Страница 17 из 20
– Не приедешь, у тебя работа! – мстительно сказала она и вырубила трансир.
Соблазн выпить и завалиться спать был велик, но она не ела… А сколько она не ела? Два? Три дня?
Раздался решительный стук в дверь. Так стучать мог только один человек. Тяжело вздохнув, Изабелла отправилась открывать.
– Надо проветрить, – первым делом сказал Джей и прошел внутрь гостиничного номера, который она сняла после того, как съехала с их общей с Монти квартиры.
Пока он открывал окна, собирал и выкидывал пустые бутылки, одноразовые тарелки и стаканчики, она стояла перед пустым холодильником, разглядывая его белоснежные недра, и ненавидела командора всеми фибрами души.
Закончив прибираться, тайшелец за плечи развернул кальмеранку к себе, оглядел, отправился в комнату, где так и стояли неразобранными несколько сумок. Вернулся не скоро. Видимо в наспех собранных вещах не так-то просто оказалось найти что-нибудь подходящее.
– Одевайся.
Изабелла обернулась. Ну почему, когда ей хочется кричать и крушить все вокруг от отчаяния, Джей спокоен и собран? Не потому ли, что его сердце свободно?
– Не буду.
Фон Рок отошел к столу и сел.
– У меня увольнительная на весь день, поэтому я подожду, – это раз! – скучным голосом сообщил он. – Если ты не перестанешь пить, мне придется забрать тебя в поместье и с рук на руки передать маме. Это два. Уоллер ждет внизу, а у него гораздо меньше терпения, чем у меня, – это три. Одевайся.
– Я тебя ненавижу… – пробормотала Изабелла, выхватила у него одежду и отправилась в ванную.
Когда она, одетая в черные брюки, черную футболку и неожиданно красную куртку, появилась на пороге, командор пружинисто поднялся.
– Идем.
– Куда? – скривилась кальмеранка. – Я есть хочу.
– Уже что-то… – философски заметил он, взял ее за руку, как маленькую, и повел за собой.
Виллерфоллер ждал их, облокотившись на капот щегольского крылара, и щурился на мягкое тайшельское солнце, как большой и сытый кот.
– Поехали завтракать, – коротко ответил Джей на его вопросительный взгляд.
Тайерхог кивнул, чмокнул Изабеллу в макушку и занял место пилота.
Раньше Белке нравилось летать. Иногда они с Монти брали крылар и летели, отключив навигатор, куда глаза глядят. Им было все равно, куда. В термосе плескался горячий кофе, в специальных упаковках сохраняли свою свежесть восхитительные булочки с повидлом. Мягкие сиденья в кабине можно было не только разложить, чтобы заняться любовью, но и вытащить под небо цвета зефира и бездумно валяться, считая облака, снимая с губ друг друга медленные сладкие поцелуи. И все вокруг имело цвет, объем и запах…
А сейчас Изабелла равнодушно смотрела в окно. Небо казалось акварелью серых тонов. Улицы и люди – графическими элементами, нарисованным простым и не очень острым карандашом. Кальмеранке все больше чудилось, что она умерла и теперь разглядывает всех с того света – чужая, холодная, равнодушная.
Вкуса еды Белка не почувствовала. Джей и Уолли разговаривали о чем-то, изредка поглядывая на нее с тщательно скрытой болью.
– Куда идем гулять? – после завтрака преувеличенно радостно поинтересовался тайерхог.
Анджей посмотрел на Изабеллу, та пожала плечами.
– Выбирай: парк, театр или выставка? – не отставал командор.
Она уцепилась за последнее слово.
– Пусть будет выставка.
– Сейчас в Серебриуме проходит выставка-продажа работ художников разных миров, – тут же сообщил Уоллер, который всегда обо всем знал, – вернисаж под открытым небом – что может быть лучше?
«Бутылка виски!» – чуть было не ляпнула Изабелла, но промолчала.
Серебриум – кольцевой парк в центре Арлеи – получил свое название за рощи деревьев с серебристыми листьями. Когда дул ветер, по ним пробегал блеск, подобный сдержанному блеску тайшельской стали. Под кронами деревьев был разбит цветочный лабиринт с обилием искусственных прудов и каскадов, мест для отдыха, гротов и беседок. Здесь можно было провести весь день, не пройдя дважды по одной и той же тропинке. Несколько подвесных мостов, размещенных на большой высоте, позволяли сверху любоваться великолепием парка.
Вдоль центральных дорожек, под тентами, расположились художники пяти миров со своими картинами. В последние дни все люди слились для Изабеллы в один невнятный человеческий образ, а сейчас и картины объединились в единый раздражающе яркий фон. Используя краски и кисти, люди с разной степенью мастерства кричали о красоте окружающего мира, но, увы, их никто не слышал. Словно кошка от сильного запаха, Белка отворачивалась от полотен, однако их было слишком много. Ее раздражение постепенно нарастало. Она сдерживалась, но уже искала глазами место, где можно выпить.
Изабелла никогда не любила алкогольные напитки. В родном мире пила, когда заставлял Беронец, а в другое время не брала в рот ни капли. Но после ухода Монти спиртное дарило тяжелое отупение, отключало чувства. Чувства, которых у нее, оказывается, было с избытком.
Над головой вознеслась стрела подвесного моста. В небе нет места горечи. В небе есть место облакам.
По краю зрения промелькнуло что-то… Коснулось сердца. Как слабый голос. Как тихий плач.
Белка повернулась и шагнула к юноше, землянину, стоявшему рядом с несколькими картинами. Бесхитростными пейзажами, какие рисуют все студенты Художественных академий. Ее взгляд сразу нашел то, за что зацепился – небольшую картину маслом, изображающую первоцвет на скудной земле. Изабелла не смогла бы сказать, что именно привлекло ее. На рисунке не было движения, его бо́льшую часть затеняли трухлявые прошлогодние листья и черная земля, лишь в центре возносил на тонком стебле лазоревую головку перезимовавший под снегом цветок. Стебель казался хрупким и полупрозрачным, такой не удержал бы и каплю росы, но вот, поди ж ты, – он тянулся к небу с удивительным упорством, невзирая на холод неласковой весны.
– Вы откуда? – краем уха услышала Белка вопрос Уолли. Тайерхог любил общаться с выходцами из других миров и делал это с легкостью.
Ответа она не услышала. На миг накрыло пониманием того, что ее жизнь подобна этому цветку, чьему существованию угрожают снега и морозы. А он все тянется и тянется вверх… Зачем? Для чего? Ведь вокруг ничего не осталось, кроме трухлявых листьев!
Спустя мгновение Изабелла стояла на верхней точке моста. Рядом никого не оказалось. Положив руки на тонкий парапет, кальмеранка перегнулась вниз. Разноцветная земля опасно колыхнулась. Разжать руки и сделать шаг в пустоту…
С моста Серебриум был виден, как на ладони, да и Арлея представляла красивейшее зрелище. Город золотых и серебряных башен, город, который принял ее, как родной, под небом цвета розового зефира. Маленькая, но сильная ручка герцогини фон Рок, ставшей ее близким другом. Синие глаза императора, в которые она не осмелилась бы заглянуть снова. Тепло в сердце от близости Джея и Уолли. Печаль о Дэль, противоречивой, то злой, то доброй, то хохочущей, а то срывающейся на гадости. Фартум. Пляшущие в маглорах огоньки и пение служек в кальмеранских храмах. Темные балки потолка и тихий смех мужчины и женщины…
– Хороший вид, – раздался из-за спины голос Анджея, и его тяжелая рука легла на ее, пригвождая к парапету. – Решила полюбоваться без нас?
– Или полетать? – Уоллер обнял кальмеранку за плечи. В его голосе не было усмешки.
Белка повернулась к тайерхогу, и в серых глазах он на мгновение увидел начало пути. Пути туда, откуда не возвращаются.
– О чем ты говорил с тем парнем? – хрипло спросила Изабелла. – С художником.
– О том, что участие в выставках ему не по карману ни в одном из миров, – сглотнув, ответил Виллерфоллер. – Он последние деньги наскреб на билет на мегапорт, чтобы побывать на здешнем вернисаже – на Земле охотнее покупают художников, у которых хотя бы одна картина осталась на Тайшеле. Он и надеется продать хотя бы одну…
Против нежного весеннего первоцвета с ярко-лазоревыми лепестками было все – время года, спящая холодная земля, погода. Но он держал хрупкую спину прямо и не собирался сдаваться.