Сказочная ложь

Полумрак гостиной сомкнулся вокруг меня. По стенам и стеклянным дверцам секретера скользили лунные тени, устрашающе тянулись контуры деревьев. Я огляделась и подошла к столу. На нем высилась гора колдовского хлама — разнообразие мешочков и коробочек, пучков трав и флакончиков. Я зачерпнула их в горсть ладони, как драгоценные камни, и высыпала на бархатную скатерть. И почему зельеварение мне не давалось в Университете? Для того, чтобы творить в котле чары, необходим какой-то особенный талант? Глядя на поблескивающие стекляшки, покатившиеся по поверхности стола, я вспоминала студенческие годы и Линетт. Чего особенного она дала мне? Чему научила? Разбираться в сверхъестественных тварях? О видах магических существ можно прочесть в книгах. К тому, что чувствую тьму, я пришла сама, без ее помощи и каких-то нетривиальных навыков. А ведь раньше казалось, что Линетт открыла передо мной двери в мир неизведанных чудес! В каком-то смысле так и было — без ее кулона, будь он проклят, я бы сейчас мела полы в магазине Мишель и грезила о цветочной лавке в центре города. Действительно, чем еще зарабатывать на жизнь никчемной ведьме, разбирающейся разве только в вымерших монстрах?! А теперь моя жизнь напоминала сюжет из книги о похождениях непутёвой колдуньи. Так о каком исключительном даре наставница толковала в каждом видении? Из-за чего она ссорилась с Ровером? Они не могли рассудить мою исключительность или, напротив, ординарность? В чем смысл?!

Перебрав пузырьки с разноцветными жидкостями, я наткнулась на пустой, без пробки, со следами зеленой вязкой субстанции на донышке. И спрятала его в карман домашних брюк. Была бы я прилежной ученицей и внимательнее слушала лекции, то сейчас бы не ломала голову над тем, что именно обнаружила. Яд, зелье забвения или снадобье от бессонницы? Ехидны с ним. Одна целительница, с которой я была достаточно близко знакома, подскажет мне наверняка. Но чутье подсказывало, что находка — то самое зелье, ошибки быть не может. Сдать на экспертизу? Нет, полиция не узнает о нем.

Я разворошила гору снадобий, перебрала все коробки, а из головы никак не шел этот пузырек. Вернее, отсутствующая от него крышка. Закончив с хламом на столе, я тяжело вздохнула и побрела в ванную комнату Мишель — отмыть руки от налипших капель зелий. Включила воду и долго держала ладони под теплыми мягкими струями, разглядывая свое отражение в зеркале. Волосы взлохмачены, лицо бледное, изнеможенное, осунувшееся. Зеленые глаза потускнели. А ведь когда-то я выглядела неотразимо, в любое время дня и ночи, причем без магии, в отличие от Моники. Что со мной сделала эта насыщенная событиями жизнь?

Между пальцами остались желтые пятна от какого-то ржаво-желтого отвара. Я стала оттирать его, сдирать налипшую корку ногтями. Вспомнились пестрые осколки, вонзившиеся в ладони во сне, Ровер обратил их в перья…. Перестав скоблить кожу, я медленно подняла глаза и посмотрела в зеркало. Он сказал «снова она нам помешала». Но кого же имел в виду? Линетт больше нет, из могилы она не могла повлиять на ход событий, какой бы могущественной ни была при жизни. Так кто же? Нахмурившись, я случайно заметила, что зеркальная дверца полки приоткрыта. Рука сама потянулась, но вместо того, чтобы до конца закрыть, я распахнула ее, отчасти со злостью, отчасти страшась того, что могу там увидеть. Флакон с любимыми духами Мишель, косметичка, расческа и коричневая глиняная миска для приготовления зелий. Я схватила ее, заглянула внутрь прежде, чем успела подумать, и в нос ударил уже знакомый запах. Глаза еще не видели, но я уже знала, что обнаружу на дне. Грязно-зеленая жидкость с приторно-сладким травяным запахом. Проклятье. Не зря мне показалось, что я переборщила с ванилью в кофе, но оставалось непонятным, почему мне память не отшибло?! Рука затряслась, едва не выронила миску. Быстро вернув ее на место, я закрыла дверцу и обняла себя за плечи. Мое отражение стало почти прозрачным от страха. Этого не может быть! Мишель не могла изготовить зелье и, уж тем более, подлить нам в кофе! Или могла?

Сердце колотилось так, что грудь сдавило. Я поплелась прочь из уборной, хватаясь руками за стены. Хотелось разнести весь дом к ехиднам и поднять всех на ноги, завопить во все горло и потребовать объяснений. Но еще предстояло обследовать каждый укромный уголок, все комнаты, пока убийца не опомнился. Кем бы он ни был, я обязана его вычислить.

Остановившись в дверном проеме, я перевела дух и вернулась, чтобы осмотреться. Под ванной оказалось чисто, настолько, что серебристый кафельный пол сверкал, как зеркало. В тумбе под раковиной хранилась бытовая химия, и осмотр ничего не дал. Так не бывает же?! Если убийца заметал следы (о Мишель и думать не желаю), то должен был вылизать все помещение, каждый дюйм, каждую щель. И не забыл бы отмыть миску от яда. Поэтому идеальная чистота ванной комнаты не вязалась с найденной емкостью из-под зелья. Впопыхах убийца попросту забыл о ней? Тогда почему потом за ней не вернулся?

По спине скользнул холодок, страх провел когтем по позвоночнику, вызвав дрожь. Словно во сне, я обернулась на темный прямоугольник дверного проема, из которого лился свет в гостиную. Край стола, створка шкафа и угол дивана, а все остальное — плотная бездушная чернота, и ощущение присутствия кого-то постороннего. Показалось, что слышно чужое дыхание и шорохи, шелест ворса на паласе от осторожных, крадущихся шагов, но сердце билось столь неистово и громко, что я не должна была этого заметить. Выпрямившись, я шагнула во мрак гостиной и огляделась, чудом уловив движение на стене. Гибкая тень взмахнула хвостом и устремилась к спальне для гостей. Небольшая комната, в которой иногда ночевал Джош, но сегодня он остался с Мишель.

Я последовала за проворной пантерой, осторожно нажала на ручку и распахнула дверь. В густом неподвижном воздухе повис запах лакированной мебели и фиалок — мамины любимые цветы. Когда делали перепланировку и меняли интерьер, все старые вещи заперли в одном помещении. Обстановка спальни для гостей в точности повторяла комнату родителей, до выбитых роз на окантовке простыней и зажимов для штор в форме золотых ромашек. Картины на стенах и обои в полоску, тяжелые шторы цвета молочного шоколада, что стекали мягкими складками на пол, сбегающие по ним цветы и россыпь блесток. Даже плед на кровати лежал так, как мама любила — с подоткнутыми под матрас углами. Полная имитация. Поэтому я не любила здесь бывать. Тут даже пахло, как при маме, и это причиняло боль.

Легкая дрожь в пальцах не помешала мне включить верхний свет. Я знала, что не спится лишь мне, поэтому закрыла за собой дверь, не опасаясь оказаться услышанной. Что нужно искать — понятия не имела, но начала с прикроватной тумбы. Делала все быстро — не хотелось здесь задерживаться.

Белье, полотенца, забытые книги… Ничего впечатляющего или подозрительного. Я подняла матрас, переворошила постель, но снова ничего. Диван, обитый цветастым шелком, кресла и деревянный столик на резных ножках…. Так что же я ищу?!

В углу темнел платяной шкаф с резными дверцами и бронзовыми ручками — мои родители жили в достатке. Вся мебель в доме была из массива черного или красного дерева, некоторые предметы ручной работы на заказ. Я не ценитель, и обошлась бы без излишеств, но сохранила их, как память. Когда-то, в далеком детстве я пряталась в этом громоздком гардеробе, представляла себя в другом, сказочном мире. Вы спросите — куда еще сказочнее?! И я, пожалуй, соглашусь. Сейчас, глядя на шкаф, я вдруг поняла, что боюсь прикасаться к нему. Не потому что он большой и страшный, а потому что к нему притрагивались родители, в нем хранились их вещи. Вещи? Я подошла, распахнула створки и зажмурилась — меня обдало пылью забытых запахов и ощущений.

-Как же так, Элджер? — прошелестел до боли родной голос.

Глаза защипало. Мама…

-У нас нет выбора, Хеллен, — послышался строгий голос отца, заставив сердце трепетать у горла.- Мы вынуждены ее отпустить.

-Но она же наша девочка?! — взмолилась мама.