Страница 18 из 26
После этого аудиенция была окончена. Обер-прокурор Святейшего Синода покинул Зимний дворец в полной растерянности. Победоносцев просто отказывался понимать происходящее. Обер-прокурор не желал верить в новую реальность. Он, человек, к чьему мнению многие годы прислушивались российские монархи, чей авторитет среди высших сановников Империи был непоколебим, оказался не у дел. Он ожидал увидеть во дворце растерянную гессенскую девчонку, а встретил озлобленную русскую Императрицу, которая не нуждается в его советах.
* * *
Не меньше Победоносцева был удивлён министр финансов Витте, прибывший по вызову Императрицы. Когда Александра Фёдоровна приказала выяснить, сколько необходимо средств, чтобы погасить задолженности канцлера графа Игнатьева и выкупить из залога его имения, Витте стал горячо протестовать, пытаясь убедить Императрицу в ошибочности такого шага.
Менторским тоном человека, привыкшего поучать, министр излагал свою позицию. Он был уверен, что в настоящее время, когда лишних денег в казне нет, совершенно невозможно создавать такой прецедент и погашать долги частных лиц, пусть даже и канцлера.
Императрица довольно долго слушала министра, но затем перебила Витте и холодно сказала:
– Сергей Юльевич! Вы хорошо разбираетесь в финансах Империи. В этом я не сомневаюсь. Но ответственность перед Господом Богом и перед памятью моего покойного мужа за судьбу России лежит на мне. Я пригласила Вас не для того, чтобы выслушивать Ваши поучения, а лишь, чтобы сообщить Вам моё Высочайшее повеление. Ваш долг – выполнять мою волю, даже если Вы с чем то и не согласны.
После чего Александра Фёдоровна развернулась и вышла из кабинета.
В тот же вечер Витте записал в своём дневнике: «Молодая императрица отчитала меня, как мальчишку. Она никого не желает слушать. Такого не было даже при покойном Александре Третьем, который всегда советовался со мною и прислушивался к моему мнению. Ничего не понимаю, как за эти несколько дней, прошедших после несчастья с Николаем, «гессенская муха» смогла превратиться в «ледяную царицу». И кто ей подкинул этого старого авантюриста Игнатьева? Это же настоящий русский националист и отъявленный славянофил! Всё это становится слишком опасным.»
Ещё не просохли чернила в дневнике, как прибывший же из Зимнего дворца курьер передал Витте записку, собственноручно написанную Императрицей: «Сергей Юльевич! Я пришла к выводу, что служить вместе России мы с Вами не сможем. Александра».
Уже на следующее утро Императрица получила прошение Витте об отставке, которое тут же было удовлетворено. Новым министром финансов стал Эдуард Дмитриевич Плеске.62
Глава 7
Погружённый в глубокий траур Петербург жил своей столичной жизнью. Лишь разбитые витрины закрытых магазинов напоминали о том, что не так давно прошли еврейские погромы.
Если для городских обывателей и многочисленного чиновничества траур не создавал никаких проблем, то высший свет был явно недоволен. Ни дворцовых приёмов, ни пышных дворцовых выходов, ни роскошных балов… Прошёл слух, что молодая Императрица приказала не только не проводить никаких увеселительных дворцовых церемоний, но и высказала пожелание петербургскому градоначальнику, чтобы в столице было больше церковных служб и меньше балов.
Довольно быстро в Петербурге само собой образовалось несколько «дворцовых партий».
Мария Фёдоровна собирала у себя в Аничковом дворце всех недовольных правлением «этой гессенской гордячки». Престарелые сановники с жёнами и фрондирующие придворные наперебой рассказывали городские сплетни о молодой Императрице, которые сами же и сочиняли.
Великий Князь Владимир Александрович не скрывал радости по поводу получения фельдмаршальского жезла, но не спешил уезжать в Хабаровск, задерживая своё убытие под разными благопристойными предлогами. Он ещё сохранял надежду, что ситуация изменится, а в смутное время нужно быть в столице, а не исправлять должность наместника Дальнего Востока. Частыми гостями в великокняжеском дворце были офицеры из полков, где он состоял шефом.63
Своей отдельной жизнью жил Зимний дворец. Ещё совсем недавно придворная жизнь слагалась из одних обрядностей, всё делалось исключительно для соблюдения приличия и традиционных обычаев. С непостижимой лёгкостью сменялись самые разнородные проявления жизни, непосредственные переходы от печали к веселью, от горя к радости.
В один и тот же день утром могла быть панихида или погребение, но уже вечером – пышный бал. Те же самые лица, которые утром являлись сосредоточенными, нахмуренными, вечером расцветали, дыша беззаботным удовольствием.
Придворная жизнь напоминала сцену, на которой постоянно разыгрывается очередное представление. День за днём многочисленные придворные чины проводили в сутолоке и беготне, ежеминутно поглядывая на часы, чтобы не опоздать куда следует, чтобы в своё время и в своём месте поклониться, показаться…
Теперь же Александра Фёдоровна уединилась в Зимнем дворце, который стал похож на готовящуюся к осаде крепость. Число караулов и патрулей было увеличено, зато многие придворные фактически остались не у дел. Попасть в Зимний дворец можно было только по приглашению, а их направляли исключительно по личному указанию Императрицы.
Александра Фёдоровна ежедневно принимала канцлера графа Игнатьева и Великого Князя Сергея Александровича. Частыми гостями были министр внутренних дел граф Воронцов-Дашков и военный министр генерал Пузыревский. Несмотря на частые недомогания, Императрица ежедневно с раннего утра и до поздней ночи занималась государственными делами, пытаясь вникнуть в каждую проблему. Ей приходилось учиться на ходу, знакомиться с новыми людьми. Ежедневные занятия по русскому языку дополнились ознакомлением с финансовой системой и устройством вооружённых сил, представлениями вновь назначенных губернаторов, полковых командиров и дивизионных начальников.
Присущая Александре Фёдоровне необыкновенная застенчивость и испытываемое ею смущение при общении с незнакомыми людьми отходили на второй план, уступая место деловому общению. Кипучая энергия Императрицы нашла своё применение не в общении с петербургским обществом и не в любезностях с городскими дамами, а в живом деле. Принимая посетителей у себя в кабинете, она подходила к окну и поворачивалась к нему спиной, глядя на собеседника. Свет тогда падал на представлявшегося, а лицо Императрицы оказывалось в тени. Эта молодая красивая женщина опасалась, что посторонние могут заметить на её щеке шрам, оставшийся после того первоапрельского взрыва…
Императрица Mapия Фёдоровна, пробыв в Poccии многие годы на положении Цесаревны, в совершенстве усвоила приёмы непринуждённого, но одновременно царственного ласково-любезного обращения. Зная весь светский и чиновный Петербург, обладая чарующей приветливостью, Гневная умела сказать каждому ласковое слово, чем и пользовалась, привлекая к себе всеобщие симпатии. Александра Фёдоровна же принципиально считала нужным придержаться строгого придворного этикета. Её чувство собственного достоинства и самолюбие не позволяли опускаться до притворных любезностей, но по совету графа Игнатьева Императрица тщательно готовилась к каждой встрече, делая необходимые записи, что при её замечательной памяти давало хорошие результаты.
Зная о том, что «дворцовые партии» пользуются широкой поддержкой среди многих высших должностных лиц, Императрица просила графа Воронцова-Дашкова регулярно предоставлять ей сведения о царящих в обществе настроениях, невзирая на чины и звания. Департамент полиции раскинул щупальца своей агентуры не только в революционной среде, но и в губернских учреждениях, университетах, и даже в придворных кругах. Получив приказ не жалеть денег, и специально оговоренные суммы, жандармы показали, на что способны. Результаты не замедлили сказаться, появились первые «жертвы».
62
Плеске Эдуард Дмитриевич, действительный статский советник. С 1892 г. директор Кредитной канцелярии Министерства финансов. С 1894 г. управляющий Государ-ственным банком.
63
Лейб-Гвардии Драгунский полк, 17-й пехотный Архангелогородский полк, 7-й драгунский Новороссийский полк, 1-й Западно-Сибирский линейный батальон, 83-й пехотный Самурский полк, 47-й пехотный Украинский полк.