Казанскй треугольник

Матвеев направил подводу к ближайшему магазину, где Олег купил все необходимое для работы. Хотел еще купить ружье, но с этой затеей не вышло. Продавец потребовал паспорт, и ничего не оставалось, как уйти из магазина.

Матвеев понял Олега:

— Не переживай, у меня ружей целых пять. Я тебе одно отдам. Только ты с ним, прошу тебя, не балуй, ладно?

Олег кивнул, и они поехали по лесной дороге.

Парень не знал, что в это самое время Марков, корчась от боли, валяется в тюремной больнице, а его школьный друг Алмаз который месяц на нарах ожидает суда.

Лозовой в этой жизни понял только одно, что жизнь — карточная игра, и не всем выпадают козыри.

Я был у себя, когда меня вызвал Владимир Алексеевич Носов. Я давно с ним не общался, так как он более месяца находился в отпуске.

— Ты с кем? — спросил он меня.

Я удивился вопросу и, присев на стул, посмотрел на него, давая понять, что внимательно слушаю.

— Ты знаешь мои возможности и сейчас должен определиться, на какой ты стороне. Со мной или с начальником управления. Сегодня министр будет решать вопрос, кто из нас останется — он или я. Вместо него начальником. Предлагаю тебе должность зама, то есть мою. Но у меня к тебе одно условие — ты должен меня поддержать.

Я был ошеломлен! Ходили слухи, что министр недоволен работой Носова и сожалеет, что назначил его заместителем начальника управления уголовного розыска. Но это были слухи, которым я не придавал особого значения. Все мы знали, что у Носова были серьезные завязки в Обкоме партии, именно по их рекомендации он и был принят в МВД.

— Если ты за меня, подпишись вот под этим заявлением. Я тут пишу о том, что начальник управления потерял профессиональные навыки, стал удаляться от нужд рядовых сотрудников сыска, погряз в пьянстве и роскоши. Разве ты не заметил? Мне, например, это сразу бросилось в глаза, как только я пришел в управление! Запомни, если ты не со мной, то прямо сейчас можешь искать работу. Мы вместе работать не сможем! Надеюсь, ты меня понимаешь, ты или заместитель начальника управления, или никто!

Я не стал читать того, что он написал о начальнике управления, и наотрез отказался подписывать.

— Свободен! Вон из моего кабинета, — прошипел Носов, и я, развернувшись, ушел.

Около шести часов вечера мне позвонил начальник управления и пригласил зайти.

В кабинете еще находился начальник второго отдела, он же заместитель начальника управления Бобров Александр Александрович.

Я поинтересовался причиной вызова, но, увидев его жест, молча присел за стол.

— Я давно наблюдаю за тобой. Ты сильно вырос за последнее время во всех отношениях, и мы здесь посоветовались с Александром Александровичем и решили тебе предложить должность заместителя начальника управления уголовного розыска. Думаем, что не ошибаемся, и рассчитываем, что ты не разочаруешь.

Поблагодарив за оказанное доверие, я спросил, кому передать дела своего отдела.

— Решай сам, кто из твоих ребят более достоин. Я верю твоему выбору.

Я вышел, радость от назначения распирала меня, но стоило только подумать о новых обязанностях, об ответственности, которую я добровольно взвалил, чувство эйфории моментально улетучилось.

Из кабинета я позвонил жене и сообщил новость. Единственным человеком, кто не разделил со мной эту радость, была именно она.

— Понимаю, ты рад, что руководство заметило тебя. Я тоже рада. Но, Витя, ты и так совсем не видишь дочь, уходишь утром — она спит, приходишь поздно — она спит. Сейчас будет еще хуже, ты будешь пропадать на работе целыми сутками, а ребенку нужен отец, а не руководитель уголовного розыска! Не получится так, что в борьбе с преступностью ты потеряешь дочь? Смотри! А так, я очень рада и горжусь тобой!

Дома я был в районе девяти. Дочь уже мирно сопела, а посреди нашей небольшой комнаты стоял стол с закусками и спиртным.

— Витя, поздравляю! — воскликнула жена. — Какой ты у меня молодец! Давай выпьем за это!

Я разлил вино по бокалам, и мы выпили. Жена обняла меня и крепко поцеловала.

— Не шуми только, — шепнула она. — Дочка, недавно уснула, все ждала тебя.

Мне тогда показалось, что дочка опять заметно подросла, а я, к моему большому сожалению, опять не заметил.

Был конец октября. Летняя жара была уже в прошлом, дни стали заметно короче и прохладнее. Максима Маркова вывели из камеры и под конвоем повели на тюремный двор, где стоял автомобиль для перевозки заключенных.

Максим быстро по команде конвоира забрался в фургон. Его усадили в специальный отсек, прозванный заключенными «стаканом», и машина плавно тронулась.

Максим слышал, что в соседнем отсеке был еще один заключенный.

— Алмаз! — тихо позвал он.

— Я здесь! — послышался голос Алмаза. — Как дела, как здоровье? Я слышал, ты был на больничке, тебя дважды оперировали? Держись, Максим, мы еще с тобой погуляем! Сейчас главное — сберечь здоровье!

Алмаз не успел договорить, как вдруг раздался удар резиновой дубинкой по двери и окрик конвоя:

— Чего, козлы, разбазарились! Давно дубинатором по почкам не получали? Если желаете, можем напомнить!

Алмаз моментально замолчал.

Максим не видел Алмаза с апреля и был несказанно удивлен его внешним обликом, когда увидел выпрыгивающим из фургона. Парень сильно похудел, и от былого Алмаза осталась лишь половинка, да еще его лучезарная улыбка.

Максим с трудом выбрался из фургона и, щурясь от яркого осеннего солнца, стал осматриваться по сторонам, пытаясь определить, куда их привезли.

Первым человеком, которого Максим увидел, была Светлана, стоявшая в стороне от любопытствующих людей и со слезами на глазах следившая, как он с большим трудом шагал от машины в суд.

— Давай, поторапливайся! А то бредете нога за ногу, — прикрикнул конвоир и ткнул Максима дубинкой в спину.

Их сразу завели в зал заседаний и усадили на лавку у стены.

Максим и Алмаз сидели рядом и изредка переговаривались. Но все время Максим видел только Светлану, а Алмаз — Лилю.

Лиля дохаживала последние дни, у нее был большой живот, совсем не пропорциональный ее росточку. Именно на этот живот и смотрел все время Алмаз.

Кроме Светланы, в зале присутствовали лишь родители Алмаза. Своих родных Максим не увидел.

Процесс протекал вяло. Государственный обвинитель с большим акцентом зачитывал результаты проведенных следствием экспертиз, показания подсудимых. Некоторое оживление внес Шамиль Бариев, который стал рассказывать, как он наткнулся на сарай со шкурами. Он проходил по делу в качестве свидетеля и поэтому не стеснялся в выражениях. Суд неоднократно прерывал его и просил избегать нецензурных выражений. Бариев вновь начинал говорить и никак не мог обойтись без матерщины.

В результате суд арестовал его на пятнадцать суток за явное неуважение к суду. Его вывели из зала, и прокурор самостоятельно зачитал его показания, которые он дал в момент задержания со шкурами.

Адвокаты Алмаза и Максима стали доказывать, что каких-либо доказательств, подтверждающих причастность их подзащитных к кражам с меховой фабрики, стороной обвинения предъявлено не было, что все обвинение построено лишь на показаниях подсудимых, которые оговорили себя в процессе следствия, заявив, что принимали участие в сбыте овчинных шкур. А сделали они это вынужденно — у Фазлеева беременна сожительница, и постоянные допросы могли отрицательно сказаться на ее здоровье, а у Маркова — мать была при смерти.

Единственное, в чем эти ребята виноваты, так это в том, что были знакомы с Андреем Бариновым, неоднократно судимым за различные преступления. Да, он им предлагал совершить разбойное нападение на контейнеровоз, но их подзащитные нашли в себе мужество и, не побоявшись угроз, отказались от совершения этого преступления.

Выслушав прения сторон, суд удалился на совещание, а всех присутствующих в зале заседания попросили выйти в коридор.