Страница 3 из 8
Звучал властный и низкий голос Магистра. Его черный капюшон, обрамленный золотой нитью скрывал лицо. Видны были лишь губы, временами, оголявшие ровные белые зубы.
— Братья! Кто вошел в круг нашей веры?! Истинной веры! Истинного создателя! Повелителя — тьмы и смерти! Борца с лживой религией немощных мирян! С их фальшивым пророком — назаретянином! Братья! Кто вошел в круг?! Ответьте мне!
По огромному помещению прокатилась волна вздоха. Люди в темных накидках вздымали руки в ответ на это клич. Зазвучал гулкий хор голосов.
— Мы наш магистр!!! Мы вошли в этот круг!!!
— Слышите ли вы меня?!
— Да наш магистр — слышим!!! — отражалось эхо голосов.
— Кто вошел в наш круг — больше не может из него выйти! Это закон нашей веры! Кто открыл тайну — заслуживает кары! Но заслуживает ли кары — кто собирается открыть нашу тайну?!
— Да, наш магистр — да!!!
— Какой кары?! Заслуживает тот — кто хочет открыть нашу тайну?
— Смерти наш магистр!!! Смерти!!!
— Что есть настоящая смерть?! Быть убитым? Это удел их веры — чуждой веры! Убивая отступников — мы предаем повелителя тьмы! Но отступник, должен убить — сам себя! Это единственный грех — их веры, становится благим повелителю! Повелителю смерти и тьмы!
— Повесить!!! Повесить, повесить!!!
— Повесить — достойная смерть! Весящий Иуда — был, первым апостолом сатаны! Он первый открыл — истинную смерть!
— Повесить!!! Повесить, повесить!!! — звучал резонансом гул голосов.
Зловещий хор прерывался низким мычанием.
— Мммм… Ммммм… — неслось по пустому пространству.
Магистр вновь взмахнул кривым стилетом и приблизился к жертве. Юноша в центре пентаграммы задрожал, чувствуя его приближение.
— Святое животное! Может его причастить, причастить, к подготовке вечной жизни для повелителя тьмы! Несите святое животное — семь жизней! Семь жизней!
Из глубины темноты появилась фигура в белой накидке. В руках у человека билась связанная веревкой кошка. Она шипела и пыталась вырваться. Человек в белом приблизился к магистру, и положил несчастное животное — у его ног. Магистр, взмахнул стилетом и произнес:
— И дано было ему вести войну со святыми и победить их! И дана была ему власть над всяким коленом и народом! И языком и племенем!!!
Острое лезвие пронзило тушку. Бурая кровь хлынула на грязный бетон. Капли ее зашипели — попадая на горящие свечи. Кочка корчилась в агонии и дико рычала. Стилет продолжал безжалостно кромсать ее внутренности. Когда животное затихло, магистр отрезал ей голову и положил ее на несчастного юношу в центре пентаграммы. Тот трясся от страха, но криков не было слышно — его рот был плотно заклеен.
Настоятель благовещенского храма отец Михаил открыл тяжелую дубовую дверь. Запах воска и ладана остался в помещении. Батюшка перекрестился на икону висевшую, на фасаде церкви и спустился по ступеням. Священно служитель, поправил большой, серебренный крест на груди и взглянул на небо. Хмурое февральское утро навивало непонятную тоску. Отец Михаил взглянул на оградки могил и несколько нищих сидящих невдалеке, постояв в нерешительности, он пошел к ним. Нищие, увидев батюшку — начались креститься и спрятали за спины свои банки с подаяниями. Священник, подойдя по ближе, покачал с укором головой:
— Ээээ!!! Опять сидите — на бутылку собираете! Нашли место! Не стыдно вам?!
Один из нищих вызывающе посмотрев на отца Михаила, прогнусил беззубым и грязным ртом:
— Так батюшка — церковь, место божье, а бог нигде не говорил, что подати нельзя на водку тратить! Мы тоже страждущие в своем роде! Вот вы батюшка — киньте мне пару рублей! Вам это зачтется, там, на небесах, а то гоняете нас! А это грех!
Отец Михаил вновь укоризненно покачал головой:
— Эээ, бесстыжие! Богохульствуете у храма божьего! Бесовье отродье! Расплодили вас нехристи — коммунисты за семьдесят лет! Сами в бога не верили и других отучили! Ничего святого нет! На водку — подать побирать!
— А вы сами то батюшка лучше, что ли! Вся ваша церковь — лживая! Грехи, вон — убийцам и ворам отпускаете! Ордена от власти безбожной принимаете! Дома себе строите! На машинах дорогих ездите, а вы то лично сами, как коммунист объявление повесили в храме! Чтоб нам денег прихожане не давали! — дерзко, ответил беззубый.
На руке у него красовались синие наколки в виде перстней.
— Я никаких домов не строю, деньги только на нужды храма собираю — вон обветшало все! Медалей мне никто не давал, а объявление я повесил — не запрещая вам подать давать, а с просьбой — давать вам продуктами, а не деньгами! Деньги то вы все равно пропиваете, а это грех для подающего — вводят вас они в искушение!
Но, беззубый — криво улыбнулся и вытянул култышку ноги. Рядом валялись костыли. Показав изуродованную конечность, он так же дерзко ответил:
— А кому я нужен такой, если даже церковь меня гонит! Последнюю радость в вине утопить не дает! На черта мне ваши продукты?! Все равно в ад попаду! Какая разница — где мучатся?! Здесь, безногому или там — на сковородке жариться?
Отец Михаил, при слове черт — три раза перекрестился и посмотрев в глаза беззубого тихо сказал:
— Бог милостив и не может тебя все время наказывать! Ты сам! Сын мой — себя наказываешь, а что касается того, что ты калека — так можно быть калекой телом и красивым душой, а можно наоборот! Подумай об этом!
Отец Михаил перекрестил беззубого и повернувшись зашагал к оградкам кладбища. Среди, старинных крестов и могильных плит, он отыскал серые надгробия священнослужителей бывших настоятелями этой церкви еще до революции. На эти могилы отец Михаил регулярно, заставляя своих слушек — церковных бабушек, убирать и содержать их в порядке.
Черная ворона сидевшая на высоком чугунном кресте неподалеку громко каркнула и взмахнув большими крыльями слетела на могилу:
— Уйди, не чистая!! — перекрестился отец Михаил.
Когда он подошел ближе к искомым могила, то встал в оцепенении — по всем серым плитам, буро красной краской были, намалеваны надписи. Отец Михаил перекрестился и наклонил голову, что бы рассмотреть корявые каракули. Три шестерки, крест перевернутый вверх ногами и странная фраза «наш повелитель не тот» словно кровавыми пятнами покрыли надгробья.
— Господи! Господи, кощунство — какое!! Господи!! — размашисто крестился отец Михаил.
Погладив рукой страшные знаки, он сковырнул краску и поднес ее к носу. На запах это была обыкновенная эмаль. Отец Михаил растер крошки на ладони и двинулся в глубь кладбища.
На самой окраине погоста он нашел маленький сарай. Над дверью красовалась неказистая вывеска «добровольное общество охраны могил Некрополь». Отец Михаил подойдя к строению — постучал в кривую дощатую дверь. За ней послышались шорох и звяканье железа. Грохнул запор и на пороге, показалась пожилая женщине. Старуха, увидев отца Михаила, на мгновение растерялась, но тут же взяла себя в руки и растянулась в улыбке:
— А, святой отец! Проходите — всегда вам рады!
— Здравствуй те Зинаида Павловна! Прошу вас — не называйте меня святой отец, это у католиков — святой отец.
— А, как же вас звать то?
— Зовите меня батюшка или отец Михаил!
Старуха, надула губы и улыбнувшись — ответила:
— Ну что ж, ладно свят… батюшка, отец Михаил! Зачем это вы к нам пожаловали?
Отец Михаил взглянул в прищуренные старческие глаза и спросил:
— Зинаида Павловна, вот вы занимаетесь так сказать общественной деятельностью — могилы охраняете. Хотя знаете, что я против вашей самодеятельности, но все таки скажите мне — вы тут сегодня ночью были?
Старуха подозрительно посмотрела на священнослужителя и помедлив ответила:
— Я сегодня? Не, сегодня нет! Сегодня меня здесь не было! Я же квартиру имею! Что мне здесь ночью то делать?!
— Ну, вы ведь иногда ночуете здесь, так сказать — добровольно могилы охраняете?
— Да, бывают дни, но холодно — февраль то холодный! Электричества у нас тут нет, а печку — вы нам топить запретили, боитесь, что загорится наш сарайчик!