Страница 7 из 83
Например, мышлении.
— Не знаю, — просипел Толанд. — Но кто бы решил построить госпиталь посреди океана… в нескольких днях пути от ближайшего космопорта? — Он покачал головой. — Что–то… не стыкуется.
Лемарш хотел отчитать его, но передумал. Толанд испустит дух еще до того, как судно прибудет в порт, и бредовые речи сержанта умолкнут вместе с ним. Чудо, что Фейзт вообще продержался так долго — благодаря как своей невероятной выносливости, так и заботам сестры–госпитальера, — однако вскоре чудеса закончатся. Обругав умирающего, комиссар ничего бы не приобрел и, возможно, многое бы потерял.
«Пожалуй, он даже попробовал бы убить меня, — холодно рассудил Лемарш. — Или все они».
В роты Экзордийских пустотных абордажников набирали только гвардейцев–ветеранов из обычных полков Астра Милитарум. Они больше напоминали элитных Отпрысков Темпестус, чем простых солдат, за которыми Ичукву Лемарш присматривал ранее. Как следовало из названия подразделения, оно специализировалось на операциях в космосе: штурмах звездолетов или перестрелках в невесомости и вакууме, где «верх» и «низ» становились абстрактными понятиями, а насилие вершилось в почти полной тишине.
«Спаяны кровью, закрыты от пустоты, — так звучал девиз абордажников. — Духом готовы к зачистке!»
За два года службы с бойцами роты «Темная звезда» комиссар Лемарш сражался на самых странных и опасных полях битв в своей долгой карьере. Он бился с эльдарскими налетчиками в безвоздушных недрах полой луны, распадавшейся вокруг неприятелей, и искоренял паукообразных паразитов, расселившихся на обшивке боевого корабля. В тот раз только магнитные ботинки удерживали Ичукву от падения в бездну над ним.
Однажды гвардейцы разрезали корпус пиратского крейсера в районе мостика, тем самым прикончив экипаж без единого выстрела. Комиссар зачарованно смотрел на людей, выброшенных из отверстия: извиваясь и истекая кровью, они проплывали мимо него, вращаясь в полете, как наглядные доказательства победы. Да, Ичукву прошел через потрясающие сражения и ценил память о любом из них. Даже о последнем, в котором он лишился ноги, а рота фактически погибла.
«Резак…»
Из двухсот пятидесяти абордажников, вошедших в ту кристаллическую мясорубку, уцелели всего семьдесят семь, и многие скончались от ран в следующие несколько часов. Бойцы, втиснутые сейчас в лазарет на борту морского судна, были последними из «Темной звезды».
«Из нас», — поправился Лемарш, хотя и знал, что гвардейцы никогда не примут его к себе. Ичукву досконально овладел их методами войны и прошел с ними через пару десятков уникальных преисподних, но так и остался посторонним.
Конечно, так произошло бы в любом полку. Как же еще комиссару исполнять роли судьи, присяжных и палача своих подопечных? Мужчинам и женщинам, носившим алый кушак, полагалось оставаться посторонними. Лемарш жертвовал узами товарищества без колебаний, пока его не направили в роту «Темная звезда», где он наконец отыскал воинов, достойных его самого. Людей, которых Ичукву с гордостью назвал бы равными себе. А в ответ они возненавидели его — не из страха, нет. Просто само присутствие политофицера намекало, что абордажники могут испугаться. Позорило их.
— Вас явно что–то беспокоит, комиссар. Рана по–прежнему болит?
Спрятав удивление за улыбкой, Лемарш повернулся к женщине, стоявшей рядом с его койкой. Она, как всегда, ступала поразительно тихо. Когда она вообще зашла в каюту?
— Фантом моей ноги упокоится только после того, как мне приделают новую, сестра, — ответил Ичукву, указывая на пустоту ниже левого колена. — Но я давно уже не обращаю на него внимания. Жалею только о том, что потерял вместе с ногой сапог — хорошая была обувка…
К изумлению Лемарша, женщина ответила на его улыбку. Прежде сестра только хмурила брови на серьезном бледном лице. Другие мужчины, пожалуй, сочли бы, что в этот миг она стала выглядеть моложе или даже привлекательнее. По мнению Ичукву, улыбка лишь подчеркнула, заострила ее суровость.
Конечно, не потому, что сестра Асената была уродливой. Да, ее лицо не отвечало традиционным понятиям о красоте — слишком длинное, чересчур жесткое, расчерченное множеством шрамов, — но высокие скулы и темные глаза на всех производили впечатление. Просто это лицо не подходило для улыбок.
«Особенно предназначенных мне», — заключил Лемарш.
Он знал, что Гиад презирает его, хотя женщина всегда вела себя подчеркнуто вежливо. Госпитальеры редко относились с благосклонностью к людям его призвания.
— Шторм радует вас, сестра? — рискнул предположить Ичукву.
Ее улыбка исчезла.
— Я лишь приветствую, что Бог–Император судит нас.
Лемарш кивнул:
— Этим так называемым Исходом?
— Вам известно про обряд Переправы? — Судя по голосу, Асената удивилась.
— Сестра, долг требует от меня изучать все угрозы, с которыми сталкиваются мои бойцы. Да, перед высадкой я прочел информационную брошюру.
— И что скажете, комиссар?
— Что этот обычай чрезвычайно… непрактичен. Особенно если путники тяжело ранены.
— На священном архипелаге не рады посетителям, и госпиталь там не предназначен для посторонних, — мрачно произнесла Гиад.
— Но все же мы здесь, сестра.
— Комиссар, вашу просьбу поддержал орден Последней Свечи. Как ваши солдаты, так и их раны совершенно исключительны, поэтому для вас и сделали исключение. Вы поистине благословлены.
— И правда, сестра, — согласился Ичукву. — Кроме того, я сам родился на планете с настолько же необычными традициями. — Лемарш указал на ритуальные шрамы, покрывающие его щеки. Он получил их в шестилетнем возрасте, когда показал себя воином. — Не мне судить чужие обычаи.
— Вы — непредвзятый комиссар?
«Уж не притаилась ли в ее тоне насмешка?»
— Вовсе нет — сосредоточенный на службе. У меня другие обязанности. — Ичукву улыбнулся снова, но уже широкой безрадостной ухмылкой, которой одарял заблудших солдат перед тем, как исполнить свой тяжелейший долг. Он не наслаждался казнями, только хотел, чтобы грешники отправились на окончательный Суд, полностью осознавая собственную бестолковость. — А вы, сестра, что думаете о наших хозяевах?
— Их госпитальеры прекрасно подготовлены, — ответила Асената. — Не сомневаюсь, сестры Бронзовой Свечи изготовят отличный аугментический протез и избавят вас от увечья.
«Я не об этом спрашивал, сестра».
— У них тут столько свеч, — беззаботно произнес он вслух. — Серебряная, бронзовая, железная, но они вечно болтают о «последней». А еще ведь есть «вечная» свеча, символ вашего ордена. — Лемарш показал на герб, вышитый на белой накидке Гиад. — Признаюсь, я окончательно в них запутался.
— Все они — испостаси единого сосуда, ибо каждая свеча пылает вышним огнем Бога–Императора.
— Но наши хозяева не принадлежат к вашему ордену? — не отступал Ичукву.
— Последняя Свеча зажжена от пламени Вечной, но лучится собственным светом. — Гиад склонила голову. — С вашего позволения, комиссар, я займусь другими ранеными.
«Ты не та, кем кажешься, сестра», — подумал Лемарш, глядя, как она подходит к постели напротив.
Ичукву понял это еще несколько месяцев назад — точнее говоря, в первые мгновения их знакомства. Асената и другие госпитальеры встретили изувеченных солдат «Темной звезды» на борту «Асклепия», когда остатки роты доставили туда после боя в Резаке. За время странствия в пустоте Гиад показала себя самой умелой и сострадательной из сиделок, хотя неизменно прятала свою доброту под маской строгости. К тому моменту, как звездолет достиг Витарна, абордажники уже считали Асенату частью подразделения. Кое–кто даже называл ее «сестра Темная Звезда», пусть и за глаза.
«Они любят тебя», — решил комиссар, наблюдая за тем, как светлеют лица гвардейцев при виде женщины, обходящей лазарет. Порхая по содрогающейся каюте с легкостью бестелесного духа, она задерживалась возле каждого раненого и по мере сил облегчала их страдания.