Папа Климент с радостью принимал его… хоть и непросто было его убедить. Ох как непросто! — начал сокрушаться брат Понций.
— И как? — Джованни смежил веки. Тихая речь брата Понция навевала сон.
— Бог направил к нам человека, любящего правду, учителя Арнольда из Виллановы [23], врача…
Услышав эти слова, Джованни резко встрепенулся и распахнул глаза. Он уже слышал это имя и многое знал об Арнольде. Из-за него пострадал Михаэлис, которого с трудом удалось вырвать из-под осуждения инквизиции. С одной стороны, Джованни сейчас мог бы восхититься этим величайшим лекарем, ведь наследие, переданное Мигелю из Кордобы, теперь перешло и к нему, но с другой — судя по дальнейшим словам брата Понция, тяжелыми каплями бившимися о крепкую веру флорентийца, Арнольд был и величайшим из еретиков.
— …он говорил с Карлом [24], королем Сицилии, которого побудил написать жесткие письма генеральному министру ордена в защиту братьев, потом тайно побудил Папу Климента призвать к себе многих выдающихся братьев и разобраться в том, что в ордене должно быть изменено, чтобы примирить стороны и избежать вражды и гонений, решить всеобщий спор о бедности Христа. И этот Папа обманул нас! — вдруг быстро зашептал брат Понций. — Как и предыдущие. Прямо на Соборе во Вьенне! Да, он позволил высказаться нашим братьям в том, с чем мы не согласны с конвентуалами, но в это же время — осудил всем миром и учение Оливи, и секту еретиков свободного духа.