Страница 84 из 98
Министерство внутренних дел считает, что краденые меха, по всей вероятности, сразу же ушли из республики, так как до сих пор выйти на них не удалось. Мы не исключаем, что к этому делу причастны лица, имеющие устойчивые связи с так называемыми «цеховиками». Сейчас мы прорабатываем эту версию, и в случае ее подтверждения все силы будут брошены на изъятие мехов.
Я думаю, что к этому могут быть причастны и руководители зверосовхозов. Эти лица, не секрет, имеют хорошо отлаженные связи с этой категорией лиц, и наша задача найти их.
Ермишкин сидел за столом и в знак согласия кивал. Перед ним лежали три фотографии, на одной из которых был изображен его знакомый Максим, Баринов Андрей и Фазлеев Алмаз.
Ермишкин взял фотографию Баринова и стал внимательно изучать лицо. Повернув снимок, он прочел надпись на тыльной стороне — Баринов Андрей.
Сознание Ермишкина неожиданно прострелила мысль, что разбойное нападение на его квартиру не было случайным, это мог организовать его знакомый — Марков Максим, которого он не раз приглашал в гости. Эта мысль, словно гвоздь, застряла у него в голове и не давала ему дальше слушать доклад.
«Рассказать ему о разбойном нападении на мою квартиру? — судорожно решал Ермишкин. — Для чего? Чем он мне поможет? Нет, исключено! Будет множество вопросов, в том числе и что у него пропало?»
— Послушайте, а вот Марков Максим случайно не признается в каких-то других преступлениях, в том числе разбойных нападениях на квартиры граждан, кражах из квартир? — с нескрываемой надеждой спросил Ермишкин.
— Похоже, что за ним больше ничего нет, иначе бы мы знали об этом, — ответил заместитель министра.
Получив отрицательный ответ, Ермишкин на время потерял интерес к фотографиям. Он отпустил замминистра и вновь вернулся к своим мыслям.
Он никогда не верил в случайности и поэтому все больше склонялся к мысли о том, что налет на квартиру не мог обойтись без Маркова.
Марков и только Марков мог навести на его квартиру этого Баринова, а не Татьяна, на которую он раньше грешил. Тогда возникает другой вопрос, откуда он мог знать о ценностях и деньгах в тайнике? Ведь о них не знала даже Светлана. Единственным человеком, которому он рассказал о сбережениях, была Татьяна. Интересно! Знала ли кого из них Татьяна? Это другой вопрос.
Состояние Ермишкина было сродни охотнику, который шел по следу зверя. Он чувствовал, что истина где-то рядом, что он на пороге открытия, которое может перевернуть его жизнь. Ему очень хотелось приоткрыть завесу тайны, но, с другой стороны, что это ему давало?
«Нужно тебе все это? — спрашивал он себя. — Ну узнаешь ты, кто навел на квартиру, а что дальше? Побежишь в милицию? Нет, не побежишь. Тогда для чего тебе правда, которую никому не скажешь?»
Ермишкин снял трубку и пригласил к себе секретаря.
— Принесите мне чашечку кофе, — попросил он ее.
Через минуту перед ним стоял поднос с чашечкой кофе и вазочкой сухого печенья, которое он очень любил.
Ермишкин захрустел печеньем, прихлебывая горячий кофе.
«Жизнь удалась! Что тебя заставляет копаться в этом барахле? Что тебе нужно? У тебя все есть! Ну, узнаешь ты это, расстроишься — только и всего. Назад жизнь не отмотаешь, это не кино! Живи и наслаждайся!» — подытожил свои метания Ермишкин и, успокоившись, приступил к работе.
В кабинет за подносом вернулась секретарь.
— Подготовьте мне к докладу эти документы, — попросил ее шеф и передал папку, в которую вложил справку, представленную заместителем министра.
До обеденного перерыва осталось чуть более двадцати минут. «Есть время немного прогуляться по набережной». Он вышел из здания и направился в сторону Казанки.
Максим был один в камере, лежал, заложив руки за голову, и размышлял.
«Судя по тому, что меня стали меньше дергать угрозыск и следствие, их устроили наши показания. Я бы на их месте поступил так же — лучше синица в руках».
Все прошедшие после его показаний дни его регулярно вызывали только для того, чтобы процессуально закрепить факты, которые он сообщил.
Фомин потерял к нему всякий интерес.
«Да, если бы не Светлана, трудно было бы представить, как могло все закончиться. Обыграла она их вчистую! Что только ни делали, а доказать мою причастность к разбою не удалось! Больше всего психовал Абрамов! Ему особенно хотелось меня засадить, и вдруг такой облом!» — радовался собственным мыслям Максим.
Неожиданно, как это бывает лишь в тюрьме, открылась дверь, и конвоир выкрикнул фамилию Максима.
Его завели в один кабинетов. Там сидели молодой оперативник и следователь.
— Максим, то о чем мы сейчас с тобой будем говорить, не является допросом. Поэтому мы не будем вести никаких записей, и присутствие твоего адвоката необязательно, — следователь предложил парню горячего чая, достал из стола и поставил перед Максимом тарелку с пряниками, — угощайся!
Задержанный пил чай и с нескрываемой охотой отвечал на вопросы оперативника.
— Максим, ты говорил, что вы с Алмазом неоднократно ездили на улицу Кирова, где Баринов выходил из машины и изучал дворы, — как бы между прочим спросил следователь.
— Прошу меня извинить, гражданин следователь, но вы меня с кем-то путаете. Я лично об этом факте нигде и никогда не упоминал. Может, об этом говорил Фазлеев Алмаз, я не знаю, но я не говорил.
Максим сразу вспомнил свой разговор с Фоминым.
«Сука, мент! — мысленно воскликнул он. — Нельзя доверять никому! И этот — стукач! А пел-то, авторитет, авторитет! Сука!»
Следователь с оперативником продолжать тему не стали, и беседа потекла в том же благоприятном духе, что и до этого. Но вдруг оперативник опять начал:
— Марков, а ты сможешь показать нам дворы и дома, которые осматривал Баринов?
Максим затих: «А что, если это им сказал Алмаз? Тогда почему спрашивают у него, а не Алмаза? Или они перепроверяют его слова? Нет, Алмаз не мог им сказать — хочешь не хочешь, а это показания об их причастности к разбою! Алмаз не мог!
— Я не понимаю, о каких дворах вы спрашиваете? Не понимаю и прошу объяснить, с чем связаны эти вопросы? — спросил Марков оперативника. — Вы меня провоцируете? Я уже неоднократно давал показания, что к налету не имею никакого отношения!
Оперативник сделал удивленное лицо и, ничуть не смущаясь, парировал:
— Как, ты не помнишь? Ты сам рассказывал следователю об этом. Следователь тогда не придал особого значения, а нас это очень интересует. И что тебе не ясно в моем вопросе? Если хочешь, могу повторить. Где и у каких домов вы останавливались, и что делал в этих дворах Баринов Андрей? Неужели так сложно?
Маркову было ясно, что эти вопросы возникли не на пустом месте. Судя по тому, как вел себя тогда Сергей, он действительно имел судимости, но это не говорит о том, что он не мог стучать.
То, о чем спрашивал оперативник, знали лишь два человека — он и Сергей Фомин.
— Знаете, я не буду отвечать на провокационные вопросы. Про улицу Кирова, про ее дома и дворы. Я житель Казани и хорошо знаю эту улицу с ее дворами и трущобами, но я, к великому вашему огорчению, уже давно не был там и не могу сказать ничего конкретного. Прошу вас предоставить мне моего адвоката, или я не буду больше говорить, — заявил Максим.
Сильный удар в голову опрокинул его на пол. Оперативник достал из шкафа армейский валенок чудовищного размера и стал избивать Максима. Валенок был пропитан водой, и от ударов им было очень больно.
Максим лежал на полу и руками пытался защититься. Сначала это ему еще удавалось, но, получив сильный удар по печени, он затих. От следующего удара потерял сознание. Трудно представить, чем закончилось бы избиение, если бы я не зашел в кабинет.
При виде меня сотрудники подняли Маркова с пола и с помощью нашатырного спирта привели в чувство. Марков обвел присутствующих в комнате рассеянным взглядом и остановился на мне.
— Палачи, — тихо сказал Максим. — Не можете работать мозгами, решили поработать кулаками? Пользуетесь тем, что я арестован и не могу вам ответить. Пройдет время, и вы потеряете прикрытие государства. И кем вы будете без своих погон? Вот тогда с вас и спросят за все ваши дела, спросят те, кого вы топтали.