Страница 15 из 19
На самом деле сивилла приказала двум девушкам ждать в темноте с дымящимися кадильницами.
— Царь, — продолжала она, — приблизится к противоположной стене, отодвинет в сторону ковер и войдет во вторую залу мертвых; тотчас небесные сферы овеют сладчайшими звуками его слух.
Во втором помещении она спрятала ловких музыкантов с флейтами и цимбалами.
— Царь пройдет через залу, раздвинет занавес и увидит перед собой…
— Ее?
— В ореоле сияния.
В третьем зале Зереш поместила самую прекрасную из своих приспешниц, облаченную в серебряное одеяние; прямо перед нею кипел на огне котелок, содержащий смесь натрона, битума и серы; сквозь пелену поднимавшегося дыма царь должен был узреть видение; молодой жрице велено было спрятаться в одной из боковых комнат после того, как взор царя упадет на нее.
Их путь пересек низко летящий орел.
— Это, — сказала Зереш в духе анимистического антропоморфизма Востока, — Орел. Он смотрит в сердце Солнца. Как сильны его крылья! Смотри, как он величаво летит! Он — символ гордости.
Царь недоверчиво посмотрел на нее.
Они приблизились к пруду, у которого на одной ноге, в бушующем теперь на равнине урагане, стояла выпь.
— Смотри, — промолвила Зереш, — вот Выпь; она печально размышляет у одинокого пруда; мрачна она — символ уныния, вечно неблагодарная, вечно недовольная.
Царь нахмурился, услышав это.
Они почти достигли окраины города мертвых, когда на тропу с ревом выскочил Бык.
— Смотри, — закричала Зереш, — дикий Бык! Он питается травою земли, но попирает землю ногой. Кто приручит его? Он вскидывает голову от избытка силы. Это — символ необузданного духа, того, что в Ионии называют atasthalia — бездумная, сумасбродная душа.
— Прекрати, ведьма! — вскричал царь.
Зереш прикрыла рот рукой.
Они уже подошли ко входу в гробницу, как вдруг оба остановились, словно окаменев; золотистое лицо ведьмы приобрело еще более зловещий оттенок, колени царя подкосились от нового ужаса. Тьма опустилась на землю. Луна светила тусклым рубином.
— Астарта сокрыла свой лик! — прохрипела Зереш. — Она гневается!
Но, когда тень Земли начала покидать орбиту спутника, ведьма спросила:
— Пойдет ли царь дальше?
Царь стоял, прислонившись к скале. Его губы дрожали, но он не мог издать ни звука.
— Пойдем же, — настаивала ведьма, — иначе царю не узреть видение.
Он с усилием выпрямился и пошел неверными шагами меж рядов усыпальниц; наконец Зереш остановилась перед открытым входом.
— Если господин мой отважится войти, откровение не замедлит последовать, и все будет так, как я сказала: ароматы, музыка, видения.
— Но гробница черна, как смерть; я не смею войти в нее!
— Мрак необходим, — ответила Зереш. — Моему господину нечего бояться.
Царь, дрожа, прошел под сводом в коридор, в конце которого раздвинул полог и вошел в первое помещение, слыша за собой в коридоре похоронную песнь ветра. Он стоял неподвижно и ждал обещанных благоуханий, но в ноздри его ударил запах смерти, исходивший от саркофагов.
Замычав от отвращения, он ощупью двинулся вперед и, отодвинув в сторону ковер, спустился по трем высоким ступеням во вторую комнату.
В тот же миг он ощутил присутствие еще одного существа: оно, словно ветер, металось из конца в конец комнаты и, быстро пронесшись мимо, коснулось его. Дух, терзаемый муками! Так подумали и спрятанные Зереш в усыпальнице девушки, которые ранее с криками бежали от призрака, не зная, что Пул, последовавший за своей госпожой к гробнице, стал с тех пор постоянным обитателем уединенного города мертвых.
Но музыка! Призвав на помощь все остатки здравого смысла, царь с отчаянной надеждой прислушивался — напрягал все свои ошеломленные чувства, в то время как Пул, тяжело дыша, метался туда и сюда. Но вот и впрямь раздался звук — громкий, сводящий с ума — треск, лязг, как будто разлеталось осколками стекло или мертвые колотили по тюремным решеткам дома смерти.
По телу царя поползли мурашки, и он, утратив всякое чувство направления, вскинул руки и побежал. Так он достиг третьей завесы и на бегу разодрал ее.
И тогда явился свет. Котелок Зереш, кипевший над противнем с тлеющими углями, испускал светлый дым, и в дыму глаза царя различили фигуру, при виде которой у него от ужаса сотрясся мозг: то была высокая женщина, закутанная с головы до ног в погребальные покрывала, с раскинутыми руками и повязанным тряпицей челом. Он увидел прямой нос — выпуклый подбородок — воскресшую Никотрис! И пока он смотрел, покров на лице, небрежно охватывавший голову, медленно разошелся и упал; раненые челюсти, соединенные единственным сухожилием, разинулись…
…Из ее горла вырвался крик…
Царь Навуходоносор замер, бессмысленно глядя прямо перед собой, мускулы его лица напряглись, толстые губы приоткрылись. Так прошла целая минута. Потом он с безумным видом провел ладонью по лбу, но и это вскоре прошло, и теперь царь был спокоен, а губы его кривились в идиотской ухмылке.
И он был отлучен от людей, и жилище его было у зверя полевого; и волосы его отросли, как птичьи перья, как перья орла; и ногти его стали как птичьи когти, как когти выпи; и ел он траву, как дикий бык.
И тело его было орошаемо росою небесной[46].
НЕВЕСТА
Не видать ему ручьев, рек, текущих медом и молоком![47]
ни встретились у «Круппа и Мейсона», производителей музыкальных инструментов из Маленькой Британии[48]; Уолтер проработал там два года, а затем появилась Энни, чтобы печатать на машинке и быть полезной.
Они начали «гулять» вместе после шести; и когда съехал постоялец миссис Эванс, матери Энни, последняя упомянула об этом, и Уолтер поселился у них, на Калфорд-роуд 13, Ν. К тому времени Энни и Уолтер, можно сказать, были почти помолвлены. Однако его жалованье составляло всего тридцать шиллингов в неделю.
Он был настоящим кокни, этот Уолтер: хорошо сложенный человек лет тридцати, с сильными плечами, с квадратным лбом, усами и черными пятнами угрей на носу и бледных щеках.
В вечер своего прибытия в номер 13 он впервые увидел Рейчел, младшую сестру Энни. Обеих девушек, на самом деле, звали «Рейчел» — в честь оплакиваемой матери миссис Эванс; но Энни Рейчел в доме называли «Энни», а Мэри Рейчел называли «Рейчел». Рейчел, взявшись за веревку, помогла Уолтеру дотащить коробку с вещами в верхнюю заднюю комнату, и здесь, при свете лампы, он увидел перед собой высокую девушку с почти черными волосами и россыпью веснушек на очень белом, тонком носике, на кончике которого часто выступали капельки пота. У нее было худое лицо, и ее верхние зубы выдавались вперед, так что губы сжимались с трудом; она была не такой хорошенькой, как малышка Энни, вся кровь с молоком, но с первого взгляда можно было догадаться, что Рейчел требовала к себе больше уважения.
— Что ты о нем думаешь? — спросила Энни, встреченная Рейчел по пути вниз.
— Он, кажется, хороший парень, — сказала Рейчел, — довольно симпатичный. И сильный, это точно.
Уолтер провел этот вечер с ними в гостиной, посасывая закопченную короткую трубочку, которая при этом хлюпала и булькала; и миссис Эванс, смуглая пожилая дама без талии, сплошные вздохи и одышка, решила, что он «человек воспитанный и порядочный». Когда пришло время ложиться спать, Уолтер предложил возглавить общую молитву; и они на это согласились, так как Энни предупредила мать и сестру, что Уолтер «христианин». Когда же он направился в свою комнату, преданная девушка нашла предлог, чтобы выскользнуть за ним, и в коридоре первого этажа раздался звук быстрого поцелуя.
46
И он был отлучен… небесной — парафраз Дан. 4:22.
47
He видать… молоком — Иов 20:17.
48
…Маленькой Британии — Маленькая Британия — исторический район Лондона, включающий одноименную улицу.