Страница 29 из 54
Продолжая сомневаться, в то время как Испания продолжала волноваться, Наполеон решил воспользоваться недолгой передышкой, чтобы посвятить несколько дней Италии и устроить несколько больших дел, которые требовали его присутствия. К тому же в Италии он собирался повидаться с братом Люсьеном, помириться с ним и принять его дочь, которая могла стать предназначенной для Испании принцессой на тот случай, если окончательно перевесит ненасильственный план объединения домов через брачный союз. Приняв эти решения, Наполеон отдал войскам контрприказы, чтобы несколько замедлить их движение к Испании. Он отменил перевозку Корпуса наблюдения, предписав ему двигаться по тому же маршруту пешим ходом и без всякой спешки. Генералу Дюпону он приказал подготовить всё таким образом, чтобы Второй корпус Жиронды мог в конце ноября вступить в Испанию и двигаться на Вальядолид, не приближаясь более к Португалии. Своему камергеру Турнону, здравомыслие которого весьма ценил, Наполеон приказал ехать в Испанию, наблюдать за событиями, выяснить, много ли приверженцев у принца Астурийского и сохранились ли они еще у старого двора, и поручил ему доставить Карлу IV ответ на его письма. В этом ответе, исполненном любезности и великодушия, Наполеон советовал Карлу IV хранить спокойствие и снисходительность по отношению к сыну, отрицал получение от того каких-либо просьб и не пытался сеять новое семя разногласий, хоть и был более заинтересован в возмущении, нежели в умиротворении Испании.
После чего, подозревая, что вскоре ему придется перенести свое внимание в эту сторону, Наполеон 16 ноября покинул Фонтенбло в сопровождении Мюрата, министров флота и внутренних дел, господ Сганзена и Прони, управляющих важными службами, и направился в Милан, чтобы обнять там любимого сына, принца Евгения Богарне. Перед отъездом он отдал приказ о торжественной встрече Императорской гвардии, прибытие которой ожидалось в Париже. Наполеон не желал присутствовать на этом торжестве и даже хотел, чтобы о нем, если возможно, не вспоминали. Он желал, чтобы, чествуя гвардию, бывшую армейской элитой, чествовали саму армию. Поэтому, предписывая министру внутренних дел подробности церемонии, он писал: В эмблемах и надписях, которые надобно сделать по этому случаю, речь должна идти о моей гвардии, а не обо мне, и следует показать, что в лице гвардии воздается честь всей Великой армии.
Двадцать пятого ноября префект Сены и главы департаментов Парижа прибыли к заставе Ла Виллет в сопровождении великого множества народа, чтобы встретить героев Аустерлица, Йены и Фридланда, которых возглавлял маршал Бессьер. На этом месте была возведена Триумфальная арка. Знаменосцы выступили из рядов, склонили штандарты, на которые власти столицы возложили золотые венки с надписью: Великой армии от города Парижа. Затем двенадцать тысяч гвардейцев, с обветренными лицами, седобородых и даже искалеченных, прошествовали через Париж в сопровождении воодушевленной толпы, рукоплескавшей их триумфу. Обильная трапеза, накрытая на Елисейских полях, была предложена героям от имени города Парижа, который на этом братском национальном торжестве представлял всю Францию, подобно тому, как гвардия представляла всю армию. Окончание праздника омрачилось дождем: казалось, армия, не имевшая в нашем величии и наших ошибках иной доли, кроме героизма, была несчастлива. От миллиарда, обещанного Конвентом, остался только праздник, обещанный в 1806 году всей армии Аустерлица; от праздника для всей армии остался только праздник для гвардии, сорванный непогодой и лишенный присутствия Наполеона. Но слава французской армии могла обойтись и без этих пустых торжеств. История скажет, что все перемешивали ошибки с заслугами во Франции с 1789 по 1815 год, все, за исключением армии: она просто сражалась и всегда, при всех правительствах, умела хранить преданность и умирать за жизнь и величие своей страны.
XI
Аранхуэс
В то время как Наполеон, определившись относительно Испании с целью, но не со средствами, ехал в Италию, исполненный уверенности в собственном могуществе, французские армии продвигались по Иберийскому полуострову и сталкивались с первыми трудностями, поджидавшими их на этой негостеприимной земле.
Первой назначалось ступить на нее армии генерала Жюно. Ее миссия, как мы видели, состояла в овладении Португалией. Численность армии составляли 23 тысячи боеспособных солдат, которых сопровождали еще 3–4 тысячи человек подкреплений со сборных пунктов. Армия разделялась на три дивизии под командованием Делаборда, Луазона, Траво. Начальником ее Генштаба был генерал Тьебо, а главнокомандующим – доблестный Жюно, преданный адъютант Наполеона, пробывший недолгое время послом в Португалии, умный и храбрый до безрассудства офицер, единственным недостатком которого была природная горячность, которой суждено было привести его однажды к болезни рассудка. Армия состояла из новобранцев 1807 года, призванных в 1806-м, но перемешанных со старыми кадрами и достаточно обученных. Они были весьма способны проявить стойкость в бою, но, к несчастью, непривычны к тяготам походной жизни, которым, однако, и предстояло стать их главным испытанием. Наполеон, желавший скорее вступить в Лиссабон, чтобы настичь там не королевскую семью, которая его не волновала, а португальский флот и огромные богатства английских негоциантов, приказал Жюно двигаться с удвоенной быстротой и не беречь солдат от тягот и лишений, дабы прибыть вовремя.
Семнадцатого октября армия несколькими колоннами вступила в Испанию, направившись на Вальядолид через Толосу, Виторию и Бургос. Несмотря на обещания князя Мира, на дороге почти ничего не было приготовлено, и вечером пришлось спешно собрать кое-какое продовольствие, чтобы накормить изнуренные дневным переходом войска. Жилища кишели паразитами и были столь отвратительны, что французские солдаты предпочли ночевать в полях и на улицах, отказавшись от предложенного им крова. Население встречало их с естественным любопытством пылкого народа, охочего до зрелищ, каковых бездеятельное правительство не доставляло ему уже целый век. Высшие классы встречали французов приветливо, но простой народ уже выказывал в их отношении темную ненависть к иностранцам. По дороге в Саламанку зарезали нескольких отставших солдат, хотя они всюду вели себя с самой благоразумной сдержанностью.
Дойдя до Саламанки и сделав краткую остановку, армия уже успела весьма пострадать от тягот перехода и бросила позади некоторое количество отставших. Предусмотрительный начальник штаба устроил в Вальядолиде, Саламанке и в Сьюдад-Родриго сборные пункты для приема уставших и больных солдат и дальнейшего отправления их вслед за армией группами, достаточно многочисленными для самообороны.
Получив в Саламанке приказ двигаться без остановки, армия покинула город 12 ноября. Ей предстояло перейти через горную цепь, чтобы пройти из Сьюдад-Родриго в Алькантару. От Саламанки до Алькантары следовало преодолеть пятьдесят лье по бедным, гористым и лесистым местам, где встречались лишь пастухи, приводившие туда стада дважды в год. Хотя испанские власти обещали заготовить продовольствие, в Сан-Муньосе вновь не нашлось почти ничего. Войска за два дня прошли девятнадцать лье, поев лишь немного козьего мяса, которое они раздобыли, захватив встреченные в пути стада. В Сьюдад-Родриго, довольно большом городе и важной крепости, нашли весьма недружелюбного губернатора, который в качестве извинения сослался на то, что его оставили в неведении о прохождении французской армии, и который ничуть не побеспокоился исправить положение. Тем не менее удалось собрать немного продовольствия, чтобы обеспечить войскам половину рациона; организовали новый сборный пункт для приема отставших солдат, количество которых возрастало с каждым шагом, и направились к горам, чтобы перейти из долины Дуэро в долину Тахо.
Погода внезапно испортилась. Дождь и снег непрерывно сменяли друг друга. Изрытые тропы, которыми следовали колонны, исчезали прямо под ногами людей и лошадей. Обманутые полудикими проводниками, которые нередко обманывались и сами, ибо никогда не выходили за пределы своих деревень, несколько колонн заблудились и вышли к гребням горной цепи у деревни Пенья-Парда, валясь с ног от усталости и голода и покинув на дороге множество отставших. За продовольствием нужно было идти в Моралеху, по ту сторону гор, но внезапно разразилась ужасная буря. В один миг все потоки вышли из берегов, и под завывания ветра и грохот воды неопытные солдаты, почти не евшие уже несколько дней и без надежды на лучшее пристанище в ближайшие дни, оказались охвачены внезапным приступом уныния, которое наваливается на юные души, непривычные к невзгодам военной жизни.