Страница 44 из 82
Между тем весть о свершившемся перевороте с быстротой молнии облетела весь мир. Младшие божества, которых только по большим праздникам приглашали на Олимп (да и тогда не пускали дальше передней!), пребывали в страхе и смятении. Распря олимпийцев грозила вылиться в жестокую войну, тяжесть которой целиком легла бы на их плечи. И еще не известно, какой будет у нее исход! А что если из Тартара вырвутся разгневанные титаны? Нимфы, сатиры, тритоны, грации, музы и прочие незначительные представители божественного мира на все лады обсуждали случившееся, но не знали как помочь делу.
Лишь нереида Фетида, дочь мудрого морского старца Нерея, сумела найти достойный выход! Едва услышав о печальной судьбе Зевса, она отправилась в преисподнюю и вывела оттуда могучего сторукого великана Бриарея. Великан взобрался на Олимп и, ловко действуя своими руками, в одно мгновения развязал все опутывавшие Зевса ремни. Тем временем Фетида разыскала и принесла похищенные перуны. Вот так решительность одной женщины может изменить судьбы всего мира!
Когда боги увидели освобожденного Громовержца, сжимавшего в руках свое грозное оружие, а также маячившего за его спиной исполинского Бриарея они страшно перепугались и стали беспомощно оправдываться. Каждый старался выгородить себя и свалить вину на другого. Конечно, им не удалось ввести Зевса в заблуждение, но тот проявил мудрую сдержанность и не стал злоупотреблять своей победой. Да и мог ли он поступить иначе? Других братьев и сестер, сыновей и дочерей у него просто не было. Низвергни он их всех в Тартар, кто бы тогда остался с ним на Олимпе? Почти все участники заговора получили прощение – с них только взяли слово больше не поступать так впредь. Лишь главные заводилы – Посейдон и Аполлон – отправились в изгнание, да и то ненадолго: Зевс велел им в качестве наказания отработать несколько лет у царя Лаомедонта на строительстве стены вокруг Трои.
В то время во всей Азии не было владыки богаче и могущественнее Лаомедонта. Редкие сокровища, бесчисленные отары овец, многотысячные табуны лошадей, сонмы могучих воинов, – все было дано ему богами. Однако Лаомедонт не испытывал за это никакой благодарности – он привык принимать ниспосланные ему дары как должное. Кичливый и надменный он с презрением взирал на людей и особо не церемонился даже с небожителями. Когда Посейдон и Аполлон нанялись к нему на работу, царь не проявил к ним ни малейшего почтения и обращался с богами как с обычными поденщиками. Целый день от темна до темна они тесали и таскали камни, месили глину и копали землю. Аполлона заставили кроме того пасти царский скот. Оба изгнанника со смирением сносили свое унижение и вздыхали лишь о том, что работа продвигается слишком медленно. Никто ведь им не помогал!
Когда благородный Эак, царь Эгины, узнал о несчастной судьбе Посейдона и Аполлона он тотчас оставил все дела, приехал к Лаомедонту и тоже нанялся к нему в работники. «Негоже смертным праздно смотреть на то, как трудятся боги! – сказал он. – Благочестивые люди должны разделять не только их радости, но и их невзгоды!» Эак добросовестно трудился до конца стройки. Внешне возведенная им часть стены ничем не отличалась от той, что построили Посейдон и Аполлон. Но так казалось только на первый взгляд! По окончании работы неведомо откуда вблизи Трои появились три больших змеи. Две из них попытались проникнуть в город через стены, сделанные богами, но сорвались вниз и разбились. И только змея, взбиравшаяся по стене Эака, проползла внутрь. «Что такое? – удивился Лаомедонт. – Что это значит?» Позвали прорицателя. «Государь, – отвечал тот. – Смысл знамения не вызывает сомнений: укрепления, возведенные божественными руками, неприступны. Единственное слабое место в обороне – это стены царя Эака. Придет день, когда враги прорвутся через них в город!» Эак был расстроен словами прорицателя. Он хотел оправдаться, однако Лаомедонт не удостоил его взглядом. Весь свой гнев он обратил на стоявших тут же богов. «Никчемные пустомели! – закричал он. – Не говорите мне, что вы не знали об этом раньше! И не ждите, что я приму вашу работу! Ломайте и стройте все заново!» – «Как бы ни так! – сердито отвечал Посейдон. – Работа сделана, и мы больше тебе не рабы! Плати жалование – мы уходим!» Но Лаомедонт отказался отдать им условленную плату. «Вы меня обманули и ничего не получите! – заявил он. – Убирайтесь вон из моих владений! А попадетесь еще раз мне на глаза, я велю отрезать вам уши!»
Напутствуемые этими грубыми словами, боги оставили Трою. Оба прямо-таки кипели от ярости и горели жаждой мести. Вскоре Аполлон наслал на Троаду истребительный мор, а Посейдон – хищное морское чудовище, пожиравшее людей и разорявшее крестьянские поля. Так троянцам пришлось расплачиваться за неблагодарность их повелителя. Желая узнать, каким образом они могут избавиться от напасти, жители отправили посольство в Дельфы. «Бедствия оставят вас только тогда, – провозгласила Пифия, – когда царь отдаст на съедение чудовищу свою любимую дочь Гесиону!» Лаомедонта известили о полученном оракуле. «Все это вздор! – отвечал он. – Моя дочь виновна в ваших бедах не больше других!» Царь потребовал, чтобы жертва была указана жребием. Отобрали сто девушек из самых знатных семей, их имена написали на глиняных черепках. Потом при всеобщем молчании жрец вытащил из сосуда роковой черепок. На нем оказалось начертанным имя Гесионы! Как не скрежетал Лаомедонт зубами, как не бранился, он не мог дальше противиться воле богов. Несчастную принцессу взяли из родительского дома, отвели на морской берег и приковали к высокой скале. Бедняжка! Ей оставалось только лить слезы и ожидать неминуемого конца!
К счастью, как раз в тот день в Трою прибыл корабль Геракла, возвращавшегося из страны амазонок с поясом царицы Ипполиты. Выйдя на берег, герой заметил висевшую на скале девушку. «Что это такое? – удивился он. – За какое злодеяние наказана эта красавица?» Ему рассказали о бедствии, постигшем троянскую землю. «Выходит, – воскликнул Геракл, – вся вина ее заключается только в том. что она царская дочь? Но это не повод лишать ее жизни!» Он отправился во дворец Лаомедонта и сказал: «Царь! Я знаю – ты владеешь двумя прекрасными белоснежными кобылицами из конюшни самого Зевса. Они легки как ветер и бессмертны! Отдай коней мне, а я сражусь с чудовищем и избавлю от смерти твою дочь!» – «Идет! – отвечал Лаомедонт. – Считай, что мы договорились!»
Геракл велел насыпать на берегу высокий вал, спрятался за ним и стал ожидать появления морского гада. Ближе к вечеру море зашумело, заволновалось, потом вода расступилась и со дна поднялся огромный морской дракон. Он хотел схватить несчастную принцессу, но тут Геракл выскочил из-за укрытия и вонзил свое тяжелое копье прямо ему в сердце! Чудовище с ревом испустило дух. Так одним ударом сын Зевса избавил троянцев от их страшного врага! Однако заслуженной награды за свой подвиг он не получил. Хитрый Лаомедонт велел дать Гераклу вместо бессмертных кобылиц двух обыкновенных. Герой заметил подлог и потребовал от царя исполнения обещания. «Чужеземец! – высокомерно отвечал Лаомедонт. – Ты, конечно, оказал нам некоторые услуги, однако твоя дерзость превосходит всякие границы! Ступай вон и не досаждай своими наглыми требованиями!»
Что тут можно было поделать? Геракл не имел достаточно воинов, чтобы начать с троянским царем войну, а стыдить и корить его было бесполезно. Вне себя от гнева он покинул дворец обманщика, но пообещал при первой возможности вернуться и сторицей взыскать с Лаомедонта за нанесенную обиду.
Геракл и Эврит
Завершив службу у Эврисфея, Геракл ненадолго заглянув в Фивы. Он знал уже, что его жена Мегара вернулась в родительский дом и не общается с родней мужа. Геракла она встретила как чужая. Да и что могло их связывать после трагической гибели детей и после нескольких лет разлуки? Герой навестил тестя Креонта и объявил, что разводится с Мегарой. Тот не стал его отговаривать.
Погостив у матери Алкмены, Геракл вновь засобирался в дорогу. Он решил отправиться на остров Эвбею и посвататься к Иоле, дочери правившего в Ойхалии царя Эврита. Это было можно. Эврит сам объявил по всей стране, что готов отдать дочь в жены всякому, кто превзойдет его в искусстве стрельбы из лука. Надо сказать, в этом деле царь не знал себе равных и готов был поспорить в меткости с самим Аполлоном! Но в состязании с Гераклом Эврит потерпел позорную неудачу. Сын Зевса стрелял быстрее, дальше и не в пример точнее своего соперника. Эврит был ужасно раздосадован своим поражением. Насупившись, он долго молчал, но на пиру стал при всех упрекать Геракла в лукавстве. «Наше соревнование недействительно! – объявил он. – Любой человек, знакомый с луком и стрелами, подтвердит, что стрелять так, как стрелял ты немыслимое дело для смертного! У тебя заговоренные стрелы. Они сами летят в цель, а это нечестно!» – «Не болтай ерунду! – рассердился Геракл. – Пусть принесут другие стрелы, мы повторим стрельбы!» – «Не желаю больше с тобой состязаться! – отвечал Эврит. – Все равно моя дочь тебе не достанется. Я никогда не отдам ее в жены детоубийце!» Кровь бросилась в лицо Гераклу. Оттолкнув стол, он вскочил со стула. Поднялся крик. Гости бросились успокаивать хозяина, но он не хотел ничего слышать. «Я не желаю сидеть за одним столом с рабом Эврисфея! – кричал Эврит. – Пусть убирается вон из моего дворца! Здесь не место всяким проходимцам!»