Страница 13 из 30
Вероятно, у него было очень важное дело к партизанам, если он бросил хозяйство и пришел пешком в зимнюю пору сюда за восемь километров. Он вошел к Фаустову, как к старому знакомому, поздоровался с достоинством за руку, потом долго кашлял и, только немного успокоившись, начал говорить о деле.
— Есть у меня племянник. Бывший чешский офицер. Карел Кулыфанек. Втерся в доверие к немцам и сейчас работает в Нове-Место в гестапо каким-то служащим. Уже давно помогает нашим друзьям. Может быть, он что-нибудь может сделать?
Капитан оживился. Сообщение Какача заинтересовало его.
— В гестапо работает? Это здорово. Такой человек нам очень нужен. Осторожно поговори с ним, дадим ему несколько поручений, потом встретимся.
— Он хитрый малец, мой племянник. Откуда хочешь достанет сведения, — похвастался Франта, очень довольный тем, что угодил капитану. Фаустов сказал:
— На первый раз попроси своего Карела узнать что-нибудь о партизанах в районе железной дороги Прага — Пардубице. Не было ли там какого-либо интересного события?
— Хорошо. Я хочу еще одного знакомого приобщить к нашему делу. Он уже кое-где насолил немцам. Знаю его с малых лет. Ручаюсь за него как за себя.
— Что ж, давай проверим. Приводи своего знакомого.
На другой день Какач сообщил:
— Племянник слышал от одного знакомого эсэсовца, что три дня назад в деревне Краснице, за Чаславом, шел бой с окруженными партизанами. Их было не то пять, не то пятнадцать человек. Эсэсовцев легло там несколько десятков. Все партизаны погибли.
— Больше ничего не знает твой племянник?
— Краснице — не их зона действия. Там другое отделение гестапо.
Все же командир еще не верил, что Букин погиб. Откуда пятнадцать человек? И как мог погибнуть человек, который прошел в партизанских группах всю Западную Украину, столько раз был в боях с немцами, власовцами, бандеровцами — и всегда умел победить? Как мог погибнуть Ладислав Самек, жизнерадостный, никогда не унывающий Володька, к которому часто обращался капитан:
— Ну как, друг, выдержим такое дело?
— Выдержим, командир! — бодро отвечал Самек. — Сто раз еще выдержим!
А Саша Данилов! Ведь Фаустов не хотел отправлять его на это задание! Не хотел… Постой, что-то ты не так думаешь, Павел Васильевич! Если не Саша, то кто-то другой бы пошел — Алеша Белов или Боря Жижко? А разве их не жаль? Все знают, что командир за них готов отдать руку вот сейчас, в эту минуту. Ведь такова война, борьба с врагом, в которой кто-то погибает. И любая утрата отдается глубокой, незатухающей болью в груди боевых друзей.
Фаустов поднял голову. Рядом стоял Какач, не зная, куда деть свои черные узловатые руки.
— Еще что-то есть, Франта?
— Я привел своего знакомого, о ком мы говорили.
— Зови…
Вошел молодой человек невысокого роста, с заметным горбом на груди, будто за пазухой он спрятал большие камни. У него был тяжелый взгляд черных глаз, горящих из-под надвинутой на брови кепки. Стоял он перед Фаустовым настороженно, крепко расставив ноги в поношенных сапогах, и не вынимал рук из карманов.
— Вот Йозеф Букачек, — коротко сказал Какач. — Много знает, много может, если захочет…
— Если захочу, — словно эхо, отозвался Букачек, независимо глядя на капитана.
— С ним можно откровенно, — сказал Какач. — Он так ненавидит немцев, что ничего немецкого не может терпеть.
— Кроме немецкого оружия, — снова откликнулся горбун.
Улыбнулся капитан, глядя на этого человека, стоявшего в картинно-равнодушной позе. Однако отвечал он охотно. Да, он ненавидит гитлеровцев, поэтому больше не может верить социал-демократам, которые сидят в Лондоне и только мешают антифашистской борьбе. Одни разговоры, одно предательство… Он, Букачек, хочет действовать, и к черту этого хитрого президента Бенеша!
Фаустов с минуту подумал, потом испытующе посмотрел в худощавое решительное лицо молодого человека.
— Что ж, если хотите помочь нашему общему делу, то мы попросим кое-что сделать для нас. Согласны?
— Попробовать можно.
— Задание вот какое: нужно отправиться в деревню Краснице, отсюда километров шестьдесят, и узнать, какие партизаны вели бой с эсэсовцами. За два дня обернетесь?
— Постараюсь. Сейчас рождество, можно быстрее добраться — буду направляться к родственникам в гости. А оружие вы мне дадите? Пистолет? — быстро спросил Букачек.
— Не сразу. Но обещаю, от и до: если будет все идти хорошо, оружие вы получите.
Каким радостным огнем сверкнули из-под кепки глаза молодого чеха!
— До свиданья, товарищ командир.
— Всего хорошего, товарищ Букачек.
— Называйте меня не Букачек, а Бакунин…
— Как? — изумился Фаустов.
— Бакунин. Это моя революционная кличка. Вы же знаете Бакунина…
— Ну что ж, товарищ Бакунин, хорошо — спрятал улыбку командир, и, когда за горбуном захлопнулась дверь, проговорил с усмешкой: — Ишь ты — революционная кличка…
— Вы не сомневайтесь, капитан, — подал голос Какач. — Парень немного странный, ему нужно выправлять мозги, начитался разных брошюр анархистов, социал-демократов, «аграрного союза», но очень честный и хочет по-настоящему бороться.
Накануне Нового года, наконец, ударил легкий морозец. Свежий сверкающий снежок так бодро поскрипывал под ногами, что Юрий вдруг затосковал по родным местам. Захотелось промчаться на лыжах под соснами в лесу близ Калинина, спуститься на широкую снежную равнину замерзшей Волги и скользить вдоль ее берегов, наслаждаться мелодией встречного ветра и колючим морозом. Юрий потоптался во дворе и, вздохнув, вернулся в дом.
В комнате Карел Яйтнер, Кадлец и Фаустов, окружив себя густым табачным дымом, вели о чем-то серьезный разговор. Карел часто бывал и в Ждяре, и в Немецки-Броде, и в Светла и приносил много ценных сведений о немцах, о движении на дорогах, о делах на предприятиях. Юрий прошел в угол и, присев там на корточки, принялся осматривать батареи питания для рации.
Карел рассказывал, что он видел сегодня в Ждяре. Самое интересное оказалось на станции. В депо стоят четыре отремонтированных паровоза, которые вот-вот, после экипировки, должны уйти.
— Редкий случай — сразу четыре целехоньких паровоза, от и до, — сказал капитан и повернулся к Кадлецу: —Володя, займись этим делом. Нужно фрицам испортить новогоднее настроение. Сегодня ночью паровозы взорвать.
— Хорошо, командир. Кого можно взять?
— Кого хочешь. Возьми больше людей, прикрытие нужно на всякий случай организовать.
— Командир, вернулся Бакунин!
Фаустов встал и быстро направился навстречу Йозефу.
— Ну что?
Чех устало опустился на стул, затем молча махнул рукой.
— Говори же, что там было?
— Они оборонялись очень мужественно… — наконец проговорил Букачек. — Жители говорят, что все погибли, а немцев было положено там видимо-невидимо. Никто точно не знает, как немцы окружили партизан, одни говорят, что каратели случайно наткнулись, другие, — что хозяева предали. Доказательств нет…
— Погибли! — застонал Кадлец.
Капитан ничего не говорил, только закурил от дымящейся папиросы новую.
— Ну мы им, гадам, сегодня сделаем новогодний подарок, — зло сказал Владимир. — В память о наших товарищах сделаем…
Дежурный экипировщик в депо, болезненного вида чех, одетый в форму немецкого железнодорожника, с удивлением уставился на вошедшего в сторожку бородатого немецкого офицера. Отставив кружку с недопитым кофе, чех проговорил:
— Здравствуйте, господин офицер. Сегодня чудеса происходят. Только что заходили чешские жандармы, а до них — немецкие. Что это у вас появились дела под Новый год?
— Служба, пан, служба! — ответил Кадлец, усаживаясь перед жарко горящей печуркой.
Железнодорожник подвинул офицеру чашку кофе и равнодушно спросил:
— Я вас, пан офицер, что-то еще не встречал. Откуда приехали, осмелюсь спросить? Из Остравы?
Кадлец усмехнулся, прикурил от уголька.
Дежурный был рад приходу офицера. Ведь ночью так медленно тянется время и так хочется его скоротать, хотя бы с незнакомым человеком. Да к тому же немецкий офицер любезно слушал болтовню обыкновенного экипировщика локомотивов. Такое редко бывает с эсэсовцами. И дежурный говорил, как неспокойно теперь стало в воздухе — того и жди, что прилетят русские самолеты и начнут бомбить. А тут еще четыре паровоза привели, пришлось быстрее их ремонтировать.