Страница 18 из 35
Вера Авраама в Божью верность делает его выдающимся образцом для подражания в глазах Павла. Когда Павел пытается донести до нас глубину Божьей любви, он не находит ничего лучшего, чем напомнить о том, как Авраам принес в жертву Исаака. «Связывание» Исаака, так называемое акеда, позволяет нам проникнуть в тайну смерти Иисуса. Когда отцовское сердце успокоилось после мучительной агонии, Авраам услышал из уст Божьих похвалу: «Так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего… благословятся в семени твоем все народы земли» (Быт 22:16, 18). В этих словах дается оценка его жертве и самоотречению, и мы видим, что «связывание» Исаака причинило больше страданий тому, кто связывал, чем тому, кто был связан. Отголосок этого события явственно слышен в Послании к Римлянам, где Павел свидетельствует о самоотреченной Божьей любви: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим 8:32). Здесь величайшая тайна Ветхого Завета приводится в качестве самого веского свидетельства в пользу Божьего самопожертвования, в пользу того, что Ему можно доверять.
ВО ВСЕЙ ЖИЗНИ АВРААМА ВИДНО ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ КОНЕЧНОЙ ЦЕЛИ БОЖЬЕЙ
В арамейском Таргуме, древнейшем подстрочном комментарии на Ветхий Завет, комментатор настолько впечатлен поступком Авраама, его готовностью принести в жертву собственного сына, что делает Авраама примером, которому подражает Сам Бог. Авраам без колебаний повинуется Божественному повелению. По свидетельству Таргума, он «поступился своими чувствами и попросил Бога поступить так же»[149]. В этой логике Авраам высоко поднимает планку, побуждая Бога пойти по его стопам. В той же логике Авраам будет в итоге вознагражден, когда Иисус вмешается в ход событий и искупит его детей[150].
Данная точка зрения при всей ее заманчивости все же не соответствует позиции, которую занимают новозаветные авторы. Это Авраам подражал Богу, а не наоборот. Подражал в пророческом смысле. Он сыграл Божью роль, как мог сыграть человек, воплотив на понятном людям языке непостижимое Божье самопожертвование. Авраам сумел сыграть эту роль, потому что знал Бога и был Его близким другом (Быт 18:16–33). Отдав своего сына, Авраам отдал самого себя – как и Бог много столетий спустя отдал Своего Сына в дар человечеству. Однако такое понимание нельзя было внести в кодекс, убедительно изложить на письме; его лишь можно было воплотить в поступок, а затем уже облечь в слова, пережить это откровение во плоти. Такое не уместишь в рамки заповедей и законов, не высечешь на камне.
В лице Авраама мы имеем дело с человеком, который понимает Божью верность и откликается на нее. Важнейшее место в его вере занимает убежденность в том, что верен Сам Бог. Бог не капризен и не переменчив, как языческие божки, а Божьи заповеди имеют под собой твердое разумное основание. Современные исследователи, оценивая Авраама с точки зрения Нового Завета, обращают все больше внимания на Божью верность, рассматривая веру Авраама как явление вторичное по отношению к Личности, в Которую он верил[151]. Для Авраама качества, присущие Богу, значили больше, нежели его собственная вера. Проявляя верность, он выступает в первую очередь как подражатель. Он подражает верности Божьей. По большому счету жертвоприношение Авраама, как и всю его жизнь, следует понимать как imitatio Dei, как подражание Богу, Которому присуща верность.
Учитывая вышесказанное, нельзя не отметить, что отсутствие упоминаний о седьмом дне в повествовании об Аврааме не означает, что этого дня не было вовсе. Поскольку рассказ о творении «явно и неявно… указывает на седьмой день как на ключ к пониманию смысла творения»[152], то скорее всего Авраам имел четкие представления о неизменных Божьих намерениях. Единственный текст в книге Бытие, в котором упоминается седьмой день, свидетельствует о том, что «Бог Сам соблюдает заповедь воздерживаться от труда в седьмой день и святить его»[153]. Бог на деле подает человеку пример. Тем самым, по мнению Левенсона, соблюдение субботы становится «вопросом imitatio Dei»[154].
Как мы уже отмечали, imitatio Dei, осознанное и искренее подражание Богу составляло сущность жизни Авраама. Он был вдохновляем Божьим примером и восприимчив к Его воле и образу действий. Он строил свою жизнь по Божественному образцу. Его жизнь определялась не столько заповедью, сколько Божьим примером. А седьмой день в книге Бытие представлен именно как пример, поданный Самим Богом (Быт 2:1–3). Бог Сам покоился в этот день. Когда позднее речь о нем заходит снова, автор Пятикнижия явным образом ссылается на то, что Бог делал вначале, побуждая верующего подражать Богу, дабы ощутить Его присутствие в настоящем (Исх 20:11; 31:17; Втор 5:15). Более того, когда для еврейского народа прозучал призыв хранить седьмой день, о субботе не было сказано как о чем-то новом и неизвестном.
Авраам, «друг Божий» (Иак 2:23) и «отец всем нам» (Рим 4:16), задает определенную парадигму как человек, подражающий Богу. Осознав, что Бог верен, он поступает соответственно, и проявляя верность Богу и направляя внимание людей к Нему как к Тому, Кому можно доверять. Авраам, по отзыву Самого Бога, «послушался гласа Моего и соблюдал, что Мною заповедано было соблюдать: повеления Мои, уставы Мои и законы Мои» (Быт 26:5). Конкретно седьмой день в этом перечне не упомянут, но это не значит, что он перестал существовать или что ему еще только предстояло появиться. Что немаловажно, не Моисей, не Авраам и даже не Адам служат главной движущей силой, вдохновляющей на соблюдение седьмого дня. Этот день зиждется на гораздо более убедительной силе Божьего примера, доказательствах Его верности, отразившейся в жизни Авраама.
Впрочем, и тем, кто ждет ясно выраженного повеления, подчеркивающего важность седьмого дня, беспокоиться не о чем. Соответствующая заповедь уже на подходе.
Глава 5
Седьмой день и свобода
Вы видели, что Я сделал Египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе (Исх 19:4).
Они вышли из Египта, нация рабов, которых фараоновы надсмотрщики кнутами принуждали к повиновению. Многолюдные толпы израильтян на удивление стройно и организованно совершали свой исход, минуя гигантские пирамиды и с некоторой опаской поглядывая на невозмутимых сфинксов[155]. Их вождем был Моисей. По прошествии нескольких веков гнета и страданий они направлялись в землю обетованную, обретя долгожданную свободу.
Такова в кратком изложении хорошо известная история исхода евреев из Египта. Эта история показывает, что Бог заинтересован в свободе человека более, нежели сам человек. Не все это понимают, но еще меньше людей осознают, какое выдающееся место в Божьем освободительном замысле занимает седьмой день и какие сложные и неожиданные задачи ставит свобода перед теми, кому Бог ее предлагает.
Стремление к свободе
В книге Исход, где изложена история освобождения Израиля из египетского рабства, реальность сильно отличается от той, что описана в книге Бытие. Безмятежность и блаженство райского сада остались далеко позади, уступив место терниям и волчцам и борьбе за существование – как и было предсказано (Быт 3:17, 18). В книге Исход скорбей человеческих стало еще больше. Если в первых двух главах Библии читатель видит идеальный мир, кажущийся слишком прекрасным, чтобы быть правдой, то далее мы уже вступаем на знакомую для нас почву и видим то состояние человека, в котором он находится по сей день.
149
John Bowker, The Targums and Rabbinic Literature: An Introduction to Jewish Interpretation of Scripture (Cambridge: Cambridge University Press, 1969). В Таргуме Псевдо-Ионафана Авраам молится о том, чтобы, «когда для потомков Исаака, сына моего, наступит бедственное время, Ты вспомнил о них и ответил им, и избавил их; дабы всякий грядущий род мог сказать: “На этой горе Авраам связал Исаака, сына своего, и там явилась ему Шекина Господня” (с. 225, 226). Согласно одному из фрагментарных Таргумов, Авраам молился так: «Когда для потомства Исаака, сына моего, наступит бедственное время, вспомни во благо ему о том, как был связан Исаак, отец их, и избавь их и прости преступления их и спаси их от всякой беды…» (с. 227).
150
Nils Alstrup Dahl, “The Atonement: An Adequate Reward for the Akedah?” in Neotestamentica et Semitica: Studies in Honour of Matthew Black, ed. E.Earle and Max Wilcox (Edinburgh: T.&T.Clark, 1969), 15–29.
151
Ср.: Stanely Stowers, A Rereading of Romans: Justice, Jews, and Gentiles (New Haven: Yale University Press, 1994), 228. А.Кейтрин Гриб [A.Katherine Grieb, The Story of Romans: A Narrative Defense of God’s Righteousness (Louisville: Westminster John Knox Press, 2000)] ставит Божью верность во главу угла в Павловом восприятии Авраама, утверждая, что мы знаем, что «Богу можно доверять» в силу реальных и очевидных фактов.
152
Levenson, Creation and the Persistence of Evil, 100.
153
Там же, с. 109.
154
Там же.
155
Разумеется, я не настаиваю на этом в общем-то художественном описании исхода. Ведь этим грандиозным памятникам эпохи великих фараонов к тому времени исполнилось не менее тысячи лет.