Инфернальный реквием

— Это вы, братья? — с мольбой в голосе спрашивает выживший. — Вы услышали наш зов?

Его тщедушное тело почти обнажено, за исключением пары рваных тряпок, но Тайт достаточно разбирается в угнетенных жителях этого мира, чтобы определить в мужчине крепостного труженика. Впрочем, здесь лучше подойдет слово «раб».

Иона останавливается в паре шагов от него:

— Что тут произошло?

— Освобождение, брат. — Мужчина мечтательно вздыхает. Его глаза уже привыкли к свету, и он пристально смотрит на Тайта. — Но… это не ты.

— Может, все–таки я. — Странник приседает на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Я пришел, потому что услышал зов. Как тебя зовут… брат?

— Меня? — Пару секунд выживший неуверенно разглядывает Иону, после чего ухмыляется. — Верлок. Я борец!

— Борец за свободу? — предполагает Иона.

— Разумеется, брат! — Верлок неистово кивает. — Близятся перемены. Я видел их — вот здесь! — Он хлопает себя по лбу. — И еще я видел освободителей, но они пока что далеко. Слишком далеко, чтобы заметить нас.

— А кто они, брат Верлок? Это всё они сделали?

— Освободители? — Выживший явно удивляется, словно Тайт сказал какую–то нелепость. — Нет, брат, это сделали мы. Все вместе — чтобы призвать освободителей!

Мужчина понижает голос, будто хочет поделиться секретом:

— Остальные, конечно, ничего не знали. Мне пришлось им показать. Заставить их узреть огонь внутри них:! — Верлок проводит пальцем по кровавым завиткам на своем лице. — Она объяснила мне, как. Она, Ружалка.

Иона крепче стискивает осколок зеркала. «Ружалка…» Путник никогда не слышал такого имени, но ему неприятно знакомы чувства, пробуждаемые им. Черная ненависть и красная ярость.

— Значит, Ружалка — освободитель?

На вкус слово напоминает жареное мясо.

— Нет, брат, Ружалка — рыба, — заявляет Верлок.

Тайт ошарашенно смотрит на собеседника. Неизвестно, что он ожидал услышать, но точно не это.

Выживший прыскает, заметив выражение лица Ионы.

— Но не обычная рыба! Она плавает в других океанах, которые больше и глубже наших, и может проглотить вар–кита целиком. — Глаза мужчины сужаются в свирепые щелочки. — Хочешь поглядеть на нее, брат?

— Что она такое?

Ухмылка Верлока становится шире. И еще шире. И еще…

Тайт рывком выдернул себя из прошлого… и едва не слетел с сиденья. Судорожно хватая воздух, он уставился на пролетающий мимо каменистый ландшафт.

— Паршивый сон, — заметила сидевшая рядом с ним женщина.

— Видели и лучше, сестра, — прохрипел Иона пересохшим ртом — Надолго я… провалился?

— Почти на два часа, — ответила Хагалац. — Уже занялась Вторая заря.

Тайт смутно осознал, что так оно и есть. Кроваво–алое марево Проклятия отступило, поверженное ярким сиянием второго, бодрого солнца Витарна. Как только Избавление взяло верх, горный пейзаж заблистал поразительной красотой. За изгибом дороги странник увидел стройный шпиль, каменным копьем торчащий из морских волн. Темная скала резко сужалась к вершине, где в золотистом свете искрилось нечто вроде купола. От основания пика к центральному острову тянулся отделанный мрамором мост на титанических опорах, утыканных громоотводами.

— Веритас, или Истерзанный шпиль, — с непривычным для себя трепетом произнесла Хагалац. — Скоро мы подъедем к переправе Истины.

«Я недооценил расстояние до него», — понял Иона.

Если идти по окружной дороге против часовой стрелки, то бастион госпитальеров и Веритас разделял всего один пик, однако пешком Тайт добрался бы до цели уже после наступления ночи.

— Сестра, ты знаешь, что я направляюсь в Люкс–Новус, — осторожно прощупал он почву.

— Знаю.

— Ты намерена пойти со мной?

— Не сегодня, проповедник Тайт.

Иона замялся на пару секунд.

— Ты попробуешь помешать мне?

— Нет.

«Тогда в чем же дело, сестра?» — мысленно спросил странник.

Ответ он получил, когда машина приблизилась к широкой рампе, ведущей на мост.

— Я не встану у тебя на пути, пастырь, — сказала Хагалац, затормозив у подножия пандуса, — а вот мои почтенные сестры — наверняка.

Примерно через десять метров от начала моста его полотно перекрывала стена из железных пластин внахлест. Каждую панель, украшенную рельефным изображением угловатой свечи — герба воинствующей ветви сестринства на Витарне, — защищал слой молитвенных свитков и святых образков. По верху баррикады ходили Сестры Битвы с оружием наготове, облаченные в голубовато–серую броню, и там же через равные промежутки располагались орудийные турели. Над скатом рампы стояла боевая машина вычурного вида с пусковой установкой на корпусе, обращенной в сторону шпиля.

— Ну, видишь? — поинтересовалась диалогус.

— Они что–то сдерживают, — ответил Тайт, мгновенно уловив смысл требовательного вопроса. — Почему?

— В Люкс–Новус произошло… событие. Исключительно богохульное. — Голос Хагалац чуть дрогнул от гнева. — Мы опасаемся, что осквернен весь шпиль.

— Что там случилось? — уточнил Иона, наметанным глазом оценивая надежность укрепления. Сколько раз в скольких порченых местах он произносил эту безрадостную фразу?

— Я надеялась, ты мне объяснишь, проповедник Тайт.

— Я? — Странник обернулся к попутчице. — Но я ведь только что прибыл.

— Для встречи с теологом–экзегетом?

— Да, сестра, я здесь по его приглашению.

— Которое, как ты утверждаешь, поступило тебе в виде астропатического послания девять стандартных месяцев назад, верно?

— Как я и сообщил чиновникам в космопорту. — Иона нахмурился. Неужели враг заманил его в более обыденную ловушку, чем предполагал Тайт? Что же, поход закончится казнью, приведенной в исполнение сестринством Витарна? — Предъявленные мною идентификационные стихиры сочли недостаточно убедительными, сестра?

— Вовсе нет, их подлинность не вызывает сомнений, но меня беспокоят два противоречия, — объявила Хагалац. — Во–первых, в Свечном Мире нет астропатов.

Тайт кивнул, стараясь выиграть время на раздумье. Путник не собирался говорить женщине правду ни о полученном им сообщении, ни о природе существа, которое передало его.

— Да не потерпишь ты псайкеров, — благочестиво процитировал Иона.

«Даже санкционированных и полезных». Наиболее фанатичные секты Экклезиархии зачастую придерживались такой линии поведения, однако Тайт не ожидал подобного от Последней Свечи с ее необыкновенным радикализмом.

— Речь не о том, кого тут терпят, пастырь, — возразила Хагалац. — Мы понимаем ценность астропатов.

— Тогда почему…

— Второе несоответствие даже более загадочно, — перебила диалогус. — Практически все сотрудники и ученики схолы сгинули во время катастрофы. В том числе и теолог–экзегет.

— Я…

— С тех пор прошло два года, исповедник Тайт. — Сестра впилась в него взглядом синих глаз.

— Но это… невозможно.

— Вижу, ты понял суть головоломки.

Иона уже не слушал. Раньше он представлял себе бессчетные варианты финала своей охоты, но в его воображении погоня всякий раз завершалась противоборством с добычей — настолько же неизбежным, насколько непредсказуемым был исход схватки. Но если Ведас погиб, то все впустую.

«Как мне теперь найти тебя, Мина?»

Путник закрыл глаза, пытаясь размышлять.

— Проповедник Тайт? — позвала Хагалац, словно бы издалека.

Ветер с океана принес резкий запах рыбы и сразу же за ним — смрад крови.

— Чувствуешь вонь? — спросил Иона.

— Какую, пастырь?

— Это ложь, — со спокойной убежденностью произнес Тайт. Вновь погружаясь в воспоминания, он сжал кулак.

Осколок зеркала дробится в ладони, рассыпаясь на множество крошечных фрагментов, которые стремительно пронзают плоть, разум и душу Ионы, безудержно ускоряя процессы на каждом уровне сущности странника. За один удар сердца, подобный землетрясению, Тайт обретает идеальное осознание мира — теперь его способам восприятия нет числа, и любой из них бесконечно остер.