Страница 22 из 26
Апокринные (или большие потовые железы) располагаются в коже подмышечных впадин, в области лобка и прилегающей к нему части живота, коже мошонки, больших половых губ, промежности, особенно вокруг заднего прохода и в околососковом кружке молочной железы. Видоизмененные апокринные потовые железы расположены на крыльях носа, веках, наружном слуховом проходе. Наиболее развиты подмышечные апокринные потовые железы. У женщин апокринные потовые железы развиты сильнее, чем у мужчин, они изменяют свой объем соответственно фазам менструального цикла. Секрет, выделяемый апокринными железами, более вязкий, чем секрет эккринных. Он имеет щелочную реакцию (у эккринных – кислотную) и выбрасывается отдельными порциями. Работа этих желез тесно связана с функцией половых желез. Апокринные потовые железы лишены секреторных нервов, их функция регулируется гормонами мозгового вещества надпочечников. Эти потовые железы не участвуют в терморегуляции, зато реагируют на стресс. Пот бывает очень пахучий и вязкий. Это объясняется тем, что разрушаются секреторные клетки. Пика активности этот вид желез достигает в пубертатном (подростковом) возрасте, в пожилом возрасте ослабевает.
Итак, потовые железы бывают двух типов. Одни представляют собой систему терморегуляции организма, другие – в терморегуляции не участвуют, но плотно связаны с работой половой системы. Нетрудно заметить, что волосы у Homo sapiens интенсивно растут как раз в тех местах, где располагаются апокринные потовые железы. Возникает резонный вопрос – почему? Ответ во многом очевиден. Волосы во много раз увеличивают поверхность испарения секрета, выделяемого данным видом желез. Этот секрет играет роль аттрактивного раздражителя для противоположного пола, или наоборот – призван отпугивать других претендентов на данную территорию (напр., когда фекалиями «метят» свою территорию, вспомним о максимальном скоплении апокринных клеток вокруг заднего прохода). У современного человека обонятельная чувствительность притуплена, и информативность данного канала во много раз снижена. Поэтому, например, школа медицинской диагностики, определяющая болезнь по запаху выделений и испражнений (практикуется в Китае) воспринимается больше как экзотика, чем как рабочий, пригодный для широкого внедрения метод. Однако для нашего далекого предка все обстояло совершенно иным образом. Запахи играли для него, как и для подавляющего большинства других животных, очень важную роль. В первую очередь информативную. При помощи запахов метится территория, привлекается особь противоположного пола, передается информация о животном – о его возрасте, состоянии здоровья и т. д. Не случайно и то, что апокринные потовые железы сильнее развиты именно у самок. Самка всегда менее мобильна и для того, чтобы привлечь самца, ей нужно распространить «информацию» о своей готовности к зачатию на возможно большую территорию. «Обнюхивание» как традиционное действие при встрече, например, двух собак в парке, для человека тоже характерно. При этом речь идет не о столь далеких временах, как может показаться. Например, еще в XX веке некоторые испанские мачо, приглашая на танец дам, предварительно вытирали платками промежность, после чего клали платок в нагрудный карман. Это исправно служило делу соблазнения.
Но здесь вполне логически возникает другой вопрос. Если развитие системы охлаждения организма при помощи эккринных потовых желез возникло после выхода гоминид на сушу и, мало того, являлось адаптацией для жизни в саванне, то когда возникли апокринные железы в том виде, в котором мы наблюдаем их сегодня и какого рода адаптацией являлись они? Попытаемся ответить на этот вопрос.
Исходя из того, что основное предназначение данных желез – распространять запах, то несложно сделать вывод: адаптация эта также, по всей вероятности, возникла после перехода гоминид к наземному образу жизни. Обоняние для человека и его предков вообще имеет смысл только в воздушной среде, поскольку дыхание осуществляется не при помощи жабер, и было бы довольно глупо с биологической точки зрения заиметь подобную адаптацию. Например, у такого животного, как капибара, внешне напоминающего гигантскую морскую свинку и ведущего полуводный образ жизни, железы, выделяющие секрет для привлечения особей противоположного пола, расположены в районе носа, который, естественно, основную часть времени находится в надводном положении, поскольку является органом дыхания. Если у человека и было что-то аналогичное, то, вероятно, оно располагалось на голове – за ушами, в районе носа и т. п.
Что же представлял собой гоминид, который начал свой переход от «водного» вначале к «прибрежному», а затем к сухопутному образу жизни? По всей видимости, это было существо, по своей морфологии еще очень близкое к обезьянам. Несмотря на двуногость, нижние конечности оно имело еще довольно короткие (короче, чем человек современного типа и Homo erectus). Объем мозга и черепной коробки он имел также сравнимый с обезьянами. Руки были длиннее, чем у Homo habilis, но уже имели чувствительные пальцы, чтобы отыскивать в донном иле и на речных отмелях съестное. Для того, чтобы разбивать раковины моллюсков и панцири ракообразных, гоминид использовал камни, которые находил здесь же. Чтобы вскрывать мелкие раковины и выскребать из них моллюсков, он использовал гальку, расколотую напополам и снабженную острым краем. Некоторую часть рациона гоминида составляли останки животных, умерших естественной смертью, утонувших, или убитых хищниками. Вероятно, основная часть данной пищи доставалась гоминидам в виде костей, которые они разбивали камнями для того, чтобы добыть костный мозг. Из-за того, что значительную часть своей пищи гоминид «высасывал» из раковин, панцирей и костей, у него постепенно развились щеки, подвижные губы, а также сильный, мясистый язык, выполнявший роль «поршня» при высасывании. В рацион гоминида также входила растительная пища в виде корней съедобных водных растений, свежей листвы и побегов, фруктов. Строение кисти гоминида отличалось от обезьяньей. Навыки брахиации постепенно утрачивались. Большой палец был более противопоставлен остальным – для того, чтобы было удобнее держать камень. Стопа со временем приобрела форму, которая позволяла передвигаться в выпрямленном положении по дну постепенно мелеющих водоемов. Вполне вероятно, здесь могло быть несколько вариантов адаптации – одна из них (стопа ореопитека) представлена ископаемыми останками. Зубная система гоминида была адаптирована под всеядность: челюсть от U-образной формы начала постепенное движение в сторону V-образной, моляры у самцов не были ярко выражены и не выступали из общего ряда зубов. Волосяной покров на теле, скорее всего, отсутствовал, кроме густой шевелюры на голове, призванной защищать череп гоминида от солнца. Цвет тела, по-видимому, приближался к смуглому, но не являлся черным. Подкожный слой жира был хорошо развит, кожа была достаточно тонкой и эластичной, во многом по своей морфологии напоминающей кожу земноводных. Большую часть времени гоминид проводил в воде, выбираясь на сушу кратковременно – для дополнительного поиска пищи. Возможно, он имел навык строительства плавучих жилищ на воде, состоящих преимущественно из упавших в воду древесных стволов, ветвей и камыша. Жили гоминиды, вероятно, небольшими сообществами, включавшими в себя несколько самцов и несколько самок. На это указывают редуцированные клыки у самцов, что говорит о сниженном уровне внутривидовой агрессии. В силу того, что гоминиды занимали нишу, свободную от сухопутных хищников, они не были объектом их регулярной охоты. Далее эта особенность сохранялась в линии Homo (в отличие, например, от австралопитеков массивных и бабуинов, останки которых часто находят в скоплениях костей, оставленных хищниками плио-плейстоценового времени). О причинах этого сохранения мы поговорим позднее. Однако здесь следует заметить, что помимо «сухопутных» хищников, гоминидам могли угрожать хищники водные. В первую очередь это крокодилы. Защитой от них могли служить «наблюдатели», которые вовремя подавали знаки, чтобы остальные успели укрыться на берегу, в «хатках», или на островках искусственного или естественного происхождения. Думается, вполне логичным является, что далекий предок человека мог использовать небольшие островки естественного происхождения для строительства «гнезд»: они защищали бы его не только от хищников, обитающих на суше, но и от тех, кто находился в воде. Если пытаться дальше реконструировать жизнь древних гоминид, то логично предположить, что они могли создавать нечто вроде «заграждений» от водных хищников, которые мешали бы им проникать на территорию, где гоминиды добывали себе корм. Поначалу этими заграждениями могли служить остатки старых, полуразрушенных «хат», а также естественные преграды, но со временем вполне возможно и возведение некого подобия водопроницаемой плотины, через которую не мог бы пройти ни один водный хищник. Поскольку остатков подобных сооружений не могло сохраниться, то мы вступаем в область умозрительных построений, которые могут быть подкреплены лишь аналогиями с поведением других животных и особенностями быта человека позднего времени (более тщательно «документированного»). Во-первых, предок нашего гоминида – обезьяна. Известно, что многие обезьяны устраивают себе временные «гнезда». Не могу привести причин, чтобы на стадии «полуводного» образа жизни они перестали это делать. Тем более что «выгода» подобных действий очевидна (смотри выше). Во-вторых, строительство запруд – вещь в природе не уникальная. Достаточно вспомнить животное, распространенное в мире почти повсеместно. Это бобер. Кроме него «хатки» строят ондатра, выдра. Возникает резонный вопрос: если указанные животные, не обладая какими-то особыми «интеллектуальными способностями», могут это делать, то почему не мог делать наш далекий предок? В-третьих, запруды выгодны еще и тем, что служат своего рода «ловушками», местом безопасного размножения и роста водных обитателей, употреблявшихся гоминидами в пищу (ракообразные, моллюски). Ловля рыбы в таких «загонах» также намного проще. Рыба, как и другие водные обитатели, могла заплывать туда, привлеченная остатками трапез гоминид. По существу, участок, ограниченный естественными и искусственными препятствиями, воспринимался как «своя территория». Это очень примечательный момент. Дело в том, что подавляющее большинство животных обозначает границы своей территории продуктами собственной жизнедеятельности: мочой, фекалиями, особым секретом, выделяемым специализированными железами. В воде это было затруднительно. Так что обозначать «свою территорию» особыми предметами (естественными или рукотворными) – определенное ноу-хау гоминид на данном этапе, которое получит затем развитие в линии Homo, преобразовавшись в представление об «известном мире», «ойкумене», плотно связанном с архетипом «границы», о котором мы будем говорить в следующих главах.