Страница 17 из 90
У него была перхоть и прыщи. Почему-то я вдруг представила, как он выдавливает их перед зеркалом. Бррр! От него противно пахло. Это был не тот остро возбуждающий, сводящий с ума аромат свежего мужского пота, а прогорклый запах, которым разит от подростков в период гормональной бури, если они не слишком дружат с душем. А еще у него были холодные влажные ладони.
Двадцать лет назад я ничего этого не замечала. А если и замечала, то не придавала никакого значения. Но теперь… Пятнадцатилетняя Лера целовалась с Котовым, умирая от счастья, а тридцатипятилетнюю в этот момент передергивало от отвращения. Впрочем, передергивало меня и сейчас – стоило только вспомнить. И зачем мне только понадобилось это представлять? Закрыть гештальт? И какое счастье, что ничего этого не было на самом деле!
Но теперь я хотя бы знала, с чего меня вчера так закрутило. Новый одеколон Вадима пах мокрым тисом. У сухих хвоинок запаха почти нет, если только не растереть их в руках, но у мокрых появляется тонкий терпкий аромат. И он был бы очень приятным – если бы не напоминал о том унизительном для меня моменте в парке. Сознание постаралось избавиться от этой ассоциации, загнав ее в самые глубокие подвалы. Но разговор в ресторане оказался камнем, брошенным в болото. А когда к нему добавился еще и одеколон…
Воспоминания полезли, как змеи из прохудившейся корзины факира, одно другого противнее.
Тетрадь. Наташа Леонтьева. Артем. Илья. Выпускной. Два Женькиных письма, над которыми я попеременно то рыдала, то хохотала. И все три следующих года, когда я считала себя никчемной уродиной – пока не встретила Вадима.
«Все, - сказала я себе. – Хватит, Лера. Будем считать, что это был катарсис. Тема закрыта».
Секретарша Чарушникова посмотрела на меня удивленно:
- Добрый день, Валерия Сергеевна. Вы договаривались с Максимом Петровичем? Он мне ничего не сказал.
- Час назад по телефону.
- Максим Петрович, к вам Соболева, - сказала она в интерком.
- Да? – удивленно рыкнул голос Чарушникова из коробочки. – Проси.
Я зашла в кабинет, прикрыла за собой дверь поплотнее. Чарушников – рыхлый, лысоватый, в белой рубашке с закатанными рукавами – стоял у окна и вдыхал свежий воздух из форточки. Ливень начался, когда я поднималась по ступенькам бизнес-центра. Ну хоть в этом мне сегодня повезло.
- ВалерСергевна, дорогая моя, - Чарушников подошел ко мне, поцеловал руку. – Чем обязан?
- Максим Петрович, давайте без клоунады, - поморщилась я. – Вы сказали, что это не телефонный разговор, я приехала поговорить не по телефону.
- О чем? – он приглашающе махнул рукой в сторону кресел у кофейного столика. – Чай, кофе?
- Кофе, пожалуйста. Об Ипатьеве.
- Вера, два кофе, - приказал Чарушников в интерком. – О том самом Ипатьеве? – он указал большим пальцем в потолок.
Я села в кресло, Чарушников устроился напротив. Несколько секунд мы с недоумением смотрели друг на друга. Похоже, ни один из нас не понимал, что происходит.
- О том самом Ипатьеве, - кивнула я. – Мне сказали, что он заказал вам свою новую кампанию.
- Ипатьев?! – изумился Чарушников. – Кто вам такую глупость сказал?
Не отвечая, я достала из сумки телефон и набрала номер, который мало кому был известен. Ипатьев отозвался после первого же гудка.
- Добрый день, Леонид Владимирович, Соболева беспокоит.
- Рад слышать, Валерия Сергеевна. Чем могу помочь?
- Леонид Владимирович, надеюсь, мы вас ничем не обидели? Не разочаровали?
- Ну что вы? Конечно, нет. А что случилось?
- И вы не собираетесь обратиться в другое PR-агентство?
- С какой стати? Мы с вами не первый год работаем, меня все устраивает.
- Спасибо. Извините за беспокойство.
- Ну? – Чарушников посмотрел на меня укоризненно. – Вы убедились?
- Час назад я позвонила и спросила вас об этом. Вы сказали, что не хотите обсуждать по телефону. Именно то, что Ипатьев, якобы, заказал вам рекламную кампанию.
- Час назад? – переспросил он. – Мы с вами разговаривали? ВалерСергевна, час назад меня, прошу прощения, имела налоговая. Во все природные отверстия по очереди. Так что вы что-то путаете.
Я вполне могла допустить, что Моховцу кто-то слил непроверенную информацию, и он позвонил мне. Чтобы я разобралась. Но то, что час назад я разговаривала с Чарушниковым и он всячески пытался от встречи отвертеться, в этом у меня никаких сомнений не было. Мне не показалось. И не приснилось.
Я открыла в телефоне журнал вызовов, пролистала.
Исходящего звонка Чарушникову в нем не значилось. Равно как и входящего от Моховца. Я вообще ни с кем не разговаривала с половины одиннадцатого утра.
Это было какое-то сумасшествие.