Страница 4 из 6
Пролетел год. Опять настал Машин день рождения. Снова она пригласила гостей. Все едят пирожные, пьют кока-колу, веселятся… И вдруг – дзинь-дзинь-дзинь… – звонок в дверь, как и в прошлый день рождения. Маша открыла. А на пороге вновь стоит маленький толстяк-посыльный и протягивает Маше красивый свёрток, перевязанный золотистой ленточкой.
– Велено передать подарочек, – говорит.
Отдал Маше свёрток и быстро ушёл. Развернула Маша подарок – и у неё прямо ноги от страха подкосились. Потому что в свёртке был… гроб. Точнее, кукольный гробик. А когда Маша его открыла, у неё прямо сердце в пятки ушло. Внутри гробика лежала кукла с Машиным лицом. В руке кукла держала записку, в которой было написано: «Будь счастлива, Машенька, но только в гробу». И подпись: «Нуф-Нуф».
Маша, конечно, в слёзы. Праздник опять был безнадёжно испорчен.
Ещё год пролетел, и у Маши снова наступил день рождения. Но она не стала его отмечать, боясь, что вновь придёт посыльный и всё испортит. Посыльный действительно пришёл, на сей раз с телеграммой.
– Тебе поздравительная телеграмма, Машенька, – говорит.
Отдал телеграмму и быстренько удалился.
Маша раскрыла телеграмму и прочла: «Смерть уже рядом. Наф-Наф». На сей раз Маша не заплакала, а задумалась – она ведь была уже взрослой девочкой, как-никак двенадцать лет исполнилось. Маша поняла, что её хотят убить и что это последнее предупреждение. Почему последнее? Да потому что поросят в известной сказке всего трое: Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. Но какое отношение сказка «Три поросёнка» имеет к Маше – вот вопрос.
И Маша решила проследить за посыльным. Выскочила на улицу и тайком пошла следом за толстяком. И он привёл её… в свинарник. И видит потрясённая Маша: маленький толстенький посыльный снял с себя парик, отклеил нос, уши, брови… потом сбросил всю одежду, встал на четвереньки и оказался… жирным поросёнком.
К нему подбежал ещё один жирный поросёнок.
– Привет, Ниф-Ниф, – прохрюкал он.
– Привет, Нуф-Нуф, – прохрюкал в ответ «посыльный».
– Ну что, отдал девчонке телеграмму?
– Отдал.
– По-моему, пора её уже съесть, – облизывается Ниф-Ниф.
– Точно, пора… – облизывается и Нуф-Нуф.
Слушает Маша разговор двух жирных поросят. И тут вдруг её кто-то ка-а-к схватит!
Оглянулась Маша в ужасе – а это третий жирный поросёнок.
– Ниф-Ниф, Нуф-Нуф! – захрюкал он. – Идите скорей сюда!
– Ну чего тебе, Наф-Наф?! – хрюкают те в ответ.
– Смотрите, кого я поймал!
Маша с силой оттолкнула Наф-Нафа – и бежать! А три поросёнка припустили за ней в погоню.
– Лови! – визжит Ниф-Ниф.
– Держи! – визжит Нуф-Нуф.
– Хватай! – визжит Наф-Наф.
Прибежала Маша в самый конец свинарника и видит – дальше хода нет.
А три поросёнка уже с трёх сторон на неё надвигаются. Морды у них позеленели, глаза выпучились, а под «пятачками» острые клыки торчат. Словом, превратились поросята в вампиров.
– Ой, мамочка, – в испуге пискнула Маша и… проснулась.
В окошко солнышко светит, а Маша в кроватке лежит.
«Надо же, какой кошмар мне приснился, – подумала она. – Будто я человек, и свиньи-вампиры хотят высосать из меня кровь. Ну и бредятина».
С этими мыслями Маша вскочила с кроватки, напудрила перед зеркалом свой «пятачок», покрыла лаком свои копытца и, весело виляя хвостиком-«запятой», побежала в школу.
Новая мама
Жили-были мама, папа и девочка Маруся. И всё у них шло прекрасно. Папа бегал по магазинам, обеды готовил, стирал, шил… В общем, хозяйством занимался. А мама в цирке выступала акробатом-эксцентриком: она складывалась в несколько раз и забиралась в малю-ю-сенький сундучок. Зрители ей за это аплодировали, а в кассе ей за это платили денежки.
Ну а девочка Маруся ходила в школу.
Так они и жили.
Но вот однажды – бац! – мама исчезла.
Неделю мамы нет… две недели… три… Маруся уж и волноваться начала.
– Да не волнуйся ты, дочка, – успокаивает её папа. – Найдётся мама.
А тут звонок в дверь: дзинь-дзинь.
И заходит в квартиру модно одетая женщина.
– Вот и мама пришла, – улыбается папа.
– Пап, ты что? – говорит Маруся. – Какая ж это мама?
А папа рукой машет.
– Ой, да не всё ли тебе равно? Была одна мама, теперь другая. Все женщины одинаковы.
А незнакомка потрепала Марусю по щеке и сказала:
– Новая вещь, детка, завсегда лучше старой.
Потом к маминому шкафу подошла и створки раздвинула.
– Ух ты! – обрадовалась. – Одёжки-то сколько! Да вся моднявая!
Звали новую маму Дарья Петровна. Работала она в пивном баре. Барменшей.
Ну что ж… стали опять они жить втроём. Маруся, папа и Дарья Петровна.
Да только с того дня снится Марусе каждую ночь один и тот же сон. Словно бы хоронят её на кладбище. И она присутствует на собственных похоронах. Но её никто не видит, кроме Дарьи Петровны.
А Дарья Петровна с нехорошей такой усмешечкой говорит:
– Вот ты, детка, и померла, наконец.
В одну из таких ночей проснулась Маруся и видит, что она не на кровати лежит, а – на пригорке. В лесу.
Да ещё и связанная по рукам и ногам.
Еле-еле Маруся развязалась и побежала домой. Прибегает – а там свадьба! Папа на Дарье Петровне женится.
– Папа! Папа! – кричит Маруся. – Дарья Петровна меня связала и в лесу бросила!
А папа молчит и как-то странно на Марусю смотрит. И все гости тоже умолкли и тоже странно смотрят.
– Доча, – наконец говорит папа, – откуда ты взялась? Мы же тебя вчера похоронили.
– Как похоронили?! – опешила Маруся.
– Очень просто, – отвечают гости. – В гроб положили, на кладбище снесли и в землю зарыли. Потому что ты умерла.
– Да! Да! – выскочила из-за стола Дарья Петровна. – Умерла, умерла, детка! Так что нечего тута! У нас и справочка с печатью имеется о твоей смерти!..
И машет у Маруси перед носом справочкой с печатью.
– Но папа, – чуть не плачет Маруся, – вот же я, живая! Неужели ты мне не веришь?..
– Уф-ф, – папа пот со лба вытирает. – Ну я-то, положим, дочурка, тебе верю. Но это ж ничего не значит, раз справка с печатью имеется.
– Да что ты с ней разговариваешь?! – орёт Дарья Петровна. – Не видишь что ли, что она самозванка! Гони её в шею!
– Вот именно, в шею! – подхватили гости. – Умерла так умерла!
Папа обнял Марусю за плечи и шепчет ей на ухо:
– Доча, ты бы, и правда, ушла отсюда. Погулять. А я тебе денежку дам. На мороженое. А, дочурка?.. – И протягивает Марусе какие-то копейки.
– На эти деньги, папа, даже половинку мороженого не купишь, – со вздохом отвечает Маруся.
– А ты купи четвертинку. А то у меня больше нет. Дарья Петровна все деньги забрала.
А Дарья Петровна разговор их подслушивает.
– Обойдётся без мороженого, – шипит злобно. – Ишь, наглая какая. Половину мороженого ей подавай. Сразу видать, что – самозванка. Та-то девка поскромнее себя вела.
Заплакала Маруся и побрела куда глаза глядят.
Брела, брела и забрела в самый дальний угол двора. На помойку. Смотрит: а на помойке сундучок валяется, с каким мама в цирке выступала. Открыла Маруся этот сундучок…
А там – мама! – сложенная в несколько раз!.. Да не мёртвая, а – живая!
Нет слов, как Маруся обрадовалась. А уж как мама обрадовалась, тем более слов нет.
– Мама! Мама! – прыгает Маруся от радости. – Как ты здесь оказалась?!
– Как, как, – отвечает мама, а сама разгибается, сгибается, плечами шевелит; тело своё затёкшее разминает. – Папаша твой с Дарьей Петровной обманом засунули. Пристали ко мне: покажи да покажи, как ты в такой маленький сундучок забираешься. Ну я сдуру и показала. А они сундучок на крючок и на помойку…
– Ни фига ж себе, – ахнула Маруся.