Страница 8 из 39
— Можно и поужинать, как только в кармане зазвенит, — с надеждой сказала Константа.
Мужик в изукрашенном кафтане все так же топтался на колоде, повелевая разгрузкой и размещением немаленького каравана. Выждав, когда в командных воплях наступит перерыв, Юрий окликнул:
— Господин караванщик!
— Чего тебе?
— Ослов не купите?
Мужик посмотрел на троицу. Пренебрежительно махнул рукой:
— Ослы не нужны!
— Смотри какие упитанные, — воззвала Константа.
— Вах! У меня ослов полный караван. Вот племянники, — расшитый рукав махнул налево, — Вот приказчики, — махнул направо. — Красивые, упитанные. Но такие ослы!
Еще приглядевшись к Зафире, старшина каравана сказал так, что слышали только Юрий и девушки:
— А вот за эту серебряную глицинию, тонколицую звезду Восхода… М-м… Я дам за нее горячего жеребца со всей роскошной сбруей, полными переметами. И даже кинжал из Икеи!
Путники в ошеломлении отодвинулись.
— Я его прибью! — зашипела Зафира. — Что он себе позволяет!
— Может, я просто с ним пересплю?
— Душу вы продали мне, а не кому попало. И без моего слова ни с кем спать не будете… — Дьявол огляделся. — Константа! Вон у тех столов играют в кости, верно?
— Верно, — отвечала камеристка, присмотревшись к мужчинам под навесом, — Но у них же кости наверняка подпиленные…
— Ага, — во весь рот улыбнулся Дьявол, теребя кисточку обернутого вокруг талии хвоста. — Мои… Будущие гости.
И обернулся к караванщику:
— Почтенный! Прости, не знаю твоего благородного имени!
Потерев подбородок, старшина даже слез с колоды:
— Филаретом кличут с рождения. Но я не благородный.
— Это не помеха. Скажи, уважаемый, а хотел ты сохранить при себе горячего жеребца со всей роскошной сбруей, полными переметами? И даже кинжал из Икеи? — прибавил Юрий.
Караванщик молча почесал нос.
— Там вон идет игра в кости, — искуситель махнул рукой, — и я готов поставить эту серебряную глицинию против…
Зафира готова была кошкой прыгнуть на подлеца Юрия, но предательница-камеристка сгребла ее в охапку, и даже для верности заткнула рот, не боясь укусов.
Караванщик с Юрием отошли под навес. Там уже метала кости компания из пары лесорубов (их длинные топоры лежали под скамьей), двух деревенских забияк в потрепанной одежке, и поиздержавшегося наемника. Мужчины размахивали руками, едва не задевая друг друга по раскрасневшимся лицам, непристойно и громко орали, били кулаками по столу, расплескивая пиво из больших точеных кружек — словом, игра была в самом разгаре.
— Э… — сказал Филарет, — У них же кости пиленые. Наверняка!
Дьявол безразлично дернул плечом:
— Давай на твоих.
Караванщик посопел, попыхтел. Обратился к игрокам:
— Эй, уважаемые! Будьте свидетелями.
Посмотрел на Юрия:
— Ты же моих в свидетели не примешь?
— Не приму, — мерзко ухмыльнулся Дьявол.
— Так вот, при этих уважаемых людях, — Филарет показал на оставивших игру мужчин, которые с любопытством прислушались.
— Ставлю лучшего жеребца в моем караване, с полными переметами и всей надлежащей походной снастью, и кинжал из Икеи…
Наемник шумно вздохнул. Должно быть, икейские кинжалы тут ценились.
— … Против ставки этого почтенного господина.
Почтенный господин произнес ледяным тоном:
— Ставлю… Серебрянную глицинию.
Игроки непонимающе переглянулись. Филарет уважительно подмигнул. И сказал:
— Ставка принята! Один бросок?
— Один. Кто больше выкинет.
Филарет извлек из поясного кошеля серебрянный стаканчик. Выкатил на широкую жесткую ладонь три желтых кости. Ссыпал кости в стаканчик. Подул на сам стаканчик, подул на плечи, отгоняя нечистую силу. То же самое сделали все свидетели. За исключением, разумеется, Дьявола.
— Кто первый бросает?
— Давай ты, почтенный Филарет.
Удивленные и восхищенные размахом ставок (про глицинию они ничего не поняли, но поняли зато цену коня и кинжала), игроки сдвинули на край стола кружки, пару тарелок, миску с воблой. Пустой кувшин из-под пива упал и разбился, но никто не обратил на него внимания.
Караванщик потряс кости, и решительно опрокинул стаканчик.
Поднял стаканчик. Игроки, не дыша, столкнулись лбами над столом:
— Шесть!
— Еще шесть!
— Пять!
Наемник покрутил головой:
— Везучий ты, дядя. Этакое перебить разве что Дьяволу под силу.
— Э, — поморщился Филарет, — Скоро солнце сядет. Не надо бы к ночи!
Дьявол принял стаканчик и кости. Небрежно встряхнул, впечатал стаканчик в скобленые доски.
— Шесть! — удивленно ахнули дровосеки.
— Опять шесть! — подхватили забияки.
— Шесть, — упавшим голосом сказал Филарет.
— Э! — наемник даже подскочил, — Что-то тут не то! Давай-ка, раз ты такой ловкий, моими костями!
Дьявол поглядел на лицо с приметным шрамом через щеку:
— Твоими берцовыми, что ли?
Все, кроме наемника и Филарета, загоготали.
— Ставка сделана, — Дьявол повернулся к проигравшему.
— Стой! — наемник поднялся, загородил дорогу, — Больно ты шустрый, гость. Мы тут не в лошадки играем. Либо ты кидаешь мои кости, либо мы тебя святым отцам сдаем. Как чернокнижника.
— Потому что не может обычному человеку так дьявольски везти! — ожил Филарет.
— Ну тогда пусть он тоже перекидывает, — сказал Дьявол, — Это уже будет честно.
Мужики переглянулись. Отхлебнули у кого что оставалось в кружках. Захрустели рыбинами.
— Годится, — сказал наемник, протягивая свой стаканчик с костями — Только кидай теперь ты первый.
Юрий принял сосновый стаканчик, убедился, что костей там три. Потряс и перевернул над столом.
Игроки снова стукнулись лбами:
— Один…
— Один…
— Два…
Раздались редкие смешки:
— Не, это дьявольской удачей не назовешь.
Приободрившийся Филарет хозяйским жестом сгреб кости, потряс и перевернул стаканчик.
— А-а-а! — заревел он, как давно недоенная корова.
— Один! — выкрикнули дровосеки.
— Один! — прибавили забияки.
— Один! — забил гвоздь наемник, — Это не он дьявол. Это тебе, дядя, сегодня удачи нет. Ты уж мне поверь.
Филарет выругался и расколол о стол сосновый стаканчик наемника.
Игроки заворчали:
— Не умеешь проигрывать!
— Не понимаешь игры!
— Пойду-ка я пригляжу, — наемник ссыпал в кошель свои кости. Кинул на стол медную монету, поднялся, — чтобы почтенный караванщик все по уговору выдал.
Только тут Юрий поискал глазами своих девушек. Камеристка с наружным спокойствием подпирала столб навеса. Беспамятная Зафира спущенным флагом висела на пухлом плече. Видимо, второго кона ее тонкая натура не вынесла. А, может, и первого.
Под присмотром наемника Филарет ловчить не стал. Вздыхая и чуть не плача, передал уздечку сильного вороного жеребца. Правду сказать, конь был красавец не хуже Зафиры: изящные ноги, гладкая кожа, гибкая шея, роскошные грива и хвост. Пока седлали и вешали сбрую, расшитую золотой канителью, усаженную темными рубинами в масть, застегнутую на драгоценные пряжки, наемник деловито перетряс седельные сумки:
— Плащи дорожные… Фляжки… Вино. — забил пробку обратно, — Свинина… Копченая, дня три протянет, ночи нежаркие… Огниво… Сыр походный, твердый. Сухари… Кружки, сковородка… Тренога для котелка. Котелок… Ложки. Нож, топорик, шило, дратва и кожа сапоги чинить… Нитки, моток целый. Игла. Пожалуй, пойдет.
Тут принесли кинжал в ножнах, украшенных теми же рубинами, что и упряжь. Выдвинув его из ножен, наемник застыл надолго. Тем временем Юрий закинул поперек седла серебристую глицинию — все еще не пришедшую в себя — и велел Константе:
— Бери ослов, поехали.
Наемник все еще разглядывал кинжал. Покончив со сборами, Юрий просто сказал ему:
— Да забирай ты его себе.
Наемник опомнился:
— Не передумаешь?
Юрий махнул рукой:
— Легко пришло, легко ушло.
— Тогда держи, — наемник протянул увесистый серебряный кругляш.