Инфернальный реквием

Погруженный в раздумья, Лемарш дошел до пересечения коридоров, где едва не столкнулся с какой–то женщиной. Хмыкнув, она попятилась и крепче прижала к себе стопку одеял, словно испугавшись, что пациент попробует их украсть. Хотя сестра носила простой светло–вишневый апостольник младшего госпитальера, за молодую девушку она никак бы не сошла, особенно учитывая широкое одутловатое лицо и трясущиеся обвисшие щеки. Комиссар с некоторой тревогой заметил, что матрона во много раз шире его и, несмотря на сутулость, лишь немного уступает в росте.

— Приношу извинения, добрая сестра. — Ичукву скорбно улыбнулся. — Я размышлял о чем–то своем.

Незнакомка угрюмо уставилась на него, но промолчала. Рассмотрев ее пустые глаза и приоткрытый рот, Лемарш задался вопросом, умеет ли она говорить вообще.

— Иди куда шла, сестра Бугаева! — рявкнула матерь Соланис, возникнув из коридора за спиной женщины. — Шевелись!

— Да, старшая матерь, — хрипло пробормотала толстуха и зашаркала прочь.

— Не все огоньки Бронзовой Свечи сияют одинаково ярко, но мы никогда не бросаем своих подопечных, — неожиданно теплым тоном заметила Соланис. Она повернулась к Ичукву. — Вижу, аугментическая нога хорошо вам служит, комиссар.

— Совершенно верно, моя госпожа, — отозвался он. — Я в долгу перед вами, как и мои бойцы. Ваш орден состоит из истинных чудотворцев.

— Мы всего лишь орудия Императорского человеколюбия, — возразила старшая матерь. — Однако я искренне рада, что наши труды возымели действие.

— Именно так. Я надеялся лично поблагодарить палатину Бхатори…

— Палатина погружена в особо важные изыскания, но я передам, что вы ей признательны.

— Также я хотел бы спросить у нее о сержанте–абордажнике Фейзте, — не отступал Лемарш. — В моей роте его очень высоко ценят.

— О, простите, я как раз шла к вам с новостями. — Соланис сложила руки, как при молитве. — Вскоре после Первой зари заботы о сержанте–абордажнике перешли от нас к Императору. К сожалению, очистить его от запущенного заражения не удалось.

— Что ж… печально, — произнес Ичукву, сдвинув брови. — Когда мы сможем увидеть тело? Рота должна отдать ему дань уважения.

— Труп сожгли, чтобы предотвратить распространение болезни, однако мы вернем вам прах.

— Понятно, — буркнул комиссар.

«Понятно, что ты врешь».

Лемарш не мог объяснить эту вспышку интуиции, но доверился ей, как всегда полагался на свое чутье. Такая привычка уходила корнями в жестокие законы выживания, определявшие судьбу Ичукву в раннем детстве, а потому засела в нем глубже любых принципов имперской подготовки. Рассуждая логически, Толанд находился в таком состоянии, что обязан был умереть, однако комиссар считал иначе. Ублюдок слишком долго выживал, чтобы вот так просто уйти.

— Пожалуйста, разрешите мне самому известить бойцов так, как я сочту нужным, — попросил Лемарш.

Он твердо решил, что ничего не скажет гвардейцам. Солдаты нужны ему собранными, а не раскисшими из–за явной лжи.

Соланис не стала возражать.

— Я должна сообщить вам еще кое–что, комиссар. Нас предупредили, что по прогнозам завтра на Кольцо обрушится шторм. Сакраста защищена от бурь, поэтому причин для тревоги нет, но здание все–таки древнее. Прошу вас проследить, чтобы ваши люди не выходили из палаты после набата. — Она удостоила его официально–вежливой улыбки. — Для их же безопасности.

— Понимаю, моя госпожа, — заверил ее Ичукву.

Новость пробудила в нем какое–то незнакомое чувство, и комиссар распознал его лишь через несколько секунд.

Ужас.

«Так вот оно что? — гадал Лемарш. — Дело в шторме, Асената? Он идет за нами?»

Люк в камеру мальчика–колдуна закрылся за спиной Гиад. Помедлив, сестра внимательно посмотрела на дремлющего гиганта, прикованного к «Чистой доске», и заметила у него на лбу большую черную крапину. Как только Асената прищурилась, пятно сдвинулось.

«Муха», — с отвращением поняла Гиад.

У сестры возникло абсурдное ощущение, что насекомое украдкой поглядывает на нее, как грешник, пойманный за неподобающим деянием. Зажужжав, паразит влетел в левую глазницу Фейзта, явно не страшась жара внутри.

— Невозможно, — выдохнула Асената.

Она всегда считала, что мухи — коллективный бред ее подопечных. Метафора для хвори, поедающей их заживо.

«Реальность рождается из убежденности, — беззаботно высказалась ее темная сестра. — Вера и страх в равной мере вылепляют плоть из вымысла».

— Мир не настолько непрочен, — тихо сказала Гиад, шагнув на площадку с «Чистой доской».

Ей нужно было проверить — хотя бы для того, чтобы укрепиться в своем отрицании.

«О, миленький маленький мир испещрен трещинами и пробоинами. Надо лишь набраться храбрости, чтобы отыскать их, а если ты и не решишься, они сами тебя найдут и изнутри расплетут».

Асената заглянула в полости на месте глаз Толанда, но сквозь завитки дыма не увидела ничего, кроме красно–коричневого сияния. Из впадин доносилось монотонное гудение. Там наверняка сидела не одна муха, а гораздо больше.

— Они не настоящие, — прошептала Гиад.

«Не прячься за безумием, дорогая сестра. Ему не защитить тебя от немыслимых истин. От любой святости можно отречься, любым богохульством можно насладиться — особенно здесь и сейчас!»

— Это ложь!

Вслед за словами Асенаты великан вздрогнул и, словно прозрев, повернул к ней голову.

— Всё… ложь… — прошипел Фейзт. Из его горла выходили трубки, и голос звучал настолько тихо, словно Гиад слышала его только в воображении. — Так было… всегда.

— Толанд… — Асената осеклась, не зная, что еще сказать.

— Лучше… убей меня… а то потом… не сможешь. — Натянув цепи, он вцепился сестре в запястье. Ладонь бойца оказалась холодной и влажной, как у оттаявшего трупа. Потом Гиад ощутила шевеление у него под кожей. Свет в глазницах Фейзта приобрел мутно–зеленый оттенок. — Не могу… удержать их… снаружи.

Уловив гнилой смрад его дыхания, Асената отшатнулась и выдернула руку. Борясь с рвотными позывами, она попятилась и свалилась с возвышения.

— Убей… меня…

— Нет, преступница, твой грех слишком тяжел для столь быстрого наказания, — заявляет канонисса Моргвин, взирая сверху вниз на коленопреклоненную женщину в оковах. — Даже если бы я решила растянуть казнь.

— Понимаю, — заверяет ее Гиад, не поднимая головы.

Они остались наедине в алтарной части сумрачного оплота Терния Вечного на Провидении. Лишь ветер колотит в окна, требуя, чтобы ему разрешили наблюдать за судом.

Больше года минуло с тех пор, как Асената ослепила своего покровителя и сбежала от его свиты. Все прошедшие месяцы она бродила по пустоши с единственным спутником — стыдом, который испытывала не из–за расправы над исповедником, но из–за гордыни, побудившей ее по доброй воле превратиться в марионетку. Первое время Гиад ждала возмездия и не пыталась скрыться, однако ничего не произошло. В конце концов сестра поняла, что воздаяния не будет.

— Отче Избавитель мертв? — спрашивает Асената, по–прежнему глядя в пол.

— Он пропал, — отвечает канонисса–истязатель. — И никто из тех, кто ушел с ним на север, тоже не вернулся, а отправленные нами следопыты никого не отыскали… кроме тебя, преступница.

— Я подвела его, — лжет Гиад.

— Ты же утверждала, что ничего не помнишь о судьбе вашей святой миссии?

— Только то, что я не справилась, канонисса.

— Неизбежный исход, — решает Моргвин. — Яс самого начала видела его в твоей душе. Ты попалась в силки собственной жажды славы.

— Да, ваше преподобие. — Помедлив секунду, сестра продолжает: — Меня удивило, что ваш орден еще не покинул Провидение.

— Мы ждем новых имперских кураторов планеты, но охотников на ведьм среди них не будет, — шипит Моргвин сквозь зубы. — Стратегия отче Избавителя принесла плоды. Наши арканские новообращенные выигрывают войну за нас.