Казанскй треугольник

Алмаз сжал кулаки.

— Что вам нужно? Я уже говорил, что не буду разговаривать без адвоката. Может, вы здесь глухие или нормальные слова здесь не воспринимаются?

— Ты не горячись. Мы не следователи, — начал Станислав, — мы тебя не допрашиваем. Поэтому нет необходимости в твоем адвокате. Я готов показать тебе показания твоей женщины или, как ее удобнее назвать, жены. Если хочешь, я сам тебе их зачитаю. Слушай внимательно, оттого, как ты себя поведешь, будет зависеть, пойдет она с вами как подсудимая или как свидетель.

Балаганин стал читать показания Сулеймановой, поглядывая на Алмаза.

Чем дальше читал Стас, тем больше лицо Алмаза походило на восковую маску.

Когда Балаганин замолчал, Алмаз аж застонал и, опустив голову, произнес:

— Выведите ее из дела, я все расскажу. Пожалейте ее и ребенка. Какая вам разница, кто пойдет по делу, один или двое. Вам нужно преступление раскрыть, а не количество привлечь.

— Хорошо, даю тебе слово, что она пойдет как свидетель. Нам лишней крови не надо.

Получив мое согласие, Алмаз начал давать показания.

— Однажды вечером, проезжая мимо меховой фабрики, я заметил, как двое мужчин вытаскивали с территории меховые шкуры. Я проследил за ними и увидел, как они складировали похищенное имущество в сарай. Я узнал этот сарай! Он принадлежал моему родственнику. Сначала я подумал, что и родственник в сговоре, но потом поговорил с ним, и он сказал, что давно не пользуется им, и он сейчас пустой. Дня через два после этого я подъехал к сараю днем. Там было полно овчинных шкур. Сколько точно — не знаю, не считал, но очень много. В этот же вечер я встретился с Максимом Марковым и рассказал ему о шкурах. Но он был пьян и, по-моему, ничего не понял. И больше об этом я не говорил.

На следующий день я предложил Максиму найти покупателя на шкуры, которые я якобы могу достать в большом количестве. Он предложил другой вариант — найти человека, который будет шить шубы на дому, а мы уже будем их продавать. Это лучше, чем продавать шкуры.

Максим случайно познакомился с Лилей Сулеймановой и предложил ей шить шубы. Она сперва колебалась, но потом согласилась. Действительно, как вы говорите, вначале шкуры привозил Максим, он же и рассчитывался, а затем стал возить я.

О том, где и у кого мы берем шкуры, мы ей не говорили, да и зачем ей нужно было знать. Да и сам Максим не знал, где я беру их. Как ни странно, он никогда об этом и не спрашивал, наверное, считал, что я посредник между похитителями и им.

Однажды я поехал за шкурами, но увидел, что работники милиции вывозят их из сарая. Думаю, что мне тогда здорово повезло, если бы приехал чуть раньше, спалился бы на месте. Чьи это были шкуры, я до сих пор не знаю, и мне это интересно. Это для меня, наверное, хорошо, что я попал к вам, думаю, что если бы нарвался на этих мужиков, то они убили бы меня. Да и сейчас не исключено, что мне предъявят это в тюрьме.

На фабрику я не лазил и меха не воровал. И не работал, вообще никогда там не был и не знаю, в каких корпусах могут храниться меха, — закончил свой рассказ Алмаз.

— Все, что ты нам рассказал, занятно, но не правдоподобно. Я тебе не верю, — резюмировал я. — Слишком все гладко. Украли мехов на двадцать шуб, и никто не заметил, что шкур стало меньше. Такого не бывает. Один не знал, другой не говорили. Какой-то детский лепет!

— А я и не настаиваю. Вы попросили рассказать, я и рассказал. Теперь можете проверять, правда это или нет. Ничего другого я вам рассказать не могу! Хотите, чтобы я наврал, навру, — ответил Алмаз.

Балаганин по телефону пригласил следователя и попросил его допросить Фазлеева в разрезе рассказанного им факта.

После допроса Алмаза отвели в камеру.

Владимир Алексеевич Носов периодически появлялся на работе. В очередной его приход между нами состоялся довольно сложный разговор, который плавно переместился из его кабинета в кабинет начальника управления уголовного розыска.

Носов прямо обвинял меня в том, что я отказываюсь выполнять его указания по разработке Маркова. Как он заявил начальнику управления, я отказался предоставить свидание Маркову с женой одного из руководителей Обкома партии, считая, что данное свидание является преждевременным, хотя, с его слов, я якобы великолепно знал, что комната, в которой будет проходить свидание, прослушивалась сотрудниками уголовного розыска.

Мне трудно было возразить приведенному Носовым аргументу, и я вновь, уже в который раз, полез в драку. Как никогда, сдерживаясь от резких выражений, я высказал свою точку зрения и всячески убеждал начальника в своей правоте.

Выслушав меня, начальник сказал:

— Я тебя хорошо понимаю. Марков действительно продолжает молчать, и сколько он будет молчать неизвестно. Понимаю, ты страхуешься и считаешь, что следователь должен решать вопросы о предоставлении свидания, а не оперативный сотрудник, и в этом ты прав. Однако ситуация явно не ординарная. Просто нам с тобой необходимо предоставить ему это свидание — приказы руководства, как правило, не обсуждаются, а исполняются. До этого момента, насколько я знаю, Носов не лез в твои дела — Марков молчал. Теперь тебе Носов говорит, что нужно дать свидание, и что меняется? Чего ты боишься? Марков по-прежнему молчит! Поверь, это не личная инициатива Носова, а указание руководства. Единственное, что я тебе посоветую, — усилить контроль в момент свидания. Вот это не помешает!

Обиженный на себя за то, что не смог убедить начальника, я вошел в свой кабинет и, налив крепкого чая, начал размышлять.

Что может быть общего между Светланой и Марковым? Почему замужняя женщина, жена одного из руководителей Обкома партии, не жалея репутации мужа, рвется на эти свидания? О чем они могут говорить, что и каким образом она передает ему? Эти свидания непростые.

Я перечитал допрос Фазлеева, но он не давал нам ничего нового. У нас было множество пробелов, а теперь, после рассказа Алмаза, их стало еще больше.

Где теперь искать этих неизвестных, про которых рассказал Алмаз? Кто они? Работают на фабрике или нет? Как они могли так долго заниматься хищениями и не попасться?

— Слушай, Стас, что у нас из-под Алмаза? — я решил обратиться к Балаганину.

Стас пожал плечами.

— Шеф, источника еще не поднимали, как поднимут, сразу сообщу, — пообещал он и добавил: — я сегодня поднимал Фролова, он жалуется, что мы не можем раскачать Маркова. Марков, со слов Фролова, недавно был наверху и встречался с адвокатом и какой-то женщиной. Женщина передала ему маляву, а адвокат сообщил, что милиция задержала его друга. Эти новости сильно расстроили Маркова, и он вновь замкнулся. Хотя и верит в своего друга, как в себя, но почему-то сильно за него боится. Фролов по-прежнему считает, что Марков имеет непосредственное отношение к налету на машину с контейнерами. Фролов уверен в этом на сто процентов, но сам Марков, по его мнению, никогда не признается, и поэтому необходимо что-то предпринять, чтобы вывести его из состояния равновесия.

Однако что конкретно нужно предпринять, мы на тот момент не знали. Нам казалось, что мы уже сделали все, что можно.

Сергей Иванович Ермишкин с затаенной тревогой следил за расследованием уголовного дела, по которому проходил Максим. Вот и сегодня после доклада заместителя министра внутренних дел уверенность, потерянная было Ермишкиным, постепенно стала возвращаться. Из доклада следовало, что Марков и его подельник не признаются в совершении разбойного нападения на контейнеровоз с мехами. Следствие уже длительное время топчется на месте ввиду отсутствия доказательной базы. А водитель автомашины, на которого так рассчитывало следствие, не опознал в них преступников, напавших на машину.

Показания сожительницы подельника Маркова также не дают возможности привязать их к этому преступлению. Подельник Маркова, следовало из аналитической справки, признается, что он стал свидетелем кражи неизвестными ему лицами мехов с предприятия, которые впоследствии он стал воровать у них.