Страница 51 из 82
Эгей и Дедал
Когда Ион переселился на Пелопоннес, в Аттике вновь начались смуты. Сначала царем в Афинах стал старший из сыновей Эрехфея Кекроп II. Однако правил он недолго, поскольку против него восстали младшие братья Метион и Орней. Кекроп бежал на расположенный по соседству с Аттикой большой остров Эвбею и основал там ионийскую колонию. Царем в Афинах сделался его сын Пандион. Но ему тоже приходилось править с постоянной оглядкой на двоюродных братьев – сыновей Метиона, которых звали Сикион, Паламаон и Эвпалам. В конце концов он бежал из родного города и укрылся в соседних Мегарах у царя Пима, который выдал за него свою дочь. После смерти тестя Пандион унаследовал мегарский трон и царствовал над тамошними жителями до самой своей кончины.
У Пандиона было четыре сына: Эгей, Паллант, Нис и Лик. Когда царевичи выросли, они собрали большую армию, выступили войной против двоюродных дядей, сыновей Метиона, и изгнали их. Одержав победу, братья разделили между собой страну. Старший Эгей воцарился в Афинах и принял власть над северными городами Аттики, Палланту досталась Южная Аттика, Нис занял трон в Мегарах, а Лик получил Эвбею. Вот какие обширные владения были в ту пору у ионийцев и какие цари правили над ними.
Под властью Эгея находилось самое большое и богатое царство. Но это мало его радовало. Ведь детей у него не было и завещать свои владения он никому не мог. Зато у его брата Палланта родилось аж пятьдесят сыновей! И все царевичи были один заносчивее другого. Они недружелюбно поглядывали на бездетного дядю и говорили друг другу: «Почему царство нашего отца меньше, чем царство Эгея? Подрастем немного, а потом пойдем и отберем у него всю землю! Он один, а нас вон сколько!» Когда Эгей слышал их речи, ему делалось страшно и горько. «И чего я жду? – спросил он себя однажды. – Пройдет еще десяток-другой лет, и я превращусь в немощного старика; кто тогда будет со мной считаться?» Царь развелся со своей женой, отослал ее обратно к родителям, а сам решил отправиться в Дельфы. «Пусть бог подскажет, как мне быть, – сказал он афинянам, – авось и от моей беды найдется какое-нибудь средство!» Горожане любили своего царя и от всей души пожелали ему удачи.
Снарядившись в дорогу, Эгей отплыл на корабле в Фокиду. Путешествие его протекало без приключений, и он благополучно добрался до Дельф. Выслушав его вопрос, Пифия дала такой оракул: «Оставь надежды в доме Кекропа, а если просимое придет извне, то жди смертельной печали!» Ну и ну! Стоило ехать за тридевять земель, чтобы получить подобный совет! Всю обратную дорогу царь ломал голову над словами бога, но чем больше он над ними думал, тем меньше понимал их смысл. «Просто тарабарщина какая-то!» – ворчал он и в недоумении чесал затылок. Задержавшись в Коринфе, Эгей повстречал здесь Медею, недавно получившую развод у своего мужа Ясона. Царевич оставил ту, с чей помощью добыл золотое руно, и теперь рассчитывал жениться на Главке, дочери коринфского царя Креонта. Известно, чем кончилось его сватовство! Впрочем, Эгей уехал раньше и не видел кровавого завершения драмы. Колхидская принцесса ему понравилась, поэтому он искренне удивился поступку Ясона. «Ты родила супругу прекрасных мальчиков, – сказал он Медее. – Не пойму, что ему еще надо! От добра добра не ищут!» – «Мой муж никогда не умел быть благодарным, – отвечала Медея. – Но ты, государь, если пожелаешь, сможешь оценить мою преданность. Позволь мне стать твоей женой, и я обещаю родить тебе наследника!» – «Хорошо! – согласился Эгей. – Отправляйся следом за мной в Афины. Там мы устроим наш брак».
Распрощавшись с Медеей, Эгей продолжил свое плаванье вокруг Пелопоннеса. Вскоре он добрался до Трезена. Царем здесь был Питфей, сын Пелопа. Он слыл за самого ученого человека своего времени. Эгей обратился к нему за помощью и поведал об оракуле, полученном в Дельфах. Питфей тотчас сообразил о чем идет речь. ««Дом Кекропа» – это Афины, – объяснил он. – «Надежды» – это твои мечты о сыне. А смысл оракула в том, что твой наследник родиться не в Афинах. Он придет в твой город «извне», из тех мест, где ты оставишь его воспитываться». – «А почему я должен ждать «смертельной печали»?», – спросил Эгей. «Такова твоя судьба! – развел руками Питфей. – Выбирай сам, что тебе больше по сердцу: либо вовсе не женись или смирись с тем, что твой сын однажды огорчит тебя до смерти!» – «Я готов ко всему, лишь бы боги даровали мне сына! – воскликнул Эгей. – Нет в жизни горшей печали, чем стариться бездетным!»
Питфей предложил афинскому царю погостить у него, и Эгей прожил в Трезене порядочное время. Целые дни он проводил вместе с хозяйской дочкой, которую звали Эфра. Принцесса была очень внимательна к гостю и совершенно очаровала Эгея. «Я влюблен в твою дочь и хочу жениться на ней!» – сказал он однажды Питфею. Тот не возражал. Сыграли свадьбу, и Эфра стала женой Эгея. Однако тот, опасаясь козней сыновей Палланта, не мог больше оставаться в Трезене. Перед отъездом в Афины Эгей привел Эфру в священную рощу к алтарю Зевса и сказал ей: «Я не хочу, чтобы кто-нибудь из моих врагов узнал о тебе или о нашем будущем ребенке! Оставайся в доме отца и расти нашего сына, пока он не возмужает. Лишь тогда отпускай его в Афины!» – «Но как ты сможешь признать сына ни разу его не увидев?» – спросила Эфра. «Под этим алтарем я спрятал свой меч и сандалии, – сказал Эгей. – Если мой сын сумеет сдвинуть тяжелый камень, он найдет их. А я узнаю его по своим вещам».
Эгей взошел на корабль и вскоре оказался в своих родных Афинах. Прошло еще немного времени, и в Аттику прилетела на драконах Медея. Покидая Коринф, она убила своих сыновей, Креонта и его дочь. Однако Эгей ничего не знал о ее злодеяниях. Он встретил гостью очень радушно, хотя и не так сердечно, как она рассчитывала. Ведь он был уже женат и не мог жениться на Медее, как предполагал раньше. Когда царевна узнала об этом, сердце ее бешено забилась от ярости, но она сдержала гнев и сказала: «Не думала, что кто-то сумеет опередить меня!» – «Я и сам не знал, что так получится!» – признался царь. Он без утайки поведал о том, как все у него вышло с Эфрой. Услышав, что брак царя остался тайной для его подданных, Медея воспрянула духом и решила немедленно этим воспользоваться. Она подсыпала в вино царю чудодейственное зелье, усыпила его и принялась, читая заклинание, расчесывать гребнем его волосы. Когда Эгей проснулся, оказалось, что он начисто забыл обо всем, что связано с Эфрой, ее ребенком, и вообще обо всем, что случилось в Трезене. Ведь Медея была великой волшебницей и умела очень ловко проделывать подобные фокусы! Поселившись во дворце, она стала настойчиво обхаживать царя. В конце концов она так омрачила его разум своими речами и колдовскими заговорами, что он даже думать забыл о других женщинах. По прошествии нескольких месяцев, была сыграна свадьба. Так Медея сделалась женой Эгея и афинской царицей.
В то время в Афинах жил искусный мастер по имени Дедал. Как и Эгей, он был правнуком Эрехфея и приходился царю троюродным братом (отцом Дедала являлся Эвпалм, а дедом – Метион). Дедал был замечательный кузнец и первый греческий столяр. Правда некоторые по незнанию пытаются оспаривать его первенство, но делают это совершенно напрасно. Ведь доподлинно известно, что именно Дедал изобрел рубанок, бурав и столярный клей. Попробуйте изготовить стол или стул без этих приспособлений, и вы увидите, что у вас ничего не выйдет! Дедал имел также славу величайшего скульптора и зодчего. Созданные им статуи казались живыми людьми, а возведенные под его руководством здания могли украсить любой город. Вот какой необыкновенный человек был этот Дедал! Слава о нем гремела далеко за пределами Аттики. Горожане очень гордились своим соотечественником. Эгей тоже им гордился, и даже больше других. Ведь, во-первых, Дедал был его родичем, а, во-вторых, его подданным!
В день свадьбы царь преподнес Медее серьги изумительно тонкой работы и не преминул похвастаться искусством своего мастера. Но Медея нисколько не удивилась. «На моей родине в Колхиде бывали мастера и получше!» – сказала она. «Быть такого не может!» – воскликнул Эгей. «А вот поглядим!» – отвечала Медея. Она порылась в своем сундуке и достала меленький восхитительно красивый кувшинчик со стенками не толще яичной скорлупы. «Пусть твой Дедал сделает к утру дюжину таких же! – велела она. – Посмотрим, что у него получится!»