Инфернальный реквием

— Мы сгорим в любом случае!

— Уверена?

Башенка содрогнулась под ними. Когда она начала рушиться, Милосердие приняла решение.

Иона по–прежнему видел освященную зеркалом пулю, что блистала серебром во взрезанной ею пустоте. Он наблюдал за беспощадно отчетливой картиной: снаряд пронзал бездну времени и пространства, стремительно приближаясь к месту своего зарождения. По дороге пуля каким–то неуловимым образом столкнулась с еще одной, летящей по зеркально отраженной траектории. Два снаряда прошли друг сквозь друга во вспышке истерзанных возможностей.

— Прости меня, Мина, — говорит Иона.

Он пробует сдвинуться с места, но знает, что не сможет. Взгляд Тайта прикован к его пуле, пока ее противоположность мчится к нему из имматериума.

«Совпадений не бывает», — скармливает он книге ту самую фразу. Какое бы омерзение она ни вызывала у Ионы, ее истинность неоспорима. Ничто не происходит случайно.

Сквозь свою пулю Тайт видит себя прежнего, стоящего во мраке скованного ночью святилища на Сарастусе. В его поднятой руке дымится пистолет, а лицо, пусть и бледное от страха, еще не заклеймено проклятием, готовящимся впиться в Иону. Кажется, что все произошло так давно, однако минувшие годы — ничто в сравнении с бессчетным множеством циклов, в течение которых судьба разыгрывала эту гибельную сцену и будет разыгрывать впредь.

— Беги! — кричит Тайт своему молодому «я», сознавая, что попытка безнадежна, ибо грядущее уже свершилось.

«Все — ложь», — утверждает Иона, выражая единственную истину, что живет у него в душе.

Пули–близнецы с идеальной синхронностью поражают свои цели. Одна проклинает Тайта в Истерзанном Святилище, другая убивает его в сердцевине Теневого Планетария. Ни то, ни другое событие не меняют ничего важного.

Круг замыкается — и начинает новый оборот.

Крепись, путник, ибо избранная тобою дорога будет нелегкой. В странствии ты обретешь только крупицы славы и не изведаешь радости, не говоря уже о надежде на светлое будущее в конце путешествия. Если же ты ищешь безупречно точных ответов, то лучше бы тебе немедленно повернуть назад…

Эпилог. Скованные огнем

Невидимые отражения

Я помню смерть моего родного мира так, словно произошло это только вчера, ибо в последующие века я много раз видел пожравший его пожар в Море Душ, которое восторженно воспроизводило агонию Витарна. Наблюдая за той бесконечной, беспощадной гибелью, я переродился среди Адептус Астартес — духом, а после и телом.

Мальчик смотрел, как падает башня собора. Она не рассыпалась и не заваливалась, а вертикально тонула в клубящемся вокруг нее дыму, почти грациозно низвергаясь с высоты. На ее вершине продолжал блистать ослепительно–белый свет, лучи которого пронзали воронку адского смерча. Не отводя глаз от сияния, наблюдатель отыскал внутренним взором разделенную душу — или души — в фонарном зале. Этим зрением, более острым и проникающим глубже, мальчик уже видел, как она — или они — проникли в здание, чтобы помолиться огню — или покормиться им? На самом деле паренек следил за их путешествием много часов, мысленно подбадривая сестер, пока они преодолевали искореженные варпом склоны Перигелия. Но двойняшки скрылись от его взгляда, как только пробрались в башню.

— Спасибо тебе, сестра Асената, — торжественно произнес мальчик, когда вершина постройки скрылась в дыму. — Я докажу, что во мне нет лжи.

Сияние еще несколько секунд неколебимо блистало сквозь завесу смога — и вдруг пропало.

— И ты докажешь, что лжи нет в тебе, — добавил паренек, твердо уверенный, что свет не угас, просто горит незримо, и это верно для обоих огней в башне. Однажды наблюдатель разыщет их.

Сквозь пламенный вихрь сверкали и другие маяки. Гору окружали шесть ярко пылающих столпов, а седьмой лучился за спиной у мальчика. Шпили Коронатус пробудились, как и обещала Кварин. Спутница с фарфоровым лицом покинула его прошлой ночью, вскоре после того, как они вместе пересекли мост к Вигилансу. Под ее руководством паренек применил свой дар, чтобы проскользнуть мимо охранявших переправу гигантов в броне, а затем спрятаться до прихода огненного шторма. Без единого слова — как и всегда — провожатая объяснила, что он должен бдительно наблюдать за бурей. «Смотреть и учиться…»

— Тебя не должно здесь быть, — донесся сзади глубокий мелодичный голос.

Мальчик узнал говорящего, хотя никогда прежде не слышал его — по крайней мере ушами.

— Ты ошибаешься, — ответил паренек, глядя вперед. Он сидел, скрестив ноги, на выступе скалы в паре сотен шагов от моста. Переправу заполняли толпы людей, бегущих от великого пожара. — Мне предначертано быть здесь.

— Неужели? — вполне добродушно спросил незнакомец.

— Да.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Афанасий.

— Просто Афанасий?

— Карга называла меня Умельцем.

— Достойный титул, — рассудил мужчина. — И где же эта твоя карга?

Судя по тону, он решил, что Афанасий имеет в виду свою мать.

— Погибла. — Паренек нахмурился, вдруг ощутив неуверенность. — Наверное.

— Печально слышать подобное. — Наступила пауза. — Тут очень опасно, Афанасий Умелец. Многие из чудищ, порожденных штормом, умеют летать, и некоторые уже добрались до Вигиланса. Моих братьев слишком мало, чтобы патрулировать весь периметр, но наверху есть надежные убежища. Я провожу тебя.

— Мне нельзя уходить, — возразил мальчик. Шпили блистали все ярче, однако он знал, что незнакомец слеп к их сиянию. Только наделенные даром могли увидеть духовную энергию, пронизывающую пики. — Я должен увидеть.

— Что именно?

— Чистку. — Афанасий попробовал точнее понять смысл того, что пыталась передать ему Кварин перед уходом. — Очищение.

— Ты о буре?

— Нет, она плохая. — Опять не совсем верное слово. — Порченая, — исправился мальчик.

— Афанасий, ты ведь прибыл на Вигиланс не вместе с остальными, — сказал незнакомец, подступив ближе. — Ты не убегал от шторма.

Паренек понял, что это не совсем вопросы, но все равно ответил:

— Да, я пришел раньше.

— И чего же ты ищешь здесь?

— Я ведь уже сказал, что должен увидеть конец истории, капитан Червантес.

Афанасий услышал гудение включенного силового клинка, потом ощутил задней стороной шеи покалывание от его вибрации, но не вздрогнул. Он еще не знал, как именно умрет, однако был уверен, что не погибнет от руки этого воина.

— Откуда ты знаешь мое имя, мальчик?

— Оно звучало в твоем голосе, капитан.

— Ты колдун, Афанасий Умелец?

— Да… но я докажу, что во мне нет лжи. Я служу свету.

— Какому свету? — требовательно спросил Червантес.

— Тому, который мы только что утратили, — печально произнес мальчик, неотрывно глядя в точку, где исчезла башня собора.

Он чувствовал, как энергия Бдящего шпиля пульсирует в толще скалы внизу, набирая мощь. Значит, скоро начнется.

— Перигелий пал, — безучастно проговорила матерь Соланис. Она смотрела на пылающий адский смерч, окруживший вершину горы. — Первый Свет угас.

— Не оборачивайтесь, — велел Сантино, осторожно подталкивая госпитальера вслед за остальными. — Просто шагайте дальше.

Грузовик они бросили примерно на середине моста, когда толпа беженцев уплотнилась настолько, что ехать дальше Аврам уже не мог. С тех пор боец постоянно нервничал из–за того, как медленно идут люди. Он непрерывно оглядывал небо и дорогу впереди, выискивая угрозы, но так ничего и не заметил, а теперь группа Сантино наконец добралась до конца переправы.

— Может, и выкарабкаемся, — пробормотал он.