Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 82

Юность Геракла

После смерти Лаия власть в Фивах перешла к брату его жены – Креонту, сыну Менекия. Геракл к этому времени уже вырос и превратился в крепкого могучего парня. Он был наголову выше всех своих сверстников, глаза его сверкали огнем, а силищу он имел такую, что легко вырывал из земли вековые деревья. Сразу чувствовалось, что отец его не простой смертный!

Горожане поначалу простодушно восхищались мощью Геракла, но потом стали жаловаться его отцу Амфитриону, что тот чуть не до смерти бьет и калечит их детей – не со зла, конечно, а просто от своей необузданности. Родители отослали Геракла пасти стада на Киферон и наказали впредь вести себя осторожнее. Тут у юноши пошли совсем другие забавы! Рассказывали, что какой-то злой шутник по имени Термер, поубивал множество беотийцев, вызывая их на бой головами. Череп у него был крепкий, словно каменный. Однако Геракл не побоялся сразиться с ним и раскроил ему голову, словно куриное яйцо. В другой раз он отправился на гору Геликон, выследил там грозного киферонского льва, наводившего ужас на всю округу, и убил его одним ударом огромной дубины. Шкуру этого льва Геракл накинул на плечи, а голову с зияющей пастью надел как шлем.

Но все это были детские шалости по сравнению с тем, что случилось дальше. Как-то отправившись на охоту, Геракл натолкнулся на глашатаев орхоменского царя Эргина, которые явились в Фивы за очередной данью. «Зря мы пошли этой дорогой, – громко сказал он своим товарищам, – не будет нам удачи, раз мы встретили стервятников Эргина!» – «Попридержите ваши языки, дуралеи, – крикнули им минийцы, – благодарите лучше нашего господина, что он берет с вас дань скотом! Другой на его месте давно поотрубал бы вам руки заодно с ушами!» Говоря так, они думали, что имеют дело с простыми поселянами или пастухами. Но Геракл живо показал им, кто он есть на самом деле. Выхватив у одного из послов меч, он отрубил всем минийцам руки, носы и уши, повесил окровавленные конечности им на шеи и велел отнести эту дань своему царю.

Когда Креонт узнал о проделке Геракла, он пришел в ужас. И было с чего! По требованию Эргина фиванцы выдали в Орхомен все свои мечи и копья и теперь не могли снарядить даже небольшого отряда. Как же они будут сражаться с минийцами? Но Геракла нисколько не смущали эти страхи. По его призыву отважные юноши бросились в городские храмы, сорвали все щиты, шлемы, нагрудники, наколенники, мечи и копья, хранившиеся там как часть военной добычи, и вооружились сами. Оружия, правда, оказалось немного, но больше и не требовалось. Ведь во главе смельчаков встал сам Геракл! Фиванцы устроили засаду в узком горном проходе, внезапно напали на врага и перебили большую часть его армии. В бою пал сам Эргин. Затем Геракл стремительно двинулся на Орхомен, выломал городские ворота, разграбил дворец и наложил на побежденных дань вдвое больше той, что платили прежде фиванцы. Так благодаря Гераклу Фивы вновь обрели свободу. Одно только омрачило радость победителей – в этой войне погиб Амфитрион, отважно сражавшийся рядом с сыном. Но он пал как герой, и с тех пор его имя было окружено у фиванцев величайшим почетом.

Победа принесла Гераклу громкую славу. Креонт выдал за него свою дочь Мегару и объявил своим наследником. Став во главе фиванской армии, Геракл совершил несколько успешных набегов на соседей. Имя его повторяли по всей Греции. Повсюду говорили о его необычайной силе и удачливости. Многим казалось, что не за горами то время, когда сын Амфитриона вернет себе власть в Микенах, принадлежавших ему по праву рождения. Но этого не произошло из-за Геры, которая продолжала преследовать своей ненавистью Алкмену и ее сына.

Однажды, когда Геракл сидел дома и весело играл с детьми, жена Зевса внезапно помрачила его разум. Что тут началось! В приступе ужасного безумия Геракл принялся крушить все вокруг, убил своих маленьких сыновей и швырнул их тела в огонь! Но самое ужасное потрясение ожидало героя в ту минуту, когда способность соображать вновь вернулась к нему и он осознал всю тяжесть своего злодеяния. От отчаяния он еда не наложил на себя руки! Что теперь ему делать? Несколько дней Геракл провел в тягостных раздумьях, а потом сказал матери: «Я должен отправиться в Дельфы! Пусть бог скажет, как мне искупить свое невольное преступление».





Так он и поступил. Пифия встретила героя сурово, но не отказала в оракуле. «Ступай в Микены к своему родичу царю Эврисфею, – велела она. – Стань его слугой и соверши для него двенадцать великих подвигов! Если сумеешь выполнить все его приказания – получишь прощение». Самому Гераклу это повеление показалось странным и неожиданным, но мы знаем, что оно не было случайным. Просто пришло время исполниться обещанию Зевса – тому самому, что он неосмотрительно дал в день рождения своего сына.

Эдип и Сфинкс

После стычки на горной дороге в Фокиде Эдип почел за лучшее побыстрее покинуть страну. Ведь слуги убитого незнакомца могли позвать на помощь и привлечь его к суду! Поспешно добравшись до моря, принц сел на первый попавшийся корабль. Ему было все равно куда плыть, и он отправился в Азию. Некоторое время Эдип скитался по чужим странам, потом возвратился в Грецию, побывал там и здесь, жил в разных городах и встречался со многими людьми. Бродяжничая таким образом, он добрался наконец до Беотии и решил завернуть в Фивы. Слава об этом большом и богатом городе шла тогда по всей Греции, вот ему и захотелось на него взглянуть.

Миновав городские ворота, Эдип зашел на постоялый двор, заказал себе кружечку вина и разговорился с хозяином. Тот был человек словоохотливый и поведал гостю о местном житье-бытье. Оказалось, что дела у горожан шли неважно! То есть, раньше они жили счастливо и весело, но года за полтора до прихода Эдипа поблизости от столицы неведомо откуда объявилась кровожадная Сфинкс – крылатое чудище с телом львицы и головой женщины. Обосновавшись на горе Фрикион, она с тех пор не пропускала мимо себя ни одного путника. Каждому прохожему Сфинкс загадывала одну и туже загадку, а если тот давал неправильный ответ – немедленно его съедала! Так погибла пропасть народу, и вскоре люди стали в ужасе разбегаться из города. Дело дошло до того, что правитель страны Креонт во всеуслышанье объявил: «Тот счастливчик, кто сумеет отгадать загадку Сфинкс, и избавит жителей от этой напасти получит в жены его, Креонта, сестру и сделается вместо него царем! И неважно, кто он будет – местный гражданин или пришлый человек, богатый царевич или последний нищий!» Поначалу охотников до фиванского царства было много, так что некоторым приходилось даже ждать своей очереди. Однако после того как Сфинкс сожрала одного за другим несколько десятков женихов, желающих рисковать своей головой сделалось намного меньше, а сейчас, посчитай, их и вовсе не осталось!

Этот рассказ глубоко взволновал Эдипа. «Вот, – подумал он, – испытание словно специально придуманное для меня! Зачем я живу на свете? Не сегодня так завтра корабль, на котором я плыву, может пойти ко дну, или лихой человек ударит меня в лесу ножом, чтобы завладеть моими пожитками. Я сгину и никто даже имени моего не вспомнит, чтобы почтить поминальной жертвой! Так не лучше ли умереть здесь, с пользой для других? По крайней мере есть за что – ведь не каждый день выпадает возможность сделаться царем!»

Эдип отправился во дворец и объявил о своем намерении попытать счастья в единоборстве со Сфинкс. Креонт очень обрадовался его приходу. Чудовище принесло столько горя, что даже верховная власть сделалась ему в тягость. «Пусть царствует тот, кого боги сочтут достойным этой чести», – сказал он и пообещал в случае удачи Эдипа немедленно уступить ему престол. Потом он позвал свою сестру Иокасту и познакомил ее с гостем. Принц остался доволен своей невестой. Иокасте он тоже приглянулся – особенно после того как смыл в бане дорожную пыль, принарядился и вышел к пиршественному столу настоящим красавцем. Фиванцы смотрели на Эдипа во все глаза и каждый думал: «Несчастный юноша! Конечно, жених он хоть куда – и красив, и умен, и речист. Да что с того толку? Завтра он сгинет, также как его предшественники, и все о нем забудут!» Их мысли не были тайной для Эдипа. Но он не унывал. «Еще посмотрим, – говорил он себе, – кто кого. Сфинкс – не более чем причудливый зверь, а я человек! Неужели она окажется хитрее?»