Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 16

– Почему ты так жестока со мной? Я не смогу отплатить тебе за доброту, за доброту твоих родителей. Скажи мне только причину, почему ты сейчас меня избегаешь? Я ведь не дура, я все пойму. Я сумею перенести самую горькую правду. От того, что я не знаю, что произошло между нами, я очень страдаю. Ты от меня бежишь, как будто я больна проказой. Но на моей шее не весит колокольчик прокаженных! Ты скажи мне, но скажи только правду, чтобы мне тебя забыть! Я забуду тебя и твой дом! Я…

Внезапно Лариса остановилась, и обернулась к еще говорившей Вере, стоявшей посредине лужи. В городе только что прошел обильный послеполуденный дождь.

– Вера, не ходи за мной. Моя мама сказала, что ты нехорошая девочка. Твоя мама сказала моей маме, что ты была в нехорошей связи с нехорошими мальчишками, и поэтому тебя насильно перевели в другую школу. Ты пришла к наш в класс, чтобы исправиться, и ты мне ничего не рассказывала об этом! Это нечестно. Я думаю, что… что … – Лариса запнулась, потому что заметила что-то странное в облике Веры.

Лицо ее бывшей подруги исказилось горем, потом девочку стало колотить, как при высокой температуре, и она стала медленно проседать в коленях. Сидя на корточках у дороги, Вера закрыла лицо ладонями и беззвучные рыдания сотрясали ее опущенные плечи. Теперь смерть становилась для нее единственным утешением в жизни.

– О, остановись мое дыхание, остановись навеки, – про себя взмолилось она.

Но, оказалось, что смерть глуха к зовущим ее. В могилах умерших нет прошлого, как нет и будущего, там нет боли, как и нет радости, там Веру не ждали.

– Наверное, чтобы умереть, нужно выстоять очередь, как в Барнауле за маслом.

Эта печальная истина не утешала несчастную девочку. Горькие мысли, ядовитыми стрелами, пронзали ее сознание и пронзали насквозь. Вера погибала от этих пагубных мыслей, ведь, если нет на нее смерти, то как жить ей дальше?

– Если мама рассказывает всем обо мне, как об испорченной девочке, значит она сама продолжает думать обо мне плохо! Мама делает вид, что забыла ту жуткую ночь, и она до сих пор уверена в своей правоте. Нет на всем белом свете такой силы, чтобы убедить маму в обратном, так и незачем мне переубеждать Ларису в том, что я не виновата. Я обречена на бесчестие! … Может быть, мама мстит мне за то, что Саша ее ненавидит? … Да, мама мстит мне, думая, что из-за меня брат уходит из дома. … Она всю жизнь решила держать меня в страхе, как собаку на поводке. … И вот, теперь от меня отвернулась очень хорошая девочка, моя единственная подруга.

Эта последняя мысль была мучительна, и Вера, сидя на корточках у обочины тротуара, залилась слезами. Проклятие цыганки жило в ее жизни, еще до встречи с цыганкой, и оно, как тень, преследовало Веру. Опять, как когда-то, сердце девочки страдало от отвращения к себе самой, и горе кувалдой било в виски. Все ее робкие попытки радоваться, беспечно, по-детски, как радовались другие девочки и мальчики, приносили ей только горе.

– Я не буду больше ходить в школу.

Как только это решение пришло в голову к Вере, случилось непредвиденное…

Прошло три дня, после того, как Ларисе открылась Верина ужасная тайна, но только сейчас, когда Лариса стояла над плачущей девочкой, ей стало страшно от того, что пришло время осудить подругу, которую она так полюбила.

Совсем недавно, в конце марта, счастливая Вера подарила Ларисе на День рождения завернутую в газету книжку про девочку-разведчицу. За праздничным столом подруги сидели вместе. Вера нахваливала каждое блюдо, приготовленное по китайским рецептам, и своим здоровым аппетитом радовала Ларисину бабушку. Потом девочки оставили гостей, сидеть за столом и вести взрослые разговоры, а сами отправились гулять по улице. Они, как малыши, радовались весеннему теплу и плаванью проворных корабликов, которые пускал Коленька по ручейкам. К вечеру детей позвали на чай с именинным тортом. Эти Ларисины именины были всем именинам именины!

В тот день, Вере разрешили ночевать в доме у подруги. Всю ночь девочки прошептались, делясь самими сокровенным, что лежало на их сердцах, а утром проснулись от звонкого пения птиц. Тогда, было все так хорошо!





Это было в марте, а в конце апреля, Лариса растерялась, когда мама по секрету рассказала ей, что произошло с ее подругой много лет назад, Лариса растерялась. Они с Верой дружили уже столько лет, знали все друг о друге, и вдруг, такая страшная новость!

– Пусть лучше гром грянет среди ясного неба, чем я поверю в то, что Вера – испорченная мальчиками девочка! – категорически заявила Лариса, но ее мама только покачала в ответ головой. Потом ночью девочка долго не спала, она отчаянно не хотела признавать новость о подруге, как правдивую, но, как эта новость может быть наговором, если она исходила от Вериной мамы. К рассвету в ее сердце прокрались сомнения в невиновности Веры. Вопрос «а что, если …» выводил Ларису из душевного равновесия не только по ночам, но и днем, когда рядом с ней сидела ничего неподозревающая подружка.

– А что, если над Верой в действительности надругались взрослые ребята? … Или заставляли делать постыдные вещи под страхом смерти? … Почему же Вера молчала столько лет? … Почему не обратилась в милицию? … Почему Верина мама не защитила свою дочку?

Лариса уже давно познакомилась с Вериной мамой, которая была совсем не похожа на Ларисину, хоть и строгую, но веселую маму. Если честно сказать, девочка всегда испытывала неподдельное облегчение, когда Верина мама оставляла подружек в покое и уезжала на дачу, потому что вопросы, которые она задавала, очень утомляли девочку. Иногда, ей казалось, что Верина мама хотела выведать о жизни ее семьи больше, чем это знала сама Лариса. В таких ситуациях девочка чувствовала себя не подругой Веры, а юной разведчицей на допросе в стане врага.

Но главное заключалось даже не Вериной маме, а в том, что Вера скрыла эту историю от нее, хотя сама Лариса всегда доверяла ей свои самые сокровенные тайны.

Теперь, когда неприглядное прошлое подруги раскрылось, Лариса со спокойной совестью могла оставить Веру плакать у дороги и пойти домой, как любая порядочная пионерка, но… она не смогла этого сделать.

Вера сидела на корточках у самого края тротуара. Она по-прежнему руками закрывала голову, словно ждала удара, и ее длинные тонкие косички печально свисали до самой земли. Какая-то непереносимая жалость к подруге вдруг охватила сердце Ларисы. Видя неподдельное горе подруги, которое не могли затмить ни яркий солнечный свет, ни нежная зелень весенней травы, Лариса одернула свою школьную форму и привычно поправила черный фартук на плечах. Потом она заботливо обняла Веру и помогла ей подняться на ноги.

Вера, судорожно всхлипывая, что-то горестно бормотала себе под нос, а ее благодарные слезы уже мочили отутюженный рукав Ларисиного платья. Утешая Веру, как смертельно больного ребенка, Лариса поняла, что ее совершенно не интересует та жуткая правда, которая может причинять такие страдания. Главное, что она, Лариса, не позволит этой «правде» разрушить ее дружбу с Верой, которая что-то говорила и говорила себе под нос.

– Я н-н-не… Мне так… больно… Это не м-м-может… Я… нет, мм-мама… Но я … не могу.

Лариса не стала слушать подругу дальше. Она приложила свой палец к шевелящимся губам Веры, аккуратным движением руки вытащила из бокового кармана фартука сложенный вчетверо носовой платочек. Этим чистеньким платочком Лариса заботливо промокнула глаза и нос Веры, и, глубоко вздохнув, крепко прижала ее к себе.

В тот день Вера узнала, что такое настоящая дружба.

Незаметно пролетали школьные будни, каникулы, экзамены.

Вера и Лариса сохранили свою дружбу, но с каждым годом подружки всё больше отдалялись от своих сверстников как в понимании мира, так и в понимании дружбы и любви. Неразлучные подруги, Вера и Лариса, горели нетерпением осуществить свои надежды. Им так хотелось верить, что именно для этого и существует мир.