Страница 8 из 12
– Непременно вернусь, – буквально взлетев в седло, пообещала Эмми.
Пустив лошадь в галоп, она почувствовала восторг от скорости и свежего воздуха. Проскакав так некоторое расстояние, девушка отпустила удила, дав Элеоноре – кобыле мышастого цвета – отдохнуть. Под размеренный шаг лошади Эмми продолжила размышлять, не боясь, что ее опять потревожат.
Два года, подумать только! Все это время ее бесконечно мучил один-единственный вопрос: сообщил ли Логан Джеймсу о ее чувствах? Тогда, сидя в кабинете отца, он так странно смотрел на нее… Угораздило же ее открыться брату в своих чувствах! Хотя он и сам практически догадался, а лгать Эмми никогда не умела. Это случилось тем последним летом, когда Логан был в отпуске. Ее назойливые вопросы о Джеймсе вызвали у брата подозрение, а стоило ему задать прямой вопрос, как Эмми выдала себя с потрохами.
Приехав домой, Логан поражался тому, как сестренка выросла, твердил, что она превратилась в настоящую красавицу. Эмми тогда не слушала его, она все еще считала себя совершенно заурядной. Все, чего ей хотелось, – узнать как можно больше о Джеймсе. Тогда-то брат и раскусил ее. Эмми все отрицала, но он ей не поверил. Логан сказал, что, когда они вернутся, возможно, Джеймс ответит ей взаимностью. Удивительно, но он не счел ее симпатию к своему лучшему другу абсурдом. Эмми отнеслась к этому с недоверием, так как не верила и в саму возможность того, что Джеймс когда-нибудь ответит на ее чувства. Да и вряд ли ей хватит мужества рассказать ему обо всем. Она боялась, что так и умрет со своей неразделенной любовью, несмотря на уверения брата, что она стала красавицей, перед которой никто из мужчин не устоит. Брат любил ее и явно преувеличивал, расхваливая. По крайней мере, так Эмми казалось. Как же его не хватает! Вот кто смог бы утешить…
От нахлынувших чувств вновь захотелось плакать, и на этот раз Эмми дала себе волю. Хотя у нее были Кэтрин и Шейла, без Логана она ощущала себя совершенно одинокой. Он всегда был ей опорой. Раньше Эмми знала: что бы ни случилось, он всегда будет ее оберегать. Но Логан покинул этот мир. Покинул ее…
Слезы потоками хлынули из глаз. Эмми оплакивала брата, свою несчастную любовь и в какой-то мере Джеймса. Мысленно она молилась, чтобы Господь не забирал его к себе. Пусть он не будет с ней, лишь бы остался жив. Большего она для себя не желала.
Погруженная в свои мысли, Эмми не отдавала себе отчет в том, куда едет, как вдруг почувствовала, что долгожданное облегчение все же пришло в ее истерзанную неизвестностью душу. Как будто очнувшись, Эмми остановила лошадь. Оглядевшись, она попыталась сориентироваться – оказалось, что она находится далеко за пределами поместья.
– Вот незадача! – посетовала Эмми сама на себя.
А когда она подняла глаза к небу, сделала еще одно открытие: над ее головой нависла огромная туча, угрожая разразиться громом, молнией и ливнем в любую минуту.
Зеленая поляна, на которой находилась Эмми, была совершенно пустой. Ни дерева, где можно укрыться в случае необходимости, ни даже кустика. Правда, недалеко виднелось озеро, но озеро в ливень помочь вряд ли могло.
Лошадь проявляла беспокойство, явно чувствуя приближение грозы. Девушка погладила ее по гриве, пытаясь успокоить. Надо быстро возвращаться, подумала Эмми. Хорошо, что в этот раз Генри не стал настаивать на женском седле, а то пришлось бы тащиться, словно улитка. Вонзив каблуки в бока лошади, она понеслась в обратном направлении.
Но девушка не проехала и полумили, как внезапно прямо перед Элеонорой ударила молния. Во все стороны полетели искры. Грохот почти оглушил Эмми. Лошадь громко заржала и встала на дыбы. В ту же секунду дождь хлынул с неба. Эмми пыталась удержаться, но испуганное животное не слушалось. Элеонора взбрыкнула, и Эмми слетела с нее, зацепившись при этом ногой за стремена.
Лошадь понеслась по поляне, не замечая несчастную девушку, которая изо всех сил пыталась освободиться. В конце концов нога выскользнула из туфли, и Эмми с размаху ударилась о землю.
Последнее, что она почувствовала, – вспышку боли в голове от удара, а затем все погрузилось во мрак…
Глава VI
Прокатиться по округе оказалось не лучшей затеей. Джеймсу, промокнувшему до нитки под этим проклятым дождем, так и не удалось добраться до своего нового поместья. Зло чертыхнувшись, он хотел поторопить коня, но вдруг резко его остановил и развернул на девяносто градусов. Ему показалось, что где-то позади раздался чей-то крик и ржание лошади. Дождь становился все сильнее, капли ручьем стекали со шляпы. Это ограничивало видимость и не давало возможности разобраться, откуда исходил звук. Он заставил лошадь прошагать еще несколько футов, но звук больше не повторялся. Может, показалось?..
И в этот же миг мимо него пронеслась серая лошадь без всадника. Джеймс сразу понял, что, кто бы на ней ни ехал, он в беде. Пришпорив своего коня, он поскакал в ту сторону, откуда бежало животное, и, проехав совсем немного, он, наконец, увидел несчастного всадника, а точнее, всадницу – как выяснилось, когда виконт приблизился вплотную. Судя по всему, девушка лежала без сознания.
Спрыгнув с коня, виконт поспешил на помощь. Он осторожно развернул незадачливую всадницу лицом к себе и оторопел от ужаса. Страх стиснул сердце, словно стальным обручем. Девушка лежала на земле неподвижно и не подавала признаков жизни. Ее платье кремового цвета промокло насквозь и облепило стройное тело, словно вторая кожа. Это была она – та, о ком он обещал позаботиться Логану, малышка Эмми.
Быстро наклонившись, он подхватил девушку на руки и прислушался: равномерное дыхание Эмми вернуло Джеймсу присутствие духа. Облегченно вздохнув, он продолжил обследование. На ее голове он нащупал небольшую шишку, лодыжка, покрытая свежими ссадинами, сильно опухла.
Джеймс руками прошелся по ее телу, убеждаясь, нет ли других повреждений. Травм он не обнаружил, зато был совершенно сбит с толку реакцией своего тела на это невинное прикосновение. «Кровь Господня! – удивился Джеймс, мысленно и ругая себя, и оправдывая: – Это все длительное воздержание».
В последнее время у него не было ни времени для женщин, ни желания. К тому же он лишь недавно оправился от ранения, после чего его отправили в отставку, дав очередную медаль за отвагу. Джеймс не был этому рад, он хотел остаться в безумии войны, где не было времени на душевные терзания или на любые другие человеческие чувства. Смерть его не пугала, он боялся остаться один на один с горечью утраты. Эта рана вряд ли когда-то затянется, к тому же вот – он держит на руках живое напоминание о прошлом.
«Отправляйся домой, – отвечал на все протесты Джеймса полковник Денерсон. – Это я тебе как друг говорю, а не как твой командир. Я не знаю, что с тобой происходит. Боюсь, если ты останешься, то очень скоро поймаешь пулю, а меня может не оказаться рядом. Мы военные, и в нашей профессии риск – обычное дело, но ты рискуешь там, где можно этого не делать. Черт возьми, ты что, смерти ищешь?! Радуйся, что остался жив, ты и так одной ногой был на том свете! Не стоит спешить туда. Возвращайся домой и найди, ради чего стоит жить!»
«Через месяц я буду в порядке, это просто царапина», – возразил тогда он полковнику.
«Это не была царапина, и ты это знаешь».
«Мое место здесь…»
«Ты не сможешь вечно убегать от себя. Ты же не трус? Умереть легко. Чтобы выжить, нужно мужество».
Конечно, это была не царапина, Денерсон был прав. Он действительно спас ему жизнь в прошлый раз, за что Джеймс был ему в некоторой мере благодарен. Он уважал его как человека и как офицера. Однако полковнику никогда не понять, что движет Джеймсом. Во всяком случае, так думал виконт. Он не имел ни одной стоящей причины, чтобы жить, зато была одна веская для того, чтобы умереть, пытаясь отомстить. Чувство вины за смерть друга лежало на его душе тяжелым бременем и тянуло ко дну.
Как бы там ни было, он оказался в отставке, а через несколько дней объявили о победе над французами. Война была окончена не только для него, так что ему волей-неволей пришлось возвращаться домой. И вот теперь он очутился здесь.