Страница 4 из 26
За дверью снова раздались громкие голоса, министр двора вышел и вернулся с тремя лейб-хирургами.
– Государь, позвольте докторам осмотреть Вас!
Император обратился к жене и матери:
– Мама́! Аликс! Дайте же докторам исполнить свой долг… Аликс! Переоденься пока, ты столько пережила сегодня, Солнышко…
Обе императрицы молча вышли, Воронцов-Дашков последовал за ними, а Гирш, Круглевский и Вельяминов принялись осматривать Императора.
В Арапском зале, у дверей гостиной томились в ожидании царские родственники. Председатель Государственного Совета Михаил Николаевич, командир Преображенского полка Константин Константинович, командир Конной гвардии Павел Александрович, начальник 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии Николай Николаевич.
Отдельно стояли Владимир Александрович и Мария Павловна с детьми. Мерно выхаживал по паркету слоноподобный генерал-адмирал Алексей Александрович.
Именинник Александр Михайлович обнимал заплаканную Ксению, рядом стояли встревоженные Михаил Александрович и Ольга.
Все они обернулись в сторону вышедшей из гостиной Марии Фёдоровны. Владимир Александрович обратился первым:
– Ваше Величество, что с Императором?
– Сейчас его осматривают врачи. Мой сын потерял правую ногу. Сейчас главное, чтобы не было гангрены… Нам остаётся только молить Господа, – ответила Императрица. Она говорила негромко, ясно и чётко, но с явно тревожными нотками в голосе.
– Но почему нас не пускают к царю? Кто и зачем поставил часовых у дверей? Что вообще происходит? – не успокаивался Владимир Александрович.
Ему ответил граф Воронцов-Дашков:
– Ваше Высочество! Государь повелел мне пока никого не допускать к нему. И это я по его повелению поставил часовых. Когда врачи закончат своё дело и составят мнение о дальнейшем лечении, Государь желает видеть Великого Князя Николая Николаевича, Павла Александровича и Константина Константиновича, чтобы отдать распоряжения относительно государственного управления. Потом Государь желает увидеть министра юстиции, управляющего канцелярией Его Величества и командира Гвардейского корпуса. А завтра прибудет Великий Князь Сергей Александрович.
Министр двора смотрел прямо в глаза Владимира Александровича, который нервно теребил генерал-адъютантский аксельбант.
– Что тут вообще происходит? – воскликнул Великий Князь, обращаясь не столько к министру, сколько к многочисленной родне. – Граф! Потрудитесь объяснить, почему меня, Главнокомандующего, не допускают к Императору?
Было видно, что Великий Князь не просто в гневе. Он был взбешён услышанным, тем, что его просто выкинули за борт и отстранили от самых важных в государстве событий. И кто? Царствующий племянник, который до сего дня испытывал перед Владимиром Александровичем чувство исключительной робости, граничащей с боязнью.
– Ваше Императорское Высочество! Я лишь точно выполняю повеление Государя, не более того, – отозвался министр двора. – Относительно Вашего Императорского Высочества я никаких повелений не получал.
– Это чёрт знает что!!! Царь смертельно ранен… Вы забыли, граф, что я Манифестом четырнадцатого марта был назначен регентом? 18
Лицо Владимира Александровича побагровело. Он рванул ворот сюртука так яростно, что крест ордена Святого Георгия едва не сорвался с шейной ленты, и обратился к вдовствующей Императрице:
– Ваше Императорское Величество! Государь болен, он явно не в себе! За нашей спиной происходит что-то странное. Ники зачем-то вызвал к себе Муравьёва19 и Ренненкампфа… Какие указы он готовит? Куда ушла Аликс? Что-то явно затевается, а мы ничего не знаем. Гирш дал Ники морфий, и его сознание сейчас под воздействием…
– Прекратите истерику! – взвилась Императрица. – Сейчас нужно молить Бога, чтобы Ники выжил, а не устраивать скандалы.
– Но послушайте, Минни! – голос Владимира Александровича стал более мягким. – Разве не Вы после смерти моего брата говорили всем нам, что Ники не способен править Россией! Разве не Вы говорили, что он слаб и умом, и духом…
Остальные присутствующие не вмешивались в столь бурный диалог. Николай Николаевич, Павел Александрович и Константин Константинович отошли в дальний угол и тихо переговаривались между собой, гадая, зачем именно их хочет видеть царствующий племянник.
Красавец Сандро вполголоса рассказывал Ксении, Ольге и Михаилу о том, как сразу после вступления на престол Ники отвёл его в свою комнату, плакал на плече и признавался, что не готов быть царём, никогда не хотел быть им, ничего не понимает в делах правления и даже не имеет понятия, как разговаривать с министрами…
Мария Фёдоровна не успела ничего сказать, так как в зале появились генералы Манзей и фон Валь.20 Они подошли к вдовствующей Императрице и взяли под козырёк.
– Ваше Императорское Величество, в городе еврейские погромы! – взволнованным голосом сообщил фон Валь. – Началось на Невском проспекте, а потом перекинулось на другие части. Толпа кричит, что евреи убили царя. Полиция ничего не может сделать. Громят еврейские магазины, аптеки… Увы, и не только еврейские…
– Доложите Его Высочеству, – кивнула Императрица на Владимира Александровича, но фон Валь не успел ничего сказать.
– Константин Николаевич, – обратился Великий Князь к генералу Манзею, – оставь на охране Зимнего дворца преображенцев и семёновцев. Князь Оболенский21 с измайловцами и егерями пусть выдвигаются на Невский проспект, и обязательно возьмут под охрану Аничков дворец. Шипова22 с кавалергардами и Конной гвардией вызвать к Зимнему в качестве резерва. Передай Ребиндеру,23 чтобы он подчинил себе 2-ю Гвардейскую и 37-ю пехотную дивизии, лейб-казаков и атаманцев, и организовал патрулирование по всему городу.
– Слушаюсь, Ваше Высочество! – лихо откозырял Манзей. Этот 74-летний старик был ещё полон сил, как в далёкие корнетские годы. – Позвольте узнать, следует ли вызвать в Петербург полки из Царского
Села, Петергофа и Гатчины?
– Незачем это делать, я думаю, что с беспорядками можно справиться наличными силами. И вот ещё что, генерал… Город, разумеется, нужно взять под охрану, но не нужно забывать, что народ мстит жидам за своего царя. Всё понятно?
– Так точно, Ваше Императорское Высочество! – Манзей развернулся и быстрым шагом удалился.
Дверь гостиной распахнулась, появились Вельяминов и Круглевский. Воцарилась тишина.
Мария Фёдоровна промолвила только одно слово:
– Что?
Вельяминов тяжело вздохнул.
– Ваше Императорское Величество, мы осмотрели Государя Императора, – сказал он. – Сейчас тяжело сказать, как будет всё развиваться. Ранение тяжёлое, ибо коленный сустав раздроблен. Есть большая кровопотеря. Но главное не это. К сожалению, обработать рану удалось не сразу после взрыва, а только когда был вызван доктор Гирш. В рану могла попасть инфекция… А это влечёт опасность гангрены и может привести к летальному исходу…
Он замолчал. Гнетущая тишина была нарушена плачем Ксении, которая прижалась к груди мужа, орошая слезами флотский сюртук. Александр Михайлович гладил её по голове и пытался успокоить. Министр двора попросил Николая Николаевича, Павла Александровича и Константина Константиновича проследовать к Императору.
Лейб-хирург Гирш, увидев входящих великих князей, быстро ретировался. Великие князья и министр двора остановились подле топчана. Николай Николаевич склонился над племянником:
– Ники! Твои врачи говорят, что всё будет хорошо! Держись…
– Дядя, – негромко сказал Николай, – не будет терять времени. Я позвал вас, чтобы все вы помогли мне принять важные решения. Я прекрасно понимаю, что моё ранение такое же, как у дедушки. Да, ему оторвало две ноги, а мне только одну…
18
«Правительственный Вѣстникъ». 15 марта 1881, № 58, стр. 1.
19
Муравьёв Николай Валерианович, тайный советник. С 1894 г. министр юстиции и генерал-прокурор.
20
Фон Валь Виктор Вильгельмович, генерал-лейтенант. С 1893 г. градоначальник Санкт-Петербурга.
21
Князь Оболенский Николай Николаевич, генерал-лейтенант. Начальник 1-й Гвардейской пехотной дивизии (1889).
22
Шипов Николай Николаевич, генерал-лейтенант. С 1894 г. начальник 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии.
23
Ребиндер Александр Алексеевич, генерал от инфантерии. С 1888 г. помощник Главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа.