Простые смертные

— Энни, Энни… — задыхаясь, начал он. — Не надо. Давайте мы просто уйдем. Как вы и хотели. Только помогите мне.

— Хорошо, — покорно согласилась Энни. Она улыбнулась, убрала с лица грязную свалявшуюся прядь. Себастиан подумал, а помнит ли она, что он пытался ее убить. — Вот, выпейте.

Он достала что-то из кармана своего балахона.

— Я не хочу.

— Знаю, — кивнула Энни. — Это слабый раствор кислоты. Я поила им вас, чтобы вы не кричали. Понимаете, когда приезжали те люди из банка… Я не хотела их впускать, но они мне грозились полицией. А я не могла оставить вас. И я поила вас, чтобы вы не могли говорить. Иначе они могли вас услышать. Мне не хотелось затыкать вам рот, это было бы слишком жестоко. И теперь вам придется выпить это снова, потому что я знаю — вы будете очень кричать, когда до вас доберется адское пламя.

— Энни, — тихо и убедительно сказал Себастиан, — Энни, это не выход. Вы же добились моей любви. Почему вы хотите теперь все разрушить?

— Потому что вы должны умереть.

Она поднесла скляночку к его губам.

— Пейте.

Себастиан думал.

— Пейте, пейте… Куры уже почти все ушли, видите? Они чувствуют близкую смерть. Но мы же не куры, мы люди. Мы достойно примем свой конец. Без криков, без воплей.

— А вы?

Энни улыбнулась. Было в этой улыбке что-то такое отчаянно-беззащитное, что Себастиан понял — нет, он не должен позволить ей умереть.

Она просто несчастная сумасшедшая. Опасная, как ядовитая змея, но ведь змея не виновата в том, что не может реагировать на внешний мир иначе. Она живет, как может, и Энни живет, как умеет, справляясь с тем, что ее радует или раздражает, доставляет ей радость или причиняет боль.

— Вы разве сможете не кричать?

— Не смогу, — призналась она. — Но вы должны умереть достойно.

— Я дарю вам это право.

Времени было все меньше. Себастиану показалось, что он уже слышит треск пламени за стеной, что становится все жарче и жарче. В углу копалась последняя курица, видимо, подбирая за сбежавшими соседками остатки корма.

— Нет, Северус. Нет. Пейте вы.

Если это было единственным способом — он был согласен. Но сначала он должен был убедиться, что горло — пусть предстоит пережить еще одну невыносимую боль — это еще не все. Он должен был быть уверен, что встанет, выбежит, может быть, вынесет Энни из огня.

— Помогите мне сесть.

Энни удивилась, но обстоятельно убрала скляночку, затем подхватила Себастиана подмышки, усадила. Голова у него закружилась, перед глазами все поплыло, дышать было сложно, и тело болело после падения, но он мог двигаться, все-таки мог. Он подогнул под себя ноги, и это ему удалось. Погладил Энни по голове перевязанными руками — сначала одной, потом второй. Затем поменял положение.

Он мог двигаться, только не знал, когда эта способность у него пропадет. Человек перед страхом смерти способен на многое, главное — знать, где запас этой прочности.

— Держите.

Энни совершила ошибку, а Себастиан взял протянутый ему флакон. Вытащил пробку, осторожно понюхал, принимая решение.

Потом размахнулся и швырнул склянку в угол. Жадная прожорливая курица покинула свой дом, который вот-вот должен был превратиться в настоящую печку, и склянка упала куда-то в загаженную вонючую солому.

— Зачем? — все так же ровно, покорно спросила Энни. — Вы же будете кричать.

Себастиан улыбнулся. Что делать дальше, он не знал, но одной угрозой стало меньше.

— Вы же будете кричать, вы, грязный сальноволосый ублюдок!

Энни вскочила, нависнув над ним, и волосы ее, казалось, зашевелились, как у Медузы.

— Вы будете орать, дрянь! Вас услышат! Вы…

Себастиан ударил ее ногой по коленке, рассчитывая, что она упадет, и тут же вспомнил, что Энни почти нечувствительна к боли. Ударил еще раз, потом еще и еще. Энни взвыла.

Себастиан попытался подняться и просто уйти.

«Мне это все надоело».

Энни ударила его в лицо, и он повалился навзничь, ударившись головой обо что-то твердое, потом перекатился на живот и еще раз пнул Энни, попал, и на этот раз она охнула и упала.

Себастиан поднялся, шатаясь, но удержался на ногах, бросился к выходу. Дверь широко распахнулась, в лицо ударил утренний воздух и запах гари.

Пламени еще не было видно, но то, что дом горел, сомнений не вызывало. И, скорее всего, уже невозможно было его потушить.

Себастиан сделал шаг, другой, и что-то сильно ударило его в спину чуть ниже шеи. Себастиан закричал, падая за землю плашмя, и успел заметить невдалеке нечто, смахивающее на топор. Он не стал задумываться, что этот предмет делает здесь, во дворе, на земле, потому что в этом доме все могло быть и должно было быть не на своих местах.

Энни схватила его за щиколотки и потащила.

Он извивался, кричал, выл, хватался за землю, а Энни волокла его все ближе к пламени. Вот она уже подошла к крыльцу, и тут Себастиану пришла в голову мысль. Как только Энни поднялась на ступеньку, он с силой рванулся, так резко и мощно, как только мог, и у него получилось. Энни от неожиданности потеряла равновесие и упала. Себастиан несколько раз толкнул ее ногами — он чувствовал, что попал, — и быстро пополз прочь.

Ползти с перебинтованными руками было сложно, но он полз, и полз быстро. Он опирался на локти, извивался, но не тратил времени на то, чтобы снова попытаться встать. По крайней мере, до тех пор, пока не окажется достаточно далеко.

По двору метались куры, свиньи — всех животных Энни то ли выпустила, то ли они выбрались сами, почуяв смерть. Но сейчас опасность им не угрожала, и беспокоились они больше из-за того, что где-то поблизости был огонь.

Себастиан услышал, как в доме что-то громко ударило, а потом загудело, затихло на мгновение и рвануло.

Взрыв был такой силы, что Себастиану заложило уши и даже отбросило чуть вперед. «Наверное, газ». И, наверное, Энни. Он очень рассчитывал, что Энни — тоже, уже забыв, что только что думал, как ее спасти. Он тряхнул головой и пополз снова, упираясь локтями изо всех сил и недоумевая, почему он не движется.

Потом он оглянулся.

Энни лежала вниз лицом, но она крепко вцепилась в его ноги. Было похоже, что она была без сознания.

Себастиан задергался, освобождаясь, и кричал, кричал, кричал, пугая свое собственное бессилие. Энни в ответ только сжимала руки — она, возможно, была обессилена, может быть, ее ударило что-то, но она контролировала происходящее и без чувств определенно не была.

«Я уже спасся».

Одну ногу он вырвал из хватки Энни, а вторая оставалась в тисках, и он бил Энни по голове, не переставая и не прекращая кричать.

«Я почти спасся, черт тебя возьми!»

Потом понял, что кричать и дергаться в попытке освободиться бесполезно, и пополз дальше, волоча Энни за собой. Она ползла следом. Не пускала его, но ползла. Взрыв, наверное, все же достал ее и оглушил. На секунду все снова затихло, а быть может, у Себастиана от напряжения зашумело в ушах, но вдруг из плотной ватной тишины и равномерного гула пламени он выхватил новый звук.

И это была машина. Мотор, ровный, приближающийся.

Себастиан встрепенулся. Звук тотчас пропал, но он был уверен, что не ослышался.

— Помогите! — завопил он, и его голос был похож на комариный писк.

Энни дернула на себя его ногу.

— Помогите! Пожалуйста!

Он на секунду остановился, приподнявшись на локтях, и его снова уронили лицом на землю. Энни совсем очнулась, поднялась, и теперь уверенно шла к горящему дому и тащила его в огонь.

— Пламя смоет грехи. Пламя очистит грехи.

Себастиана окончательно взбесило это бормотание.

— Отпусти меня, ты, тупая сука! — заорал он. Удивительно, но этот вопль получился отчетливым и громким.

Он уже знал, что спасение близко. Те самые люди из банка. Хороший же их ждет сюрприз…

— Пламя выжжет скверну, пламя земное избавит от пламени адского.

— Сдохни!

Он сам не знал, как у него получилось. Но он не только вырвался, он смог вскочить на ноги, он набросился на Энни, он опрокинул ее, он начал ее душить…