Кровь на колёсах

«Все, Аркалык, прощай! Три дня — и меня здесь нет», — думал я и чувствовал безмерную тоску по дому.

Вдруг кто-то сильно схватил меня за локоть и потянул куда-то в сторону.

Оглянувшись, я увидел Уразбаева.

— Виктор Николаевич! Дошли слухи, что вы скоро уезжаете? А как же я? Мне что, всю жизнь скрываться, жить на чужих квартирах?

Я в тот момент не знал, что ответить.

— Подожди, Расих, даже не знаю, что сказать. Могу тебе предложить сейчас лишь одно решение. Тебе необходимо самостоятельно поехать в Набережные Челны и добровольно сдаться в милицию. Все остальное в Челнах сделаю я. Пока ты в Аркалыке, я тебе помочь не смогу. Ты здесь в постоянной опасности. Эти люди любого в асфальт закатают. Не пощадят никого. Пока я с тобой работал, о тебе никто не знал. Сейчас я уезжаю, и о нашем сотрудничестве, кроме нас с тобой, никто не узнает. Но помочь я смогу только в Татарии. Напишу письмо в суд от МВД о твоей помощи, оказанной следствию. Суд должен оценить твой вклад.

— Хорошо, я понял. Напишите ваш казанский телефон, — попросил он.

Я взял его блокнот и написал на нем три своих служебных номера.

— Спасибо, Виктор Николаевич, — услышал я, — обязательно позвоню. Только не забудьте меня!

— Хорошо, Расих, буду ждать. До встречи в Татарстане!

— Еще минутку, Виктор Николаевич, — остановил меня Уразбаев, — я хотел бы рассказать, кто помогал Каримову в отделе милиции устанавливать и снимать жучки в вашем кабинете.

Мы отошли в сторонку, и Уразбаев начал рассказывать.

По его словам, помощник дежурного по отделу Бердыев как-то попался на наркотиках, которые он воровал для себя в комнате хранения вещественных доказательств. Поймал его Каримов. После этого Бердыев стал выполнять все поручения Каримова, связанные со слежкой за коллегами. Именно через Бердыева Каримов знал о сотрудниках милиции практически все — кто пьет, кто гуляет и т. д.

Именно Бердыев, воспользовавшись моментом, когда Аскаров вышел из оружейной комнаты, поместил патрон в патронник его пистолета, в результате чего и произошел этот роковой для Аскарова выстрел.

Вот и вчера Бердыев после нашего разговора с Кунаевым позвонил Каримову и передал ему все, что услышал. Каримов послал трех человек, в том числе Мустафу, в дом Кунаева, чтобы те изъяли тайный конверт Кунаева.

— Расих, откуда у тебя эта информация? — удивился я. — Можно ли верить тому, что ты только что сказал?

— Это стопроцентная информация. У нас город маленький, тут трудно скрыть даже такое. У нас не Европа, где люди живут не зная ближайшего соседа. Здесь кругом кланы. А интересы клана — выше интересов отдельных людей. Только такое единство дает возможность казахам выживать в этом мире.

Мы обсудили еще несколько вопросов, представляющих взаимный интерес, и стали прощаться.

— Счастливой вам дороги, — сказал Уразбаев, — не забывайте про Аркалык. Я вам обязательно позвоню, когда приеду в Челны.

Крепко пожав друг другу руки, мы разошлись.

Я вновь зашагал в сторону гостиницы, на ходу составляя план предстоящего разговора с Бердыевым.

А следующим утром вызвал его к себе. Сопровождавшие его оперативники были в курсе дела, и не позволили ему связаться с кем бы то ни было, несмотря на его бурные протесты.

Не привлекая лишнего внимания, Бердыева сразу же доставили ко мне.

— Как живете, Бердыев? — поинтересовался я. — Что-то неважно выглядите, плохо спите? Совесть, наверное, замучила, вот и не дает вам спокойно спать.

Бердыев сухими губами старался что-то произнести.

— Да не смотрите вы на эту люстру! Она пуста, — предупредил я. — Вы еще вчера вытащили микрофон. Кто же кроме вас его установит? Не Каримов ведь! Выходит, все это время вы регулярно подсовывали мне микрофон? Мы здесь с вами один на один, и никто нас не слышит.

Бердыев, словно загнанный зверек, сверкал карими глазками.

— Это полный беспредел, — начал было возмущаться он, — я вообще не понимаю о чем вы говорите!

Я пристально посмотрел на него, давая понять, кто здесь заказывает музыку.

— Я бы на вашем месте, Бердыев, сразу рассказал о том выстреле Аскарова. Я ведь знаю, что это вы подстроили. Могу даже подсказать, кто вам посоветовал это сделать. Вы, наверное, не раз слышали, что сотрудники милиции колются на допросах гораздо быстрее, чем преступники? Просто они приблизительно знают, что их ожидает, и стараются быстрее все рассказать, чем испытывать на себе все методы допроса. Вы тоже не будете исключением. У вас, Бердыев, руки в крови Аскарова и Кунаева. Это вы передали наш ночной разговор, вот поэтому и погиб человек. Не правда ли?

Бердыев побледнел.

— Что, тяжело признаваться? Отлично тебя понимаю, — говорил я, перейдя на «ты». — За две смерти милиционеров — стопроцентная вышка. Даже самый хороший адвокат не поможет.

Последнюю фразу я закончил ударом кулака по столу. Бердыев от неожиданности подскочил и затравленно глянул на меня.

— Я никого не убивал! — закричал он. — Я выполнял то, что мне поручали в КГБ. Это все Каримов! Это он приказывал мне. Вы его здесь должны пытать, а не меня.

— Тише, тише, Бердыев. Я не глухой и все хорошо слышу.

Я налил ему полстакана воды. Он пил большими глотками, в промежутках лязгая зубами о стекло.

— Ответьте мне, Бердыев, когда и при каких обстоятельствах вы стали работать на Каримова? Что он вам приказывал делать? И помните, от вашей искренности будет зависеть ваша жизнь!

Я сидел в кресле и не перебивал. Бердыев еле договорил от душивших его рыданий. Он проклинал тот день, когда его рука в очередной раз потянулась к изъятым накануне наркотикам. Кто мог знать, что Каримов его поймает?

— Ладно, Бердыев, — примирительно сказал я, — вы живете до тех пор, пока молчите. Вы и сами это понимаете. Сейчас вы уйдете и навсегда забудете, что вообще когда-то были здесь. Ясно? И помните, молчание — золото, а для вас — жизнь.

Бердыев судорожно закивал.

— Идите, идите, вы мне больше не нужны, — попрощался я и показал ему на дверь.

Когда он вышел, я достал свой диктофон, перекрутил пленку и включил запись.

Запись оказалась довольно чистой, и я отчетливо слышал каждое слово.

«Надо перезаписать, — решил я. — Убрать ту часть, где звучит мой голос».

Я сунул кассету в карман и направился в кабинет, в котором уже несколько дней сидел Лазарев.

— Разрешите ворваться, товарищ полковник? — уже ворвался я.

— Что, Абрамов, домой? — улыбнулся Лазарев. — Бросаешь здесь старика на произвол судьбы?

— Василий Владимирович! Я смертельно устал в этом Аркалыке. Как Сталин, который здесь срок отбывал. После звонка из Москвы я завел «дембельский» календарь и перечеркиваю каждый день, проведенный здесь. Вы же не можете сказать, что я плохо отработал? Вон, во дворе еще стоят двенадцать «КамАЗов». Итого: двадцать три, которые я вернул в Челны.

— Да брось ты, Абрамов, оправдываться. Как ты работал, я знаю, знает и твое руководство в Татарии, и в Москве. Просто, если по-человечески, мне было легко с тобой. У меня тыл всегда был прикрыт. Даже мое присутствие здесь было необязательным. Я тебе говорил, что никогда не работал на земле, и многие вопросы для меня — темный лес. А ты был лучом света в этом лесу. Не знаю, кого пришлет вместо тебя ГУУР. Хорошо, если сработаемся, как с тобой.

Его слова льстили мне. Было ясно, что Лазарев играет на моем самолюбии. Но я не предпринимал никаких шагов, чтобы остановить этот поток меда.

Я протянул ему копию моей итоговой справки. Он взял ее и принялся читать. Пока он читал, я с интересом наблюдал за его мимикой. Наконец, Лазарев закончил и отложил справку.

— Ну что, Василий Владимирович! Разрешите откланяться, я сейчас в гостиницу, буду потихоньку паковаться. Завтра в шесть утра у меня самолет.

Я вышел от него и с чувством выполненного долга направился на выход.

Ласковое мартовское солнце весело сияло с чистейшего голубого небосвода. Мне тоже было весело.