Страница 2 из 16
Звериная троица опоздала на ужин на две минуты. С топотом, больше подходящим табуну лошадей, нежели тайерхогам, взлетела на второй этаж и разошлась по своим комнатам – умыться и одеться, чтобы спуститься к столу в подобающем виде.
– Это что? – поинтересовался отец, когда Уолли – чистый, причесанный, в белой футболке и зеленых шортах спустился в столовую.
Правая рука среднего сына была почти черной от кровоподтека – дерч приложил его об ствол, когда падал.
– Неудачная посадка, папа, – улыбнулся Уоллер, целуя руки матери. – Мама, ужин пахнет восхитительно!
– Он в тебя такой подлиза, дорогой? – засмеялась та, чмокая его в макушку – такую же черную, как и у главы семейства. – Вы опоздали на десять минут!
– Мама, мы опоздали на две, – сказал, входя, Ленн – высокий и широкоплечий блондин, фигурой похожий на отца-тяжеловеса больше, чем худощавый и мускулистый Уолли, – но приводили себя в порядок, чтобы не оскорблять твой изысканный взгляд своим диким видом!
Ядгар хмыкнул.
Динна заливисто засмеялась:
– И этот тоже, ты заметил?
– Ма-а-ам, я умру от голода, если не съем кабана! – Билли с еще мокрыми светлыми волосами плюхнулся на стул. – Кстати, ты прекрасно выглядишь!
Тут уж глава семейства захохотал так, что задрожали стекла в рамах.
– Дорогая, я всего лишь тактик, – отсмеявшись, сказал он. – А здесь, похоже, стратегия… А кто у нас стратег?
– Мама! – в один голос сообщили сыновья.
Динне ничего не оставалось, как признать их правоту и подавать ужин.
После запеченного окорока со сладким картофелем Ядгар сделал знак среднему сыну остаться.
Тот поморщился, но не сделал попытки подняться со стула.
– Мне кажется, ты знаешь, о чем я хочу в очередной раз говорить с тобой? – сказал Виллерфоллер-старший.
Динна прихватила его тарелку и отправилась на кухню, напоследок оглянувшись на сидящих за столом мужа и сына. Она знала, о чем пойдет разговор, но не вмешивалась. Потом, в спальне, Ядгар перескажет беседу, и они ее обсудят.
– О том, что мне пора выбрать путь, – пожал плечами Уолли. – Отец за те два месяца, что после школы я живу дома, ничего не изменилось. Я не хочу учиться ни в горном университете, ни в сельхозакадемии. Мне это не интересно. Я рад за Ленна, который закончил горный и стал твоей правой рукой, я рад за Билли, который через год отправится в сельхозакадемию и после вернется под твое крыло. Мне хорошо дома, папа, но не настолько, чтобы оставаться привязанным к нему всю жизнь! Я хочу видеть другие миры!
– Ты уже посмотрел кое-что, – взгляд главы семейства был серьезен, – что у тебя не задалось на Кальмеране? Отчего ты покинул его?
– Я снова не отвечу, папа, – вновь поморщился Уолли, – это не то, чем следует гордиться отпрыску Виллерфоллеров. Но кроме Кальмерана есть Земля, Фримм, Тайшел, наконец!
– Кому ты нужен на Тайшеле? – язвительно поинтересовался Ядгар. – Я имею в виду, кому ты нужен там настолько, чтобы попасть туда?
– Наверно, никому, – примиряюще улыбнулся Уоллер. – Отец, дай мне еще месяц! Месяц бездумной жизни, беззаботного детства…
– Тебе семнадцать, о каком беззаботном детстве ты говоришь? – рыкнул Ядгар, на мгновение показывая сущность зверя. Хлопнул ладонями по столу. – Значит так, сын. Через месяц ты или поступаешь в любое высшее учебное заведение любого из миров, либо остаешься дома навсегда, и я подбираю тебе невесту. Вполне возможно, вся твоя дурь оттого, что тебе пора остепениться и заводить семью.
– Договорились, – пробормотал Уолли, поднимаясь.
Когда в голосе отца звучал рык – спорить с ним не стоило. Так же, как и с матерью, когда она сильно понижала голос.
Поднимаясь к себе, молодой тайерхог с тоской думал, что придется устроить лотерею из высших учебных заведений, ведь ему все равно, куда поступать. Он никак не может определиться с интересом в этой жизни, но точно знает, что провести ее в лесах родного Тэльфоллера – не для него. Адреналин, взрывающий кровяные клетки, волшебное чувство свободы и силы в борьбе с непокорным существом – вот то, что действительно заводит! Но кому в наше время нужны охотники на дерчей? Из древнего искусства охота превратилась в забаву для таких оболтусов, как он и его братья.
Уолли с раздражением толкнул дверь в свою комнату и резко остановился, поводя носом. В помещении был кто-то чужой. Только что. Мгновение назад.
Он осторожно шагнул через порог и тут увидел это. Оконная створка была приоткрыта, а на подоконнике мерцал, как угли, покрытые пеплом, свиток в золотой оплетке.
Малая столовая поместья фон Роков только называлась малой, однако великолепия в ней было – как в большой. Стены из мрамора цвета топленых сливок, ослепительно белые пол, предметы интерьера и занавеси из пены тончайших кружев. В простенках – портреты работ великих живописцев всех пяти миров Унии, включая знаменитые «Подсолнухи» Ван Гога. Не копии – подлинники. Герцог Карл Вильгельм Густав фон Рок и его дражайшая супруга Франсуаза Атенаис Клэр завтракали, сидя друг напротив друга за столом длиной в нейтральную пограничную зону.
– Где Анджей? – не повышая голоса, спросил глава семейства – акустика помещения вполне позволяла это сделать.
Супруга взглянула на изящные часики, украшавшие ее запястье.
– Заканчивает тренировку, скоро будет.
Бесшумно вошедший дворецкий остановился за правым плечом герцога, почтительно держа заваленный письмами поднос. Не прекращая завтрака, фон Рок принялся проглядывать почту. Герцогиня поднялась и подошла к окну, выходящему во внутренний двор. Солнце делило его надвое – ярко залитая светом половина была пуста, а вот на той, на которую падала тень трехсотлетних дубов, крутились волчками две фигуры и взблескивали молниями клинки.
Франсуаза улыбнулась. Мальчишки остаются мальчишками даже когда становятся воинами.
Фигуры внизу застыли. Анджей Карл Вильгельм и его учитель, мастер Бентони, отсалютовали друг другу мечами и разошлись.
Герцогиня вновь взглянула на часы, вернулась за стол и позвонила в серебряный колокольчик. Сын всегда точен – явится ровно через десять минут и спросит, почему температура омлета на долю градуса ниже положенной!
Неожиданно Карл издал звук, совершенно ему неподобающий, ни как герцогу, ни как мужу, ни как человеку, которого Франсуаза знала как облупленного вот уже тридцать лет.
Он произнес: «Ой!»
– Дорогой? – уточнила герцогиня, поспешно поднимаясь и подходя к нему.
И изменилась в лице, увидев лежащий у него в ладонях свиток в золотой оплетке, скрепленной… печатью императора.
Вошла горничная. Добавила третий прибор, тарелку с омлетом, накрытую крышкой и вышла, косясь на странные выражения лиц хозяев.
Фон Рок отпустил дворецкого, приказав оставить почту. Поднос не звякнул о полированную поверхность стола. Бумажные прямоугольники и свитки не дрогнули. Лишь равнодушно мерцало в руках Его Светлости послание императора.
– Франсуаза, – Карл поднял на нее взгляд, – возможно, я чего-то не знаю?
– Чего, дорогой? – в голосе герцогини не было ни одной фальшивой нотки.
– Наш сын… Разве в его поведении когда-нибудь были странности?
– Нет! – твердо ответила супруга. – Ну, если, – она лукаво улыбнулась, хотя взгляд был настороженным, – не считать тот случай, когда ему было четыре года, и он утверждал, что видит собаку, которой нет!
– Собаку? – изумился герцог.
– Ну, милый, в Тайшельской картинной галерее, в разделе межмировых шедевров, помнишь? Выставляли знаменитую картину Наймиса Роуза «Собака, гуляющая по берегу реки в солнечный день»?
– Ты даже название помнишь? – восхитился фон Рок.
Франсуаза пожала плечами:
– Во-первых, мой фонд оплачивал доставку картины с Фримма. На ней изображена река в лучах солнца, берега, покрытые травой и какими-то цветами. Никакой собаки, естественно, нет – в этом как раз и заключается ценность картины! Искусствоведы сломали головы, пытаясь ее там найти. Причем слухи о том, что кто-то эту собаку все-таки видел, периодически появляются в СМИ. А во-вторых – ту выставку посетил сам император!