Золото. Книга 3

– Ну, ничё… – опять играется. Ох, Ава… – Ты шибко-то не страдай, я только крепче стала.

– Ава…

– Не надо, Бел, царица должна быть сильной, а не такой, какой я была бы, будь всё, как мы намечали. Такой нельзя быть даже в самые спокойные и благополучные времена. На троне должен быть бесстрашный воин, чуткий как зверь, сильный и гибкий как булат. Иначе он не отстоит своё царство. Между прочим, может быть, и лучше было бы, если бы я вовсе не родилась, а царём стал бы Дамагой.

– Нет, – я нахмурился, я убеждён, что она не права, – всё, что ты говоришь всё правильно. Только царь не должен быть подлым. Должен быть чистым, проводником света. А Дамагой подлец. Низкий и лживый. Грязный… как мне жаль, что он успел сбежать…

Ава тронула мою руку, взявшуюся в кулак с побелевшими костяшками:

– Не надо, Бог ему судья, я тоже должна была быть потвёрже. Мне не два года было, понимала всё…

– Не надо, сердце лопнет слушать тебя… – выдохнул я.

Она обняла меня, поднявшись, прижала мою голову к себе:

– Сердце… милый мой Бел, не надо про сердце…

Я поднял лицо, обнимая её, прижимая к себе, тёплую, совсем мою теперь. Она погладила меня по лицу, легонько касаясь пальцами:

– Не надо, мой хороший… И так… натворили мы… Хоть мы и чёрт-те где и другое всё тут, мы всё те же… – смотрит в глаза мне, не станет больше, не позволит… опять «нечестно»…

Но она улыбнулась и взгляд посветлел:

– А знаешь, чего мы не делали как люди за все эти дни? Мы не спали! – она засмеялась тихо.

– Спать хочешь?

– Хочу. И ноги озябли, – Ава улыбнулась тихо, – со времени этого ранения стала мёрзнуть…

– Ложись. Не бойся, я не подкрадусь во сне.

Она покачала головой:

– Нет, Белуша, я не хочу одна. Ты можешь просто спать со мной рядом, просто быть рядом? Я не согреюсь без тебя… Или… много прошу?

Я поднялся:

– Дурёха ты, «много». Идём, что ж…

И мы улеглись в мою постель, так и оставшуюся, между прочим разобранной и растрёпанной нами ещё… когда это было? Вчера? Или три дня назад?.. Или десять дней? Сколько прошло, когда затмение?.. Вот время точно перепуталось.

Ава уютно устроилась, взяв мою руку под голову себе, и прижавшись ко мне спиной… я укрыл её и себя всё тем же нашим спутником, одеялом из белой лисы. Лежать было так хорошо, если не считать, что некоторое время я потратил на то, чтобы заставить себя не пытаться скользить по Аве руками и прижиматься членом. Я вдруг вспомнил, что впервые лежу с кем-то в кровати, собираясь заснуть… никогда раньше, за всю мою жизнь я ни с кем не спал рядом. Это удивительное, тёплое ощущение близости. Близости и доверия. Такое простое и недоступное для меня никогда раньше.

Но едва я услышал, что её дыхание стало выравниваться, как я оказался во власти почти отчаянного чувства, что сейчас опять потеряю её.

– Послушай! – я развернул её к себе, обхватив лицо ладонями и спеша сказать то, что вдруг возник возникло во мне: – Я думаю, я чувствую даже, сейчас всё это закончится. Я не знаю, будешь ли ты помнить, что было здесь, я этого не забуду никогда.

Глава 2. Жертва

День за днём, собравшиеся на Солнечном холме, разбив палатки и шатры, ожидали возвращения царицы и Верховного жреца. Первый день сидели и ждали так, жгли костры, варили похлёбку из круп, прошлогоднюю капусту и репу, к которым я так и не могу привыкнуть, пили мёд и вино, ели лепёшки, мясо. Вкусные ароматы плавали над полем, вызывая аппетит. Когда стало ясно, что к ночи Великий жрец и царица не вернуться, разбили палатки, собранные было перед обрядом.

Я, как оставшийся единственным представителем царской власти здесь, приказал пригнать овец, привезти ещё круп, муки, сыра, яиц и прочего, а также вина и мёда. В окрестные леса отправились охотники, к ручьям и рекам

рыбаки. Сколько нам придётся ожидать, никто теперь не знал.

Лай-Дон всё время возле, он первый предложил отправить по домам хотя бы мамаш с детьми:

– Все сведущие говорят, что до ночи никогда не задерживалось это действо, но ничто не указывает, что вот-вот всё закончится, Медведь, – сказал он мне вполголоса, после того, как после заката, бродил среди людей. – Я думаю, лучше нам приготовиться ждать, – он выразительно посмотрел на меня.

Вот тогда мы и приготовились к ожиданию, как выяснилось, не напрасно. Мы с Лай-Доном обсуждали происходящее, уже произошедшее, и то, что ещё предполагается каждый день. После того, как я каждое утро и каждый вечер с верными ратниками, которых я намерен был в ближайшее время сделать воеводами, обходил весь наш обширный лагерь, настоящий временный город, такой, как нам, сколотам было привычно иметь, когда мы вставали в степи, иногда на несколько месяцев, иногда недель, а бывало, что и на пару лет, пока не истощались пастбища, ближние леса и речки. Это нам, сколотам было привычно, и мы с радостью делились с северянами умением жить в палатках, готовить на кострах и тому подобным. К счастью, значительная часть людей разъехались по домам, пожалуй три четверти, но и оставшиеся – это много, очень много людей.

– Почему земля-то трясётся, я не пойму, Яван? Ты же, умный, ты понимаешь? – спросил Лай-Дон, в конце третьего или четвёртого дня.

Я посмотрел на моего главного друга:

– Мы тут не для понимания, Лай-Дон. Это вера. Происходит то, во что ты веришь.

Он помолчал, немного почесал лохматую красноволосую голову:

– Ладно… но почему трясёт землю?

Я засмеялся. Мы шли с ним от берега океана, куда спустились сегодня, к квадратным скалам, посмотреть на прибой, на волны, но спустившись, пожалели о своей затее: вблизи волны оказались громадными, а полоска берега совсем узкой. Поэтому, намочив ноги до колен, мы поспешили обратно, карабкаясь и поскальзываясь на камнях, имеющих такие странные очертания, что казались искусственно созданными, они и обламывались плоскими пластинами, обнажая скрытый внутри посверкивающий иней.

Но от воды, казавшейся такой неприветливой льдисто-синей, шёл тёплый дух, куда теплее, чем от окружающих камней, и мелкие брызги, которыми был наполнен воздух, пахли остро и солёно. Казалось, я чувствую вкус морской воды во рту… Сверху так тепло, на солнце, а здесь настоящее царство холода…

– Земля и Небо неотделимы, Лай-Дон, что-то происходит на земле, отражается в небе. А если в Небе, то и на Земле… нет одного без другого.

Лай-Дон засмеялся, довольный моим ответом. Ткнул даже меня кулаком в плечо.

И пока мы не поднялись на самый верх и оставались тут одни, он спросил ещё:

– Ты… всё же с Явором? Ты хочешь… неужели, ты всё же против Ориксая? Из-за Онеги? Думаешь тогда…

– Я не предатель, Доня, – мне приятно было называть Лай-Дона прозвищем, данным ему Онегой. Будто всё как раньше, это грело мне сердце.

И добавил:

– Как бы ни верилось, что смогу и воспользуюсь удачей…

Я посмотрел на моего хозяина и друга и испытал прилив любви к нему. Всё же я ошибался, опасаясь, что он может оказаться таким близоруким и подлым к тому же и примкнуть к заговору брата. Нет, Яван Медведь и, правда, мерзавцем никогда не был.

– Но тогда ты в двойной опасности, Яван, – тихо сказал я, сжав ему плечо рукой.

Он засмеялся, отцепляя мои пальцы:

– Ты что меня как девку щупаешь? Не боись, Доня, друг, Бог… – я кивнул в небо, – не выдаст, свинья не съест, – похлопал меня по ладони.

Смеётся ещё, весело ему. Чего веселится? На лезвие меча жизнь повесил и веселится…

К концу седмицы, когда все оставшиеся ещё на этом холме, стали беспокоиться, что Великий Белогор и царица уже никогда не выйдут из солнечного диска, когда уже привыкли к содроганиям земли и не хватались за неё при очередном толчке, наконец, с солнцем стало происходить нечто: оно потемнело, его закрыла чёрная тень, подул внезапно пронизывающий, холодный ветер, хотя до сих пор было очень тепло и безветренно и даже облаков не было, завыли дальние собаки, заржали и забеспокоились кони.