Наречённая

Я втянула в грудь больше воздуха, убирая с лица налипшие пряди, бросилась подбирать с постели осколки, все до оного. И сама не понимаю, что делаю, но мне стало теперь необходимо посмотреть в него, и пусть он катится к чёрту, проклятый исга́р!

Замотала в платок остатки зеркала и, стараясь не смотреть на труп, быстро оделась. Взяв вещи, перебарывая тошноту, обошла недвижимое тело, лежащее в луже крови, и вылетела из комнаты. Когда я спустилась вниз, в этот пропитанный запахами кислой браги и снеди зал, Маар, кажется, остался доволен тем, что я собралась быстро. Только пошёл он к чёрту, мне его довольство не нужно.

Подниматься в седло было для меня мукой. Унылый серый двор и тяжёлое хмурое небо, исторгающее редкие белые хлопья, давили и навевали хандру. И снова дорога, почти без остановок, я затылком ощущала горячий, словно раскалённое жерло, взгляд стража, ловила потемневшие взгляды и его воинов. Они мне были не рады, и я догадывалась, что у них на уме, думать о том было скверно. Казалось, стоит Маару отвернуться, как меня тут же привяжут к первому дереву и выстроятся в ряд — такое вожделение крылось в каждом. Теперь я догадывалась об истинной причине их похоти, и заключалась она именно в моей сущности и природе. В потрясении от всего случившегося я забыла спрятать волосы и сейчас закуталась в плащ, надвинув на глаза капюшон, да только было уже поздно.

На этот раз дорога вывела в чащобу. Исполинские деревья неведомой мне породы мелькали по обеим сторонам, они скрипели от мороза и стонали, словно призывая на помощь. Здесь явно обитают опасные звери, наверняка огромные, в два человеческих роста: медведи, сохатые, секачи.

Сколько дней мы ещё будем в пути? Как долго до Ортмора, о котором упоминали в разговорах люди стражей? Я прислушивалась к каждым переговорам, пытаясь выведать для себя всё, что могло бы стать мне полезным. Но, в основном, воины говорили о тех тварях и о каких-то разрывах. А потом я перестала вслушиваться, когда снова натёрла между ног по старым ссадинам и только и могла, что кусать губы до крови, грезя встать на ночлег. Благо метели не было.

Я почти была в беспамятстве, когда дорога привела отряд к воротам очередного гостиного двора, на этот раз куда более скромного. Внутренний двор оказался настолько тесным, что едва вместил в себя двадцать всадником. Покачиваясь, я спрыгнула с лошади, не чувствуя опоры под собой. Всё моё тело стало одной пульсирующей болью, даже слёзы проступили.

Замелькали факелы, забегали прислужники, и хозяева двора снова встречали свору мужчин в доспехах хоть и гостеприимно, но с мрачными минами. На этот раз то были муж и жена. От моего внимания не ушло, какие совершенно другие были лица у людей — строгие, суровые. Как я поняла из разговоров, эти земли до самого Излома и даже за его пределами принадлежат королю Ирмусу Нолду Фервейку.

Я оказалась в комнате, напоминающей больше лачужку с оконцем, закупоренным наглухо ставнями, освещённую каким-то подобием керосиновой лампы, правда, что именно используют в качестве горючего, по запаху так и не поняла. Здесь стояла застеленная мягко кровать и одно кресло.

Я устало скинула верхнюю одежду. Когда раздевалась, в комнату мне принесли тёплой воды для умывания и полотенце. Я отослала прислужницу, отказавшись от помощи — хватило мне уже одной. Распустив волосы, облегчённо выдохнула, дав лёгкость голове. Слыша, как недра высокого дома громыхают мужскими голосами да мебелью, я сняла все верхние платья и, оставшись в сорочке, умылась, намочив полотенце, осторожно протёрла внутреннюю сторону бёдер, где щипало нестерпимо. Прохладная вода принесла облегчение. Потом достала из складок одежды свёрток, да охнула, порезав палец, и едва не вскрикнула, когда тут же послышались за дверью тяжёлые шаги. Оставив тайник, я кинулась к двери, хотя точно помнила, что защёлкивала задвижку, но было уже поздно — в комнату вошёл Маар.

Его горящий тягучий взгляд упал мне на плечи густой смолой. От него пахло спиртным. Я попятилась. Страж по-хозяйски прошёл к креслу, опустился в него, вальяжно вытянув длинные ноги. Комната сразу стала неимоверно тесной. Моё дыхание сбилось, а мысли бешено заметались, когда его узкие хищные крылья носа вздрогнули.

— Подойди, — велел он.

Я не стала испытывать его терпение, приблизилась на подгибающихся ногах. Он взял мою руку, глянул на кровоточащий большой палец и поднёс его к губам, горячий, влажный язык прошёлся по пальцу, слизал кровь. Я прикрыла ресницы, судорожно втянув в себя воздух. Не то чтобы мне это было неприятно, мне стало страшно, что он поймёт, откуда у меня этот порез. Но Маар на том не остановился, сунул палец в рот, чуть втянув в себя. Вся кровь прихлынула к низу живота от этого простого, но слишком интимного жеста.

— Тебе нравится? — прошептал глухо он.

— Нет.

— Лжёшь, маленькая асса́ру. Я чувствую твоё желание.

Он снова втянул мой палец, чуть посасывая, вытолкнул его языком, когда я качнулась. Проклятый демон!

— Иди ко мне, — он притянул меня ближе, поставив на колени рядом, и вопреки моим ожиданиям расправил штаны.

Я дёрнулась, распознавая его замысел, но он не позволил.

— Прикоснись ко мне, — потребовал он чуть севшим голосом, полным едва сдерживаемого желания.

— Нет.

Он схватил мою руку и положил на своё пах. Твёрдый, огромный, дико напряжённый, горячий член был в тесном плену кожаных штанов.

Страж качнул тазом, ударяясь набухшим членом о мою ладонь.

— Высвободи.

Я посмотрела на него, испытывая страх, мой мозг не воспринимал его команды. Из-под каймы тёмных с выгоревшими от солнца кончиками ресниц смотрели ядовито-чёрные глаза — глаза аспида с узким зрачками. Его брови хмуро сведены, челюсти плотно сжаты. Без доспехов исга́р выглядел молодым волком, двадцати восьми лет, не больше, сильный самец с идеально сложенным телом, созданным для войны. Убийца хочет, чтобы я его трогала. Протест обжёг изнутри ядом, только выбора у меня не было никакого, я могла в любой миг оказаться мишенью для его ножа.

— Не вынуждай меня наказывать тебя, асса́ру, расправь штаны, — спокойно потребовал, но в этом спокойствии таилась угроза. — Ты меня возбуждаешь весь день, и я хочу тебя. Ты такая горячая, такая мягкая, податливая.

Я сглотнула, опуская взгляд на его пояс.

— Ну же.

Я придвинулась и принялась расстёгивать кожаный ремень, стараясь думать холодно и рационально. Если бы он хотел меня насиловать, он бы непременно это сделал раньше, я для чего-то нужна ему — это было понятно отчётливо. Так пусть получит своё и проваливает. Наконец я справилась с одеждой. В ореоле тёмных жёстких завитков волос плоть выпросталась наружу, и мне стоило больших усилий, чтобы сохранять спокойствие, хоть к лицу, казалось, вся кровь прильнула. Вид его меня напугал: упругий, твёрдый, гладкий, с налившейся кровью головкой. Мне и раньше доводилось лицезреть подобное, но размеры его были впечатляющими.

— Сожми, — озвучил Маар следующий приказ.

Я сглотнула и подчинилась, обхватив, но пальцы мои так и не смокнулись. Орган в моей руке вздрогнул, будто живое, отдельное от тела исга́ра существо.

— Оближи.

— Что?

— Ты слышала, асса́ру, оближи, как это сделал я с твоим пальцем. Не доводи меня до крайности, тебе лучше поторопиться, иначе я причиню тебе боль.

Воздух в груди стал таким горячим, что я задыхалась. Под замутнённым вожделением взглядом стража я прикрыла ресницы и, задерживая дыхание, сделала так, как он велел — провела языком по стволу к головке. Моё лицо воспламенилось от жгучего стыда.

— Умница. Твой язычок такой нежный, сладкий. Я хочу ещё, оближи и захвати его губами.

«Ну, уж нет!»

Я отпрянула, и вдруг в глазах резко потемнело, гортань мгновенно ссохлась и будто слиплась, как жабры выброшенной на берег рыбы. Сжавшись, я хватала ртом воздух, понимая, как разрастается и ширится боль в груди, осыпаясь пеплом.

— Тебе лучше подчиняться мне, асса́ру, — равнодушно, видя, как я краснею от нехватки воздуха, проговорил Маар.