Страница 10 из 35
Отделив седьмой день от прочих дней недели, Бог отнюдь не дистанцировался от Своего творения. Он не похож на часовщика, который смастерил часы, завел их и оставил без присмотра. Нет, Бог седьмого дня – это Бог, Который рядом; Он предан Своему творению, Он лично участвует в его делах[76]. Идея присутствия играет здесь ключевую роль, потому что, согласно книге Бытие, история начинается именно с Божественного присутствия, реальность которого находит яркое подтверждение в седьмом дне. На бытийный вопрос «кто мы?» многие люди отвечают так: мы – плод слепого случая, и нам не на кого опереться или возложить ответственность за наше появление на свет. Но концепция седьмого дня отвечает иначе: мы сотворены по образу Божьему. Мы вовсе не дело случая, мы не «сироты в мире, где не будет никакого завтра», как пела когда-то Джоан Баэз.
Благословенный день
Торжественные слова, которые наделяют седьмой день уникальным статусом в книге Бытие, «несут в себе идею избранности и отличия от прочих»[77]. Венхэм видит некий парадокс в том, что «день, в который Бог воздерживается от творческой деятельности, провозглашен благословенным», но при этом соглашается с тем, что благословение, которым Бог благословил седьмой день, действительно делает его благословением для тех, кто оказывается в сфере его влияния[78]. Это ключевой момент: Скиннер поясняет, что «благословение – это высказанное вслух доброе пожелание; в практическом смысле оно означает наделение тех или иных понятий или предметов полезными качествами на неопределенно долгий срок»[79]. В таком случае «суббота – это постоянный источник благополучия для человека, который признает ее истинную сущность и назначение»[80].
ПОНЯТИЕ БЛАГОСЛОВЕНИЯ СТАЛО ЧУЖДЫМ ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ
Таким образом, благословение выходит на передний план, тесно переплетаясь с Божьей любовью и Божьим присутствием, которые составляют неотъемлемую часть седьмого дня. Более того, выражение «передний план» следует понимать буквально, потому что седьмой день – исполненный Божьего присутствия, Его любви и благословения – знаменует в книге Бытие начало человеческого существования. Барт справедливо подмечает, что седьмой день наступает в конце недели, но та неделя была для людей совсем не похожа на нынешние, когда они шесть дней подряд трудятся в поте лица. Тот седьмой день был нужен не для того, чтобы дать людям передышку после тяжкого труда. Поскольку «Божий седьмой день был первым днем для человека»[81], он самым наглядным образом показывает, какие у человека должны быть жизненные приоритеты. Или, если говорить еще конкретнее, седьмой день обозначает, высвечивает Божьи приоритеты. Когда мы осознаем, что человеческая эпоха «началась с дня покоя, а не с трудового дня»[82], то основным смыслом жизни для нас становятся духовные устремления, тесные, осмысленные взаимоотношения с Творцом.
Авраам Джошуа Хешель, иудейский богослов, просветитель и философ, развенчивает богословскую концепцию седьмого дня, которая помещает этот день в утилитарные рамки, то есть рассматривает его как день отдыха после трудовой недели, цель которого – подзарядить батарейки для дальнейших трудовых свершений. Мы привыкли думать, что сначала работа, а потом уже отдых, и никак иначе. Но «Библия мыслит иначе, – пишет Хешель. – Суббота как день покоя, как день воздержания от труда предназначена не для восстановления потраченных сил и не для приготовления к предстоящей трудовой неделе. Суббота в библейском понимании – это день, учрежденный ради жизни»[83]. Тем самым Хешель подчеркивает важность такого понятия, как благословение, которое стало чуждым для современной жизни, и исправить сложившееся положение можно лишь с помощью длительной реабилитации.
Знак откровения
Первый седьмой день в истории этого мира следует рассматривать как выражение Божьих воззрений и решений, независимо от того, как к нему относятся люди. Скиннер пишет, что суббота – это «не то установление, которое существует или прекращает существовать в зависимости от того, соблюдают его люди или нет. Божественный покой – это такой же факт, как и Божественный труд, и потому святость этого дня остается неизменной независимо от того, извлекает человек из нее пользу или нет»[84]. Он прав, потому что в тексте, который мы исследуем, говорится о том, что сделал Бог, а не о том, что следует делать людям. «Первая суббота имеет космический масштаб и лишь намекает на то, какое значение она будет иметь для человека», – говорит Шимон Бэкон[85]. В первых главах Библии о седьмом дне говорится в изъявительном наклонении, никакого императива в них нет[86]. Можно только предполагать, присоединятся люди к Богу в Его покое или нет. Если воспринимать соблюдение седьмого дня как обязанность человека, то это будет свидетельствовать о том, насколько важен Бог для человеческой жизни и для смысла бытия. Если же судить о седьмом дне только по первому упоминанию в Библии, то он поведает нам о важности человека для Бога и основной смысл его будет не в том, какие обязанности он возлагает на людей, но в Божьем отношении к человеку. В своей установке на будущее седьмой день олицетворяет собой такое понятие, как откровение. Не исключено, что его нацеленность на откровение и есть самый важный из тех смыслов, которыми он наделен от начала, хотя он и не бросается в глаза. Установка на будущее подразумевает некое ожидание и предвкушение, но при этом содержание откровения остается вне поля зрения. Мы видим, что у Бога есть долгосрочные намерения, но пока еще не знаем, в чем они заключаются.
Библия говорит, что в конце недели творения «увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт 1:31). В этих словах заложен более глубокий смысл, чем тот, что легко улавливается при поверхностном прочтении. Проницательные еврейские толкователи усматривают здесь не только описание совершенства сотворенного мира, но еще и предстоящий разрыв[87]. «Хорошо весьма» – это оценочное суждение, где слово «весьма» подразумевает существование градации добра, а «хорошо» указывает на наличие его противоположности (того, что не хорошо, и даже плохо), то есть зла. Как вскоре станет видно из библейского повествования, кое-кто придерживается иного взгляда на происходящее, полагая, что далеко не все «хорошо весьма». Мы не сможем в полной мере оценить значение седьмого дня, если не услышим и этот голос «против». В райском саду, где впервые отмечался седьмой день, был еще и змей.
Глава 3
Потерянный рай
И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая (Быт 3:8).
Бывает так, что смотрит человек – и не видит. Глаза вроде открыты, а он не замечает, пока кто-нибудь не укажет ему пальцем. Мы нередко упускаем из виду нечто очень важное, и только потому, что это важное не соответствует нашим ожиданиям или исканиям. Задним числом, когда мы уже точно знаем, чего нужно было остерегаться, нам только и остается что удивляться, как мы могли такое пропустить. Так, собственно, и получается с седьмым днем: мы смотрим его библейский контекст, в котором представлены его уникальные отличия от прочих дней, но многое не видим.
76
Так, Герхард фон Рад [Old Testament Theology, vol. 1, trans. D.M.G. Stalker (London: SCM Press, 1975), 148] утверждает: «Мы совершим большую ошибку, если, прочитав о покое Божьем по завершении творения, придем к выводу, что Бог каким-то образом отвернулся от мира; как раз наоборот: милостивый Бог неким загадочным образом повернулся к Своему творению».
77
Ski
78
Wenham, Genesis, 36.
79
Ski
80
Там же.
81
Barth, Church Dogmatics, III.2, 457.
82
Ibid., 458.
83
Heschel, The Sabbath, 14.
84
Ski
85
Shimon Bakon, “Creation, Tabernacle and Sabbath,” JBQ 25 (1997): 84.
86
Andreasen, Rest and Redemption, 75.
87
Pinchas Kahn, “The Expanding Perspectives of the Sabbath,” JBQ 32 (2004):243.