Чучело человека

Юристом Рублев являлся по второму образованию, однако не единожды провалив серьезные правовые разбирательства и не найдя себя в юридических консультантах, Рублев вспомнил, что некогда окончил Институт статистики и благоразумно согласился на пост ведущего специалиста небольшого департамента. Имея скромный послужной список, Рублев, тем не менее, в вопросах взаимоотношений с сослуживцами слыл человеком расторопным, честным и весьма щепетильным. Он не терпел орфографических ошибок, плохого почерка и поспешной необязательности. Впрочем, о нем говорили и другое, что, дескать, он скареден, что за копейку может и поскандалить, что Рублев чрезвычайно самолюбив и весьма скрытен. Тем не менее, Щепкин словам не верил, — не верил интуитивно, полагая, что все это мелкое злопыхательство, и что хорошего человека выбранить норовят в любые времена.

Позвонив из уличного автомата и представившись вымышленным именем, Щепкин попросил Рублева о конфиденциальной встрече. Несмотря на то, что Рублева смутила эта просьба, но, быть может, не желая отказаться от роли порядочного человека, Рублев пообещал звонившему прибыть к назначенному месту, в самом деле, в обусловленное время появившись на окраине города. Заметив на его лице глубочайшее удивление, Щепкин перепугался.

— Что-то не так? — спросил Щепкин, хватаясь за щеки.

— Нет-нет, доча, — сказал Рублев, — все нормально…

— Не думали, что я?

— Не думал, — кивнул Рублев.

Подхватив гостя под руку и беспрестанно оглядываясь, Щепкин повел его к себе. Замкнув двери на многочисленные запоры и несколько раз прильнув к глазку, Щепкин отвел Рублева на просторную лоджию.

— Да у вас трава! — восхитился гость.

— Трава, — согласился Щепкин. — Искусственная. Я тут медитировал раньше. Чтобы согнать вес. Об этом жилище не знает никто, только я и… — Щепкин вгляделся в лицо Рублева, чтобы еще раз удостовериться в уровне лояльности и, не обнаружив опасности, закончил: — и вы. — После этого он приблизился к Рублеву и шепнул: — Прошу вас, будьте моим другом.

— Хорошо, доча, — согласился не без колебания Рублев и, сложил руки на животе, приготовился слушать.

В полчаса изложив проблему, не опустив, разумеется, истории создания «VOSSTANOVLENIE Ltd», с которой гость в основном был знаком, не утаив факта конфликта с господином Воланом и сделав акцент на случае с запиской, влетевшей в окно автомобиля, Щепкин сообщил, что вступает на тропу непримиримой войны со своим детищем.

— То есть с группой «VOSSTANOVLENIE Ltd». И вы, видимо, желаете поинтересоваться о своей роли в этой затее.

Гость растерянно пожал плечами.

— Вам отводится роль моего поверенного. — Щепкин поднял указательный палец. — Тайного поверенного! — На первом слове Щепкин сделал ударение. — И, знаете что, когда-нибудь мы с вами скажем, что стояли у неких важных истоков.

— Все понятно, доча, — ответил Рублев, скромно улыбаясь. — Работа, как я понимаю, подразумевает общественные начала.

— Ну почему же, — возразил Щепкин, — я иногда буду давать вам деньги. На транспортные расходы, скажем, а также на… — хозяин перешел на шепот, — хапен зи гевезен — на взятки. Если же вы по моему поручению убудете в другой город, я обязуюсь платить суточные.

— Не густ… — Рублев не закончил фразу. — Что ж, я согласен.

— Вот и чудно. — Щепкин поднялся, протягивая руку. — Меня вы не ищите. И сюда не приходите. Связь будет односторонней.

Гость поднялся вслед за Щепкиным, и, прежде чем отпустить, тот дал Рублеву первое задание. Задание состояло в том, чтобы найти неизвестного автора записки. Монограмма «Л» и стилистические особенности текста, впрочем, Рублеву абсолютно ни о чем не говорили, и он заметил, что поручение не из легких, однако тут же добавил, что приложит усилия, дабы мобилизовать всю в нем до сих пор дремавшую изобретательность. Бережно сложив фотокопию послания, он опустил ее в карман и, еще раз пожав Щепкину руку, удалился.

Плотно притворив дверь, хозяин оглядел пристанище: не тот это дом, где он провел детство, нет матери; несомненно, удобен, но пуст, как бывает с современным жильем; эх, мама. Щепкин прошел в спальню, погасил лампу и повалился на кровать. Через несколько дней он планирует принять от Рублева первые сведения. Несколько дней, несколько дней, — что они в сравнении с месяцами и годами! У Щепкина имелись многомесячные запасы еды, бритвенные принадлежности, бумага для статей и прочие, необходимые в тайной действительности атрибуты. «Ничего, — выдохнул Щепкин, — я победю… Я побеж… Я сокрушу». Он неожиданно вздрогнул, услышав за стеной неясный шум. «Черт возьми, то белка, то вода, то кашель! Когда же угомонятся?»

— Бесы! — обозвал Щепкин неизвестных соседей и спрятал голову под подушку.

Липка не вернулся. Ночевал на одной из скамеек привокзальной площади, коротая солнечные июньские вечера в прогулке по городу или сидя с газетой в тени монументального Калинина у железнодорожного терминала. Выходя из кафе, ежедневно останавливаясь у знакомого фасада с неоновым солнцем, он тревожно всматривался в силуэты, шмыгал носом и, не встретив нужного человека, приходил к скамейке. К концу недели в городе вдруг стали распространяться слухи, что глава и основоположник господин Щепкин будто бы внезапно скончался. Поначалу слухи эти смутили Липку, однако ввиду того, что официальных сообщений на этот счет не последовало, Липка верить им отказался.

Он расстилал на скамейке старый плащ, разворачивал газету и углублялся в чтение; читал он не по застарелой привычке бывшего интеллигентного человека (человека — ибо интеллигентность категория лукавая и мирская, и потому не существует монахов интеллигентных), а скорее, дабы убить время. Читал он все, подряд читал, ничего не пропуская и не отбрасывая, от первой полосы до последней. Часто не соглашаясь с автором, он качал головой; многое из того, что было изложено на бумаге, вызывало его искреннее осуждение; правда встречалось и редкое прочее, о чем Липка мог подолгу размышлять, стоя под неоновой вывеской «VOSSTANOVLENIE Ltd», в задумчивости шевеля губами.

Сегодня Липка размышлял о пороке. Он отложил газету и посмотрел на Калинина. О пороке. К тому подталкивала вчерашняя статья некоего господина Кириче… Кирпиче… Куроч… фамилию он успел позабыть. В статье утверждалось, что ученые из, кажется, Петербургского университета, после многочисленных и многолетних экспериментов над группой добровольцев, численностью в полторы тысячи человек, смогли составить шкалу порочности. Числа от единицы и чуть-чуть ниже, авторы определили для праведников, а двадцать вторая, самая высокая, степень досталась наиболее отвратительным грешникам. Нужно сказать, что порок интересовал Липку в качестве предмета скорее профессиональных, нежели праздных, исследований; то есть не то чтобы интересом этим Липка был одержим, но ведь порок — противоположная сторона добродетели, можно сказать, что и сама добродетель, вывернутая наизнанку. Вот именно. Впрочем, в статье ничего особенного не было, Липка лишь нашел подтверждение тому, что всегда считал истиной: наибольшая порочность встречается не у психопатов, кои часто тихи и милы в своей болезни, а — в среде вполне здоровых и благополучных людей. Такое вот несоответствие…

Он мысленно вернулся к Щепкину. Если тот в городе, то почему Липке не удается застать его приметный автомобиль на стоянке «VOSSTANOVLENIE Ltd»? Коли Щепкин, в самом деле, положил живот, почему об этом не шумят первые полосы городских газет, почему не горланят телевизионные новости, ведь персона Щепкина в городе весьма и весьма известна? Оставалось гадать.

Текст записки Липка помнил в ничтожных подробностях: изложив суть обращения, в заключительной части он предлагал Щепкину уединенную встречу; Липка коротко, не раскрывая подробностей, напомнил о Проекте и обозначил человека, благополучное обнаружение которого является сутью затянувшегося послушания. Ниже Липка вывел вензель «Л», сохраняя инкогнито, и… А вот место он не указал, надеясь, что на Щепкина выйдет самостоятельно, выйдет, когда почувствует, что тот готов к встрече. Нынче, правда, Липка уже сокрушался, что не указал для нее и места и времени. Но ведь то было рисково? Так-то оно так, кипит твое молоко, но где искать Щепкина сейчас? И как почувствует, что тот готов к встрече?… Липка поднял глаза на всесоюзного старосту. Исчезновение Щепкина отдаляло цель, однако не оставалось ничего более уместного, нежели ждать.