Поверженый король

Артур Витальевич не ожидал подобной тирады и на какой-то момент растерялся.

— Слушай меня, голубок. Если завтра ты не добудешь денег, мы тебя смешаем с навозом. Слава о тебе затмит все скандалы российской Государственной Думы. Записывай номер моего пейджера. Завтра я жду твоего звонка с предложением забрать деньги.

— Но где мне их взять? — с отчаяньем крикнул он, но трубку на том конце провода уже положили.

Его била дрожь. Открыв свой блокнот, он набрал телефон Алика, однако его телефон молчал. Отчаяние охватило его, у него оставалось только два варианта — отдать эти триста тысяч долларов США или покончить жизнь самоубийством. Он на минуту закрыл глаза и представил себя мёртвым, лежащим в сырой и холодной земле. От этого чувства холода и сырости ему стало страшно. Он снова с остервенением начал крутить диск телефона в надежде дозвониться до Алика, но его телефон по-прежнему молчал.

— Это конец, — стучало у него в голове, — это конец.

Артур Витальевич обессиленно опустился в кресло. Порывшись в записной книге, он нашёл номер управляющего отделением банка и стал звонить ему.

Ефимов проснулся утром с тяжёлой головой. Он долго лежал в постели, стараясь вспомнить подробности очередного скандала с женой. Жена Ефимова была на девятом месяце беременности, и каждый день ожидала начала родов. Вот и вчера она почувствовала резкие боли в нижней части живота и решила, что у неё начались родовые хватки. Вызванная скорая помощь отказала ей в госпитализации и оставила её дома. Приготовив для мужа лёгкий ужин, она прилегла на диван.

Ефимов пришёл домой около десяти часов вечера. Он был изрядно пьян и сразу же, с порога, начал приставать к жене, обвиняя её в том, что жена встречает мужа, лёжа на диване. Превозмогая боль, она встала с дивана и прошла на кухню, где стала разогревать ему ужин. Ефимов прошёл на кухню и шлёпнулся на стул, который от его тяжести жалобно заскрипел.

— Володя, ты бы руки вымыл, нехорошо садиться за стол с грязными руками, — упрекнула его супруга.

— Это ты кого учишь? Меня? — произнёс он, поднимаясь со стула. — Меня, человека, который кормит тебя?

Он снова сел за стол и, взяв в руки вилку, ткнул её в кусок жареного мяса, который лежал на тарелке. Он захотел откусить кусочек от этого довольно большого куска мяса, но у него не получилось. Мясо слетело с вилки и упало на пол. Жена укоризненно посмотрела на него и молча вышла из кухни.

— Ты это куда? — спросил он у неё. — Что, не нравлюсь? Да я и себе уже давно не нравлюсь. Наверное, опять сейчас начнёшь трезвонить своей матери, что я снова пришёл домой пьяный и пристаю к тебе. Чего молчишь? Разве я не отгадал твои мысли? Ты меня давно уже разлюбила и, если бы не мои деньги, давно бы убежала из дома?

— Ты что болтаешь, Володя? Ты лучше посмотри в зеркало, на кого ты стал походить со своей ежедневной пьянкой. Каждый день пьёшь, пожалей себя и меня немного.

— А мне себя не жалко, — ответил он. Мне, может, осталось-то жить совсем ничего. Ты-то не пропадешь, у тебя есть старики, они тебе помогут.

Он захотел подняться со стула, но, зашатавшись, с грохотом упал на пол. Из кармана его костюма выпал пистолет. Супруга Ефимова со страхом посмотрела на лежащий на полу предмет. Она осторожно подняла его с пола и положила в ящик стола, где лежали ножи и ложки. Через секунду-другую Ефимов захрапел. Она хотела поднять его, но сильная боль не позволила ей это сделать. Накинув на плечи пуховик, она вышла из дома и направилась к своим родителям, которые проживали на соседней улице.

Ефимов поднялся с постели и с удивлением посмотрел на себя. Он, впервые за три года супружеской жизни, спал один в кровати в костюме и неснятой обуви.

— Допился, — подумал он, — скоро вообще будешь спать под забором.

Он сунул руку в карман пиджака, проверяя, на месте ли пистолет, но его в кармане не оказалось. Он постарался вспомнить, где оставил пистолет, но сильная головная боль напрочь отбила у него желание что-то вспоминать.

Он подошёл к телефону и, набрав номер, стал ждать ответа. Дождавшись, когда там поднимут трубку, Ефимов произнёс:

— Мама, здравствуй! Она у вас?

Получив, положительный ответ, он ухмыльнулся.

— Мама, скажи ей, пусть идёт домой. У меня всё нормально. Это нехорошо — бегать замужней женщине по своим родителям.

Он положил трубку. Умыв лицо холодной водой, он вышел на улицу. Холодный ветер освежил его. Боль, стучавшая молотком в его голове, стала отступать.

— Сейчас всё будет нормально, — подумал он.

Он взглянул на часы, они показывали семь часов тридцать минут.

Неожиданно его внимание привлёк незнакомый парень, одетый в чёрную куртку и вязаную чёрную шапочку на голове. Парень стоял напротив его дома и, по всей вероятности, кого-то ожидал. Родившийся в этом городе, Ефимов хорошо знал практически всех местных ребят, однако этого парня он ни разу в городе не видел.

Их взгляды скрестились, и Ефимов сразу же сообразил, кто этот парень. Холодок пробежал по спине Ефимова, и он бросился бежать по улице. Парень выхватил из-за пазухи пистолет с глушителем и стал стрелять по нему. Пули свистели над его головой и с лёгким шумом впивались в стены домов. То ли Ефимов бежал так быстро, петляя по улице, то ли стрелок оказался недостаточно подготовленным, но он не смог сразу попасть.

Парень остановился посреди этой небольшой улицы и стал перезаряжать свой пистолет. Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу Ефимову, со страхом прижимались к стенам домов, давая ему возможность беспрепятственно бежать по улице. Ефимов на какой-то миг остановился и снова ощупал свои карманы в надежде найти в них пистолет, но пистолета в карманах не было.

Володя снова сделал рывок. Его сердце радостно застучало, до поворота оставалось совсем немного, чуть более тридцати метров, однако случилось непредвиденное, он поскользнулся и упал на дороге. Этого было вполне достаточно, чтобы его нагнал парень. Парень подошёл к нему и остановился. Он тяжело дышал, и эти последние десятки метров, похоже, дались ему с большим трудом.

— Это тебе за Кашапова, — произнёс парень и поднял пистолет.

— Не надо, не убивай! — закричал Ефимов.

Парень выстрелил трижды. Он с улыбкой наблюдал, как пули рвали человеческую плоть и с чавканьем входили в тело. Парень подошёл вплотную к телу Ефимова и сделал контрольный выстрел в голову. Убедившись, что Ефимов мёртв, он вытер пистолет и положил его рядом с трупом. Махнул рукой. Через минуту около него остановилась тёмная «девятка» без государственных номеров. Парень быстро сел в машину, и она на большой скорости помчалась по улицам города. Прибывшая на место милиция лишь констатировала смерть Ефимова.

Лобов узнал о смерти Ефимова около одиннадцати часов дня. Ему позвонила жена Ефимова и сообщила эту грустную весть. Несмотря на то, что Лобов, в принципе, ждал подобной развязки, смерть Ефимова выбила его из привычной рабочей колеи.

Лобов пригласил к себе Пуха и Гаранина и сделал соответствующие распоряжения по похоронам. Получив указания, Пух и Гаранин приступили к их исполнению. Через день Лобов и ребята на шести автомашинах выехали в Мензелинск.

Город встретил их мокрым снегом и неприятным сильным ветром. Подъехав к дому, ребята вытащили из багажников машин венки с траурными лентами и поставили их рядом с машинами. Лобов вылез из своего «Мерседеса», держа в руках большой букет белых роз. В окружении ребят он прошёл в дом Ефимова. В небольшой комнате в гробу лежало тело его товарища. Положив цветы к ногам усопшего, Лобов нагнулся над головой Ефимова. Отодвинув для прощального поцелуя венчик, лежащий у него на голове, Лобов обнаружил рану от пули на белом покатом лбу.

Лобов поцеловал Ефимова по старому русскому обычаю в лоб. Повернувшись, он увидел жену Ефимова, которая, еле сдерживая рыдания, сидела на диване. Лобов подошёл к ней и, нагнувшись, что-то сказал, а затем незаметно для окружающих, сунул ей в руку пачку денег.