Страница 8 из 26
Дверь распахнулась, и в гостиную вошёл Великий Князь Сергей Александрович. Очень высокого роста, широкоплечий, отмеченный той весьма породистой красотой, присущей потомкам Императора Николая Первого, всегда чрезвычайно элегантный, сегодня он был бледный, как полотно. Тонкие черты лица, густые светлые волосы, подстриженные ёжиком, маленькая, аккуратно подстриженная бородка.
Следом вошла Елизавета Фёдоровна. Элла, как её называли родственники, была в дорожном платье, украшенном единственной бриллиантовой брошью. Высокая, хрупкая блондинка с очень правильными и тонкими чертами лица, с серо-голубыми глазами. Несмотря на утомлённость от ночного переезда из Москвы, она производила необычайный эффект, как всегда прекрасная и величественная.
Их приход разрядил напряжённую атмосферу. Поцеловав руку Марии Фёдоровне и Аликс, Сергей Александрович склонился над Императором. Александра Фёдоровна, увидев сестру, с трудом сдержала слёзы.
Николай, обрадованный прибытием Великого Князя, приободрился. Его паника, вызванная выговором от Владимира Александровича, уже прошла.
– Мама́! – обратился он к Марии Фёдоровне. – Мне нужно переговорить с дядей Сергеем наедине. – Потом посмотрел на жену. – Аликс! Прошу тебя, пойди пока с Эллой к Ксении. Потом я вас всех позову.
Графу Воронцову-Дашкову и докторам ничего говорить не пришлось, они понимающе вышли из гостиной. Аликс и Элла последовали следом. Мария Фёдоровна не хотела уходить, но поняла, что сейчас с сыном лучше не спорить, и вышла с гордым видом, не желая никому показать своё поражение в невидимой войне.
Сергей Александрович пробыл у Императора более пяти часов. Их общение дважды прерывали доктора, которые осматривали Николая, и Ренненкампф, принесший Николаю на подпись бумаги.
Придворные, которые чувствовали, что происходит что-то очень важное, пытались прознать о содержимом подписанных документов, но Ренненкампф был нем, как рыба. Проявляя чудеса дипломатии, он умело уклонялся от вопросов, говоря, что он всего лишь исполняет волю Императора.
Глава 3
«Повторяя данный Родителем НАШИМ священный пред Господом Вседержителем обет посвятить по завету НАШИХ предков всю жизнь НАШУ попечениям о благоденствии, могуществе и славе России, МЫ призываем НАШИХ верноподданных соединить их молитвы с НАШИМИ мольбами и повелеваем им учинить присягу в верности Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Александре Феодоровне, которой и надлежит вступить на Прародительский Престол Российской Империи и нераздельных с нею Царства Польскаго и Великаго Княжества Финляндскаго в случае НАШЕЙ смерти, ежели Богу не угодно будет благословить наш брак рождением Сына.
Дано в Санкт-Петербурге, во 2-й день Апреля, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот девяносто пятое, Царствования же Нашего в первое.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано: «НИКОЛАЙ»…
* * *
Смятая газета лежала на зелёном сукне стола. Великий Князь Владимир Александрович был в ярости и не мог найти себе места… Утренние петербургские газеты вышли с Высочайшим манифестом о порядке престолонаследия, который у многих вызвал шок. Великий Князь не был исключением, он был шокирован безрассудством своего царственного племянника. Фактически Императрица Александра Фёдоровна объявлялась наследницей престола. Самое главное – с Владимиром Александровичем никто даже не счёл нужным посоветоваться.
А ещё газеты пестрили царскими указами и приказами, из которых следовало, что столь уравновешенная система власти, созданная покойным Александром Третьим, была изменена за одну ночь. И всё это из-за сопливой гессенской девчонки. С лёгкой руки Великой Княгини Марии Павловны молодую Императрицу при дворе уже успели прозвать «гессенской мухой», но кто же знал, что муха эта окажется такой назойливой…
После смерти Александра Третьего молодой Император до сей поры не сделал ни единого шага, не посоветовавшись предварительно со своими дядьями, Владимиром Александровичем и Алексеем Александровичем. Тем паче, что Николай Второй вовсе не горел желанием что-либо менять в государстве, считая созданную покойным царём систему близкой к идеалу. И вдруг за одну ночь всё это рухнуло, а он, Великий Князь, Главнокомандующий русской гвардией, узнаёт обо всём этом из газет… С ним даже не сочли нужным посоветоваться…
Прочитав газетные сообщения, и получив доставленный курьером из Зимнего дворца «Высочайше утверждённый порядок присяги» за подписью нового министра двора генерал-адъютанта Рихтера, Великий Князь уже был готов подать в отставку со всех постов в знак протеста против такого дерзновенного нарушения всех устоев. Рассудительная Мария Павловна уговорила его не принимать скоропалительного решения. Великому Князю пришлось согласиться с высказанным женою мнением, что отставка удалит от двора не только его самого, но и его сыновей, а великокняжеская чета всё ещё не переставала надеяться, что настанет тот день, когда если не сам Владимир Александрович, то его сын будет коронован короной российских императоров.
Немного успокоившись, Владимир Александрович вызвал камердинера и приказал подать парадный мундир. Облачившись в свитский мундир с эполетами, аксельбантом и орденами, надев через плечо голубую муаровую ленту32, Великий Князь накинул роскошную «николаевскую» шинель с бобровым воротником, и вместе с Марией Павловной выехал в Зимний дворец. Хотя от великокняжеского дворца до Зимнего было рукой подать, Великий Князь потребовал карету.
Ночью выпал снег. День стоял ясный и холодный. Дворцовая набережная патрулировалась конными разъездами кавалергардов, у Дворцового моста стоял пикет семёновцев.
Карета Великого Князя подъехала к Салтыковскому подъезду. Владимир Александрович и Мария Павловна поднимались по лестнице, когда им встретился Великий Князь Николай Николаевич. Владимир Александрович резко остановился, и, даже не поздоровавшись со сво-им двоюродным братом, высказал ему всё, что у него накипело с утра:
– То, что сделали ты, Павел и Константин, это хуже, чем заговор. Это просто безумие!!! Вам что, так захотелось повторения 1825 года? Но вы забыли, что тогда, слава Богу, Россию спас от новой смуты наш дед Николай Павлович!!! Кто будет спасать нас от новой смуты теперь? Вы ночью, по-воровски…
Голос Владимира Александровича гремел так, что придворные старались поскорее куда-либо спрятаться, лишь бы быть подальше от великокняжеского скандала. Он кричал и буквально задыхался от возмущения.
– Как вы смели забыть о своём долге? Как вы смели скрыть от меня и Алексея? Это вы вместе с Аликс подбили несчастного Ники на это безрассудство, и теперь по вашей вине Россия стоит на краю пропасти! Ники всегда прислушивался к моему мнению, и без подсказки со стороны он бы никогда не решился…
Николай Николаевич молча слушал яростную тираду. Одетый в парадную генеральскую форму Лейб-Гвардии Гусарского полка, он выглядел не просто торжественно, а даже величественно. Белый ментик с бобровой опушкой, расшитый золотом алый доломан, бобровая шапка с султаном – всё это органично дополняло импозантную долговязую фигуру Великого Князя. Казалось, что он абсолютно спокоен, и только хорошо знавшие Великого Князя люди могли бы определить, что он взбешён. Его властное, строгое, гордое лицо было искажено.
– Так это я виноват, что вы с Алексеем постоянно орали на Николая? – отозвался Николай Николаевич. – Это я виноват в том, что Император не хочет вас видеть? Ты не давал ему даже слова сказать, обращался с ним, как с мальчишкой!!!
– Но позволь…
– Не позволю! – голос Николая Николаевича, резкий, громкий, немного гортанный, звучал злобно, враждебно, с какой-то полупрезрительной небрежностью. Взгляд его глаз был пристальный, хищный, ничего не прощающий.
– Никто не смеет упрекнуть меня в том, что я исполнил Высочайшую волю! – воскликнул он. – Это мой долг, долг Великого Князя и долг русского генерала! И я его исполню!
32
Лента Императорского Ордена Святого Апостола Андрея Первозванного.